Книжный магазин «Knima»

Альманах Снежный Ком
Новости культуры, новости сайта Редакторы сайта Список авторов на Снежном Литературный форум Правила, законы, условности Опубликовать произведение


Просмотров: 377 Комментариев: 2 Рекомендации : 0   
Оценка: 3.00

опубликовано: 2014-10-16
редактор: К. Санрин


Скелет | Арапо | Фантастика | Проза |
версия для печати


Скелет
Арапо

1
   
     На трясущихся руках приподнялся с холодной брусчатки. Яркий цвет безоблачного лимонно-желтого неба болезненно резал заспанные глаза. Они заслезились. Признавая поражение, не сопротивляясь, сдался и опустил веки. Мучения не прекратились — гудела голова, вот-вот намеривалась разорваться. Встряхнул ею, и жуткая боль обожгла.
     Вырвалась грязная ругань. Стиснув зубы, инстинктивно обхватил страждущую голову. Не могу утверждать наверняка, рефлекторное действие или по воле случая, однако не дающая покоя боль резко выдохлась, ослабла, а затем исчезла. Облегченно выдохнул и с минуту предавался блаженству покоя. Сознание постепенно восстанавливалось, поток крови равномерно растекался по телу. Ослабленный организм возобновлял необходимые силы.
     Когда уверился, что все в порядке, предпринял вторую попытку и с неохотой покинул безмерную темноту. К счастью, красочный небесный покров смилостивился и дружелюбно поприветствовал. Тем не менее, ослепительность небосвода была ненормальной — аномальной. О Солнце вообще не шло речи — оно отсутствовало! Откуда свет?
     Огляделся вокруг. Великолепные постройки своим видом ставили в тупик. Несомненно, это город, но какой? Прежде не доводилось видеть и слышать о городе, в котором все здания с черного камня. Несмотря на пресную окраску, однако, каждое сооружение поражало необыкновенностью и красотой, каждый домик, самый маленький или наиболее высокий — четырехэтажный, являлся шедевром местных мастеров. Фасады строений не имели аналогов и завораживали. Крыши не повторялись и предстали в разных формах: куполообразные, сферические, шпилевидные, плоские. Не редко на них восседали каменные горгульи, птицы, ужасные чудовища, всякая фантазия искусных строителей.
     Сполна насмотревшись на архитектуру, задался иным вопросом, более важным: что здесь делаю? Последнее воспоминание твердило: находился на работе, а если точнее, шел в раздевалку. Затем провал. Остальное вы знаете. Может, меня ограбили? А для подстраховки огрели по голове? Но почему оставили в живых и отвезли сюда? Вопросы, вопросы, вопросы… В голове внезапно кольнуло и я перестал терзаться. Все равно, видимо, ответы не всплывут на поверхность.
     Я поднялся в полный рост и двинулся вдоль колеи, что тянулась посреди дороги. Дома, приплюснутые друг к другу, как сплошная стена, нависали над узкой улочкой. Свернуть в сторону — никак, следовало дождаться развилки. Горько сплюнул — чертов лабиринт! Однообразные квадратные окна, покрытые толстым слоем пыли, сдавалось, смотрят и надсмехаются.
     С опозданием сообразил и ужаснулся — город безлюдный! Ни души, ни звука. Тревожная тишина как орда мух облепила тело — по коже побежали мурашки. Крохотные капли пота возникли на лбу. Сделав еще с десяток шагов, остановился и оглянулся, предусмотрительно прикрыв ладонью глаза.
     Слух не обманул. Действительно из-за поворота, за левым зданием, с бутылкой и кружкой на вывеске, доносился громкий шум, который по мере приближения все усиливался.
     Спустя недолгое время из-за укрытия явилось оно. По брусчатке неторопливо шагало каменное двуногое существо громадного роста. Двумя лопатоподобными руками создание держало массивный канат, другой конец коего прикреплялся к контейнеру на колесах, напоминавшего типичный вагон трамвая, с раздвижными дверями и большими окнами. Небольшие колесики плавно скользило по начищенным до блеска рельсам. Пестрая окраска вагона как бы противостояла черным сооружениям города — яркие краски подобные цвету неба заставляли зажмуриться.
     Под непосильной ношей великан сгорбился, но продолжал упрямо идти, устало переставляя ноги.
     Когда необыкновенный транспорт поравнялся со мной, голем, как его стал именовать, остановился и выпрямился. Вагон по инерции катился по рельсам, пока не уперся в спину чудища.
     Я стоял неподвижно, как и нежданный гость; ноги, чего таить, подкашивались от ужаса. Что несказанно удивляет, все-таки не дал деру. Наверное, вы подумаете, очень храбрый, отважный парень, но если быть честным в тот момент ужас сковал тело. Ноги и руки перестали повиноваться.
     Молчание затянулось, «водитель» транспорта, ростом вдвое выше моего, продолжал тупо глядеть вперед черными, как уголь, глазами.
     Я решился:
     — Кто вы?
     Никакого ответа и реакции не последовало, и я снова подал голос:
     — Может, подскажите, в каком городе нахожусь?
     Привычное игнорирование. Внезапно зародилась мысль: а если все приснилось и я невидим? Бред конечно, но разъясните, как такое существо может существовать наяву?
     Нет резона скрывать, уверенность прибавилась, и я без колебаний сделал очередную попытку:
     — Вы слышите? Какая жалость, вы глухонемой…
     Фраза оборвалась. Бросило в жар, ноги, хронические предатели, задрожали.
     Голем повернул немалую голову и устремил тяжелый взгляд на меня. Низким скрежащим голосом он выдавил:
     — Садитесь.
     Я видел, как трудно далось словцо громадине. Теперь понятно, почему «водитель», мягко говоря, неразговорчив.
     Итак, пришел за мной? Его кто-то прислал сюда, чтобы меня отвезли в некое место? Готов поспорить, там меня ожидает распрекраснейшая трапеза! В животе заурчало. Я ведь, в самом деле, голоден. А здесь такая возможность оказаться за столом…
     Больше не раздумывая и не задавая лишних вопросов — ведь скорей всего не дождусь ответов, и зачем мучить немногословного собеседника — я приблизился к вагону трамвая, поднялся на ступеньку и вошел внутрь.
     Ожидания оправдались или возможно следует сказать наоборот — не оправдались. Судите сами: вдоль стен следовали друг за другом неподвижные сидячие места, присутствовали стоячие и висячие поручни; единая разница состояла в том, что не наблюдалось компостеров для билетов. Фактически все то, что и в типичном трамвае, однако я ожидал увидеть что-то невероятное — сверхъестественное. Что-то такое, что бы поразило наповал, перевернуло воображение.
     Разочарование длилось недолго и быстро забылось. Я уселся на сиденье посредине вагона возле окна и приготовился продолжить прерванную экскурсию. Голем не терял понапрасну времени — вагон поддался вперед и двинулся дальше.
     Постройки сменялись, но характерная черная окраска продолжала преобладать в цветовой гамме, да и стиль домов напоминал времена средневековья Старого Света. Продолжало удивлять отсутствие людей или, с чем черт не шутит, существ, как вариант подобных моему водителю. Но нет, никого не удалось повстречать. Город будто покинули жители. Но почему? Один и тот же вопрос крутился как надоедливая мошка — это сон или явь? Разве в сновиденье бывает так реалистично?
     Я вздрогнул. Вначале вагона на первом ряду спиной ко мне кто-то сидел, окутанный с шеи до лодыжек в темный льняной плащ, а на голове — цилиндрическая черная шляпа. Готов дать руку на отсечение, вагон пустовал, перед тем как вошел! Как он там оказался? Как ухитрился неприметно войти?
     Лезли разные гадкие мысли, и чтобы прекратить поток неприятных размышлений попытался думать позитивно: а вдруг незнакомец и есть тот, к кому везет голем? Отлично! Получается, скоро сяду за стол и наемся до отвала! Дела идут лучше некуда! Хотя постойте, а кто сказал, что непременно попаду за стол? Всего-навсего это предположение, сделанное на догадках, а не фактах. Я этого хотел, посему и держался так крепко настоящего варианта, что вправду поверил. Проклятье! А если он маньяк-убийца? Да к тому еще серийный…
     Бешеный ход мыслей прервал пассажир. Он поднялся и стал приближаться равномерно-самоуверенной походкой. Мне хоть десятую часть его уверенности! Правая рука в белой перчатке держала трость, на которую опирался незнакомец. От палки, когда касалась пола, исходило зловещее постукивание. Оставалось неясным, для чего трость, ведь он легко мог обойтись без нее, ибо я не приметил физических недостатков при движении. По всей вероятности трость — декор.
     Лицо скрывала маска с длинным клювообразным носом, из-за чего незнакомец изрядно походил на птицу. Не буду кривить, пассажир выглядел весьма зловеще. По телу побежали мурашки.
     Сердце неистово колотилось, но я пытался не показать слабости и продолжал неподвижно сидеть. Теплилась наивная надежда, что птица-человек пройдет мимо и покинет вагон. Не вовремя, однако, вспомнилась цитата Ницше: «Надежда — это скверное зло, она увеличивает мучения человека». И душевное состояние опять опустилось на уровень плинтуса.
     С минуту-две незнакомец в длинном плаще рассматривал меня, а затем из-под маски послышался не то вопрос, не то утверждение:
     — Снова явился. И мы тебя опять ждем.
     Не понимая о чем птицеголовый бормочет, я встал и осведомился:
     — Мы знакомы?
     Мрачный тип так же спокойно монотонно продолжал:
     — Тебя постигнет та же участь, что и твоего предшественника. Сколько мучений ему пришлось претерпеть, пока не умер. Сколько ведь тогда я получил удовольствия, — и, смакуя, прибавил. — Незабываемо.
     Да что за псих!? О чем он?
     Я сжал пальцы, приготавливаясь к обороне. Точно маньяк, интуиция не подвела. Малоприятная встреча.
     Внезапно руки свели за спину и насильно поставили на колени. Оказывается и сзади кто-то есть? Я пытался вырваться, но не удавалось. Соперник за моей спиной обладал немыслимой силой. Шансы добиться успеха в предстоящем поединке приближались к нулю.
     Из-под маски прозвучало:
     — Мы тебя избавим от страданий видеть, как твое тело будет изуродоваться, — существо с тростью решительно потребовало. — Избавьте его от глаз! 
     Противник, находившийся за спиной, положил свою ладонь на мою голову и грубо опустил ее на спину так, что я смог с ним встретиться глазами. Он внешностью точь-в-точь походил на того кто говорил. Впрямь клон первого. Разница состояла в том, что его кисть пребывала не в перчатке. Она мало чем напоминала человеческую — пальцев всего лишь четыре, но они вдвое длинней. Ногти, поломанные и грязные с пятнами крови.
     В глазные яблока с убийственной точностью впились пальцы-иголки.
     Я заорал от чудовищной боли. С ужасом ощутил, как из глазных проемов по щекам потекла жидкость. Сквозь острую боль и крик слышался кровожадный голос птицеголового:
     — Благодари нас за снисхождение…
   
     — Андрей, проснись!
     Трясли за плечо. Невыносимая боль мгновенно улетучилась. Все тело мокрое от пота. Спаситель продолжал приводить в сознание:
     — Вставай!
     Страшась открывать глаза, поскольку существовали сомнения на месте ли они, я все-таки переборол страх и поднял свинцовые веки. Надо мной склонилась большеглазая девушка. Миловидное личико излучало озабоченность. Затем приподнялся на локтях и осмотрелся. Ясность вместе с логикой начала возвращаться после пережитого шока. Я лежал на полу возле стульев, которые присоединялись один к одному в ряд — самодельная кровать; в маленькой комнатушке вдоль стен стояли серые шкафчики, обеденный стол, в дальнем правом углу возле умывальника находилась еще одна комната, которая, как вспомнил, являлась душевой. В противоположной стороне рядом с холодильником стояли швабры и ведра. Вне сомнений — рабочая раздевалка, где я всегда ночью дремал или спал, как удастся. С пониманием сразу пришел стыд.
     В девушке узнал начальника смены, что естественно не обрадовало. Хрипло спросил:
     — Что за паника? Мы взлетели на воздух?
     Сарказм собеседница не уловила и испуганно спросила:
     — Что с тобой?
     — Что со мной? — нервно передразнил и облизал сухие губы. — Откуда знаю? Я ведь спал!
     Я поднялся на ноги и уселся на ближайший стул, какой до недавнего времени являлся частью койки. Нужно отметить, сон, к несчастью, не добавил жизненной энергии, напротив, выжал все соки.
     Марина не обратила внимания на злость и сказала:
     — Полтора часа прошло после того как ты пошел спать. И не возвращаешься. Ну, я думаю, ладно, еще полчаса поспи. Ну а тебя нет и нет. Я уже хотела нашего охранника Пашу послать тебя разбудить, но тут звонит водитель бензовоза и говорит, что приедет через десять минут. Вот я и решила сама прийти, потому что мне все равно нужно переодеться.
     Приподнялся, порылся в верхнем настенном ящике, достал наполовину наполненную бутылку с минеральной водой, открыл и большими глотками стал ее осушать. Благодатная жидкость приятно растекалась по организму.
     Марина продолжала:
     — Так вот, открываю дверь, включаю свет и представь что вижу?
     — Здесь поподробней, — пустую бутылку небрежно бросил в мусорную корзину и опять присел на неудобный стул.
     — Ты лежишь на полу и орешь что-то несуразное, к тому же головой бьешься о пол, машешь руками и ногами. Я моментально бросилась к тебе и питалась разбудить, но ты не просыпался. Я трясла тебя, била по лицу.
     Била по лицу? Вот почему оно сейчас так болит. Этот маловажный пунктик взял на заметку и поставил на самое первое место на виртуальной полке.
     — Уже намеривалась звать на помощь, но вдруг, ты резко успокоился, признаюсь, подумала, что ты отбросил концы, и открыл глаза.
     Она замолчала, но так же пристально, как и вовремя спича, смотрела на меня.
     Черт бы их всех побрал! Почему со мной? Почему на работе, а не дома? Почему именно сейчас? Почему? И, если отказаться от слова почему, что случилось? Проклятая работа! Наверняка все и за нее! Пашешь как вол с утра до вечера за считанные копейки! Корячишься как папа Карло непонятно за что! И ради такой замечательной работенки следовало заканчивать вышку? Внутреннее напряжение возрастало с каждым новым вопросом, дыхание участилось.
     Сознаюсь, стыд не отпускал. Пытался утаить это от Марины, однако сомневаюсь, что девушка не заметила моих стараний скрыть слабость. Она непременно всем расскажет о случившемся! Все узнают. И как здесь работать дальше?
     Начальница наконец-то перестала всматриваться в кислую физиономию и подошла к шкафчику:
     — Ладно. Я буду переодеваться, а ты живее иди за кассу, там кроме охранника никого нет, — после моего кивка она добавила. — Я приму бензовоз, а затем снова тебя сменю, и ты спокойно здесь в раздевалке дождешься утренней пересменки. Договорились?
     Еще спрашивает — договорились ли? Конечно! Кто от такого откажется? Даже не полагал до сегодняшнего дня, как может быть добра Марина. Не показывая явного одобрения, флегматично ответил:
     — Хорошо.
     — Если хорошо так не стой, а иди, — приказала Марина и после того как уже было собирался выйти на улицу прибавила. — И еще одно, Андрей.
     — Да?
     — Поверь, никто ничего не узнает.
     Я замер и после короткого молчания благодарно произнес:
     — Спасибо.
     Марина ничего больше не говорила и начала переодеваться. Я за собой закрыл дверь и вышел на улицу. Подул приятный прохладный ветерок. С кармана штанов достал мобильный телефон и посмотрел на время. Два с половиной часа ночи. Прикинул, бензовоз будет принят через час-полтора и до пересменки останется не меньше трех часов отдыха и довольно присвистнул.
     Интересно, можно ли ей верить? Хотя, так или иначе, в раздевалке нет камер наблюдений, и никто не сможет увидеть подтверждение позора. А если и расскажет, это будут слова без доказательств.
     Тем не менее заверения начальницы приободрили.
     Размышления прервались. Возле топливораздаточных колонок стояло немалое количество машин в очереди. Прибавил шаг и вошел внутрь магазина. Возле кассового аппарата дожидались клиенты и недовольно возмущались.
     — Всем доброй ночи, — заговорил я. — Примите наши искренние извинения за непредвиденную задержку. У нас, к сожалению, возникли определенные технические проблемы, которые благополучно уже решены.
     В ответ прозвучало недовольное хмыканье, кое-кто что-то нечленораздельно пробубнил под нос, а другие, меньшая часть, с пониманием отнеслись к случившемуся.
     Рабочий день, точнее сутки, после двухчасового отдыха продолжались.
   
    ***
   
     Ключ вставил в замочную скважину, повернул его и открыл входную дверь в однокомнатную квартиру. Ожидания оправдались, она пустовала — сегодня воскресенье, и брат по всей вероятности у кого-то переночевал. Первым делом я разделся, потом вошел в душ. Усталость, постоянно клонившая в сон, после прохладной воды не исчезла. Веки, как и прежде, закрывались.
     Удивительно, почему хочу спать? Раньше, безусловно, когда только начинал работать сутками, случалось то же самое с непривычки. Со временем организм приспособился к такому графику. Да и те два, а иногда и более часа сна на работе позитивно влияли на организм, потому, что после конца рабочего дня иногда удавалось и вовсе не спать до вечера. Однако сегодня организм требовал немедленного отдыха. Может, захворал? Или все из-за треклятого сна? И что за видение? Люди-птицы и голем откуда взялись? В здоровую голову такое может прийти? Нет, конечно. Вправду, наверное, приболел.
     После душевой не последовал на кухню, чтобы стряпать завтрак, а сразу упал как подкошенный на мягкую постель. Через окно в комнату падали яркие лучи солнца — утро приветствовало светлой улыбкой всех проснувшихся. Но не меня. Я перестал отчаянно бороться и уступил. Свинцовые веки упали.
   
    2
   
     Время отдыха закончилось. Давно после сна не ощущал так хорошо. Тело наполнилось жизненной энергией, и я приоткрыл глаза. Повсюду не просветная тьма. Разве наступила ночь? Не факт. Почему ничего не вижу? Где телевизор, компьютер и все остальное? Простите, а где окно?
     К горлу приступил неприятный комок. Неужели еще сплю? Снова больная голова начинает чудить? Как проснусь, приду в себя, обязательно перво-наперво позвоню в местную больницу и запишусь к психиатру. Нужно срочно предпринимать меры, это не шутки, иначе не дай Бог из-за бездействия ситуация крайне усложнится и потом ничего не можно будет исправить.
     Попытался приподняться, но уперся о некую преграду и опустился. Только не это! Не верю! Руки судорожно осматривали пространство. Опасения подтверждались — паника, незваный гость, набросилась, выскочив из-за укрытия. Безумно колотил кулаками о верхнюю преграду, но она не поддавалась. Вечный терзатель души, госпожа клаустрофобия, появилась безотлагательно и принялась забавляться нервишками.
     Сквозь пелену безнадежности, которая поглотила целиком, трясущиеся руки в правом углу у головы ощутили выступ на гладкой поверхности. Капля здравомыслия в океане безумия позволила сконцентрироваться на ней и после нехитрого действия — требовалось опустить засов — послышался долгожданный щелчок. Верхняя крышка под напором поддалась вверх, и я оказался на свободе.
     На смену одного ужаса пришел другой — более зловещий. Когда рассудок восстанавливался, оставляя позади искру сумасшествия, когда взор избавился от беспросветного тумана, реальность исказилась.
     Не знаю, как этого не заметил раньше в саркофаге, по-видимому, ужас клаустрофобии запретил логически мыслить, что тело имело непривычную форму. Хоть в помещении присутствовал тусклый свет, слабо освещающий пространство, разглядеть двенадцать пар ребер на груди не составило особого труда.
     Что происходит?
     Поднялся на костяных ногах, которые при выпрямлении жутко хрустели, и оглядел себя с ног до головы. Мясо и шкура безвозвратно покинули тело, оставив голую оболочку из костей. Я — скелет. Паника выглянула из укрытия, решая, атаковать немедленно или подождать?
     Попытался спокойно все обдумать и принять наиболее логическую гипотезу. Подходящий вариант — все приснилось. Как иначе? Менее правдоподобно, что умер и воскрес, ведь вчера или сегодня улягся спать у себя дома. Или это произошло много веков назад? Умер во сне, по всем правилам положили в гроб и предали земли, и через несколько лет я опять ожил? Последнее предположение имело много протянутых гипотез за уши, посему придерживался первого предположения. И нет ничего сверхъестественного, что все так выглядит реально — мозг сбоил. Да уж, визит к психиатру неизбежен.
     Пальцами попытался ущипнуть себя. С опозданием сообразил, что кроме костей ничего нет — за что щипать? Ударил по костям, надеясь, что хоть от боли выйду из сновиденья. С минуту длилось самоизбиение, но ничего не изменилось, я, как прежде стоял в саркофаге в слабоосвещенном огромном зале. Паника раскрыла пасть в ехидной ухмылке.
     Выбрался из гроба, ступил на пыльный пол и глянул на огромную стену, расписанную не то египетскими, не то китайскими иероглифами. На противоположной стороне из-за неяркого освещения плохо узнавались очертания двери. Вдоль зала тянулись массивные резные колонны, в центре коих расположился длинный прямоугольный стол без яств, но с полным набором посуды. Зал пустовал.
     Аккуратно, незнакомые ноги плохо слушались, спустился по ступеням вниз, саркофаг, где тело находилось, остался сзади на небольшом подиуме; и подошел к зеркалу у ближайшего столба. Зеркало у виртуозной серебристой раме без стеснения нагло показало всю прелесть. Из него выглядывал человеческий скелет. С глазных впадин исходило неприметное темно-коричневое сияние. Нос заменяло грушевидное отверстие, из костей верхней и нижней челюсти произрастали неровные зубы. Грудная клетка — в форме усеченного сжатого конуса, являющаяся костной основой груди и вместилищем для внутренних органов, которые не наблюдались, состояли — я пересчитал! — из двенадцати грудных позвонков, двенадцати пар ребер и грудины. Кости нижних и верхних конечностей соответствовали рисункам из учебных книг по анатомии.
     Чтобы переварить все увиденное или если сказать по-другому, не свалится от шока, уселся за кресло с высокой спинкой, стоящее во главе громадного стола. Заметил, откуда исходило тусклое освещение — над столом висела прикрепленная к потолку громадная люстра круглой формы, украшенная художественной резьбой.
     Облокотившись на правый локоть, поднес левую кисть и, неторопливо сжимая и разжимая пальцы, изучал ее: пальчики, как положено, состояли с трех фаланг, исключение составлял первый, имеющий две. Всегда знал, что они у меня не короткие, но сейчас тонкие кости пальцев казались неимоверно длинными, к чему привыкнуть было сложно.
     Указательный палец засунул в грушевидное отверстие, там, где должен находиться нос, и покрутил им. Внутри пустота. Затем очередь последовала за глазными впадинами. Темно-коричневое сияние, своеобразные глаза, возникало из ниоткуда, ведь палец-исследователь наткнулся на заднюю стенку черепа, не задев никакого препятствия.
     Приподнял нижние конечности и положил их на столешницу. Пальцы ног, как и кисти рук, быстро сжимались и соответственно разжимались. Незаурядное тело экстравагантной формы полностью подчинялось. Задумываться, как с таким телом удается не просто оставаться в сознании, но и им управлять, не стал. Все равно сплю. Во сне все возможно. Поэтому отпало желание разбираться в следующем немаловажном вопросе: как могу говорить вслух без необходимых связок?
     Закончив самоизучение, блуждающий взгляд обратился к столу. Множество тарелок, блюд, кружек и ложек с вилками, как удалось посчитать на пятьдесят персон, предстали в боевой готовности, готовые прямо сейчас принять гостей. Все бы замечательно, если не два но: толстый слой пыли и, непростительная ошибка, отсутствие кушанья. Сознаюсь, не очень этому огорчился, поскольку есть не хотелось. Подсознание тихо иронически подсказывало, шептало, что ой как не скоро вернется аппетит, если вообще вернется.
     Ничего не менялось, да и сон не пропадал, подошел к железной двери и попытался ее открыть, но потерпел неудачу. Засовы не обнаружились, а дырочка для ключа, неприметная, все же нашлась. Дальнейшие полчаса ушли на осмотры помещения. Поиск принес плоды: нашелся ключ, плоский с дырочками, он лежал на столе у кресла, на котором недавно я восседал — как он тогда ускользнул от взора? — и в придачу отыскался двуручный меч покоившейся у изголовья саркофага.
     Сразу бросалась во внимание волнистая форма клинка. Хоть мой рост достигал метра восьмидесяти, меч от основания навершия, до острия клинка фактически равнялся мне. Из-за немалой длины вес меча перевалил за четыре килограмма! К тому же, что также изумляло необычностью, меч имел специфическую двойную гарду, в которой малая гарда отделяла незаточенную часть клинка от заточенной. Незаточенная являлась самой толстой и прочной частью волнистого клинка, при этом часть его между гардами обматывалась кожей.
     Двуручное оружие восхищало красотой, но еще больше поражало, что я знал как управляться этой штуковиной! Сначала сделал несколько рубящих взмахов, затем проделал пару колющих приемов. В конце взялся второй рукой за незаточенную часть клинка, что, как догадывался, усиливало удар за счет увеличения рычага, в связи с чем собственно и существовала малая гарда, и сделал взмах. Приемы искусно оточенные, словно всю сознательную жизнь то и делал, что каждый день с утра до вечера тренировался с «игрушкой». И тяжесть оружия не ощущалась.
     Стоп! Ничего удивительного, в сновиденье и не такое умею. В детстве даже умел летать… Да, все это понятно, только сон почему-то неприлично надолго затянулся.
     Вдоль и поперек обследовав помещение и не найдя больше ничего полезного, направился к двери и с помощью ключа открыл ее. Она, скрипя, но, как положено, открылась. Не мешкая, взявшись обеими руками за двуручное оружие и выставив острие клинка вперед, пошел по узкому коридору. На неровных стенах висели паутины, везде лежал толстый слой пыли. Шаги давались сложно, с трудом, но с каждым последующим движением чувствовал, как роднюсь с чужеродным телом.
     Дорога постепенно поднималась, шла под склон. Сперва сомневался, а после того как прошел немалое количество времени и не встретил ни души, убедился, здесь кроме меня никого нет. Впереди показалась яркая точка, к которой радостно поспешил. Мрачный коридор закончился, и я выбрался с пещеры.
     Розово-алое небо плыло над пустынной землей. Сухая плоская земля, с трещин каковой исходил горячий пар, тянулась за горизонт. Ни дерева, ни куста, да и ручья воды поблизости не прослеживалось, лишь беловатый густой туман, возникавший с пара, стелился по земле, уменьшая видимость.
     Напоследок посмотрел на вход пещеры, на личную усыпальницу, положил длинный меч на плечо и пошел прямо. Никакой тропы, указывающей направление, не нашлось. Только безжизненная земля, туман, сказочное небо и я. Других указателей не существовало.
     Идти прямо. Но куда? Есть ли там жизнь? И как знать, прямо ли иду, или быть может, кручусь на одном месте?
     Ничего страшного, успокойся — это сон.
     Я ведь проснусь?
   
     
     Время, проведенное на пустынной земле, не поддавалось расчету. Неясно, сколько времени длилось скитание. Возможно день, два, неделю или с чем черт не шутит всего пару часов. Такие нужды как сон и еда остались с предыдущим телом. Слово «усталость» навеки исчезло с лексикона.
     Пресный пейзаж почти не видоизменился, только туман поредел. Розово-алое небо оставалось прежним: ему неведомо такое понятие как ночь. Яркая звезда, наподобие нашего солнца, по всей видимости, не появится. Взгляду кроме несуразных трещин на поверхности земли не за что зацепиться. Первый восторг от необычной ранее местности поутих. Из-за постоянного однообразия все раздражало, особенно действовала на нервы гладкая, как ровная доска, алая поверхность.
     Нечего скрывать, спустя недолгое время убедился, что заблудился и потому попытался вернуться к гроту, но не находил обратной дороги. Туман сильно усложнил поиски.
     Проклятье! Зачем ушел от пещеры в левую сторону, а не пошел прямо или на право? Бесспорно это не гарантировало, что тогда бы нашелся хоть какой-то признак жизни, но рассудок, терзая душу, спрашивал — а вдруг?
     Пессимизм главенствовал и в черепушке рождался невеселый вопрос — не затерялся ли? Вечно, что ли придется странствовать по безжизненной адской земле?
     Земля вдруг задрожала. Выставил клинок перед собой, занял боевую стойку и приготовился к обороне. Если судить по гулу, приближалось нечто громадное, будто на встречу ехал танк. Я затаил дыхание и приготовился ждать.
     Из сероватого тумана грациозно вышел громадный металлический конь. Соплеменников, водящихся на родной Земле, он вдвое превосходил ростом. С ноздрей коня и с его боков — с прикрепленных труб, исходил дым. Паровой конь-машина. Всадник, которой одной рукой держал за рычаг скакуна, прикрепленный перед седлом, а другой пику, не меньше удивил внешностью. Знакомым осталась структура тела: голова, две руки, две ноги, туловище. Отличие существенней — создание состояло из огня, выделяемое телом, словно человек горел в огне, но при этом не испытывал боли.
     Вот это внешность! Откуда оно взялось, черт побери? 
     — Имя! — простонал двуногий факел.
     Зачем напрасно злить доброго джентльмена? Честно ответил:
     — Андрей, — и в свою очередь поинтересовался. — А кто вы?
     Вместо ответа верховой направил острие пики на меня и ели разборчиво издал:
     — Умри.
     Паровой конь, обволоченный дымом, мотнул крупной головой и рванулся с места, подняв облако пыли.
     Когда казалось, что гигантский скакун сомнет противника под собой, я сделал отчаянный прыжок в сторону. Доли сантиметров отделили меня от надвигающегося металлического монстра. Конь раздраженно заржал, но немедля развернулся, чтобы сделать вторую попытку.
     С колен я приподнялся на ноги, и осмотрелся в поисках оружия. Оно лежало недалеко от места, где конь пытался меня затоптать. Новое тело, к чему следовало быстрее привыкнуть, было медленней прежнего. Я кинулся к двуручному мечу и поднял его. Правая кисть сжимала рукоять меча над эфесом, а левая ухватилась за незаточенную часть клинка, разделяемую двумя гардами. Волнообразный клинок угрожающе посматривал на соперника.
     Паровая машина повторно атаковала, всадник, как и в первый раз не сменил меланхоличную гримасу.
     Как его остановить!? Конь состоял из металла, выходит, удар лезвия по ногам не причинит вреда. А наездник с длинной пикой в руках слишком высоко находится над землей — не достать. За считанные секунды, каковы разделяли двух бойцов, пришла идея.
     Огненное существо, напоминающее горящего человека, переменило тактику, решив поразить наконечником пики, а не затоптать. Данное решение нападающего делало мой план реальным. Когда конец острой пики должен был снести череп с плеч, я присел и, отскочив в сторону, рубанул мечом. Древко пики, окованное легким слоем металла, треснуло и распалось надвое. Существо как в чем небывало, спокойно отбросило часть бесполезного оружия и с ножен выхватило меч с черным лезвием.
     — Сволочь! — вырвалось. Я уже поверил, что его обезоружил.
     Вновь развернув «машину», неустанно испускающую серый дым, всадник с сухой гримасой и безжизненным взором нацелился на непослушную добычу.
     — Неудачник! — неистово я загорланил. — Слабак! Без коня ты — никто! Слабо один на один?! — и с пренебрежением сплюнул наземь. Точней попытался сплюнуть. Кости без необходимых органов не могли сотворить плевок — мое любимое занятие в прошлой жизни! Как теперь жить? Если разобраться, жив ли я? Что это не сон — уже не сомневался. Загробный мир? Рай? Да нет, ад! Пекло. Вот вам их обитатель — огненный человечек!
     Горько вздохнул. Неужели мое поведение в земной жизни являлось столь скверным? Конечно не вел жизнь праведника, однако кому так сильно насолил, что меня прямиком зашвырнули сюда? Внезапное понимание участи понижало планку самомнения.
     Прекратив неприятные размышления мой взгляд, не веря, увидел, что черт — как иначе именовать обитателя ада? — спешился и с опущенным клинком приближался. Меланхоличная гримаса с грустными глазами цепко на меня посматривала.
     Ладно, если здесь оказался, значит, все должны понять как мне это местечко противно! И первым кто это сообразит на своей шкуре, будет огненный монстр.
     В череп, творящий последним часом непрестанные новые открытия, пришло немалое осознание: коим образом лезвие меча может причинить боль? По безжизненной земле разнесся громкий зловещий смех. Соперник остановился и удивленно — он имеет все-таки эмоции! — уставился.
     Я бессмертен! БЕССМЕРТЕН! Разве действительно так глуп, как считали в университете преподаватели и соученики, что сразу не догадался? Напрасно обижался…
     Противник подавил замешательство и рубанул мечом, пока я не пришел в себя. Неистовый смех вмиг прервался — мощный удар повалил на землю. Осмотрел себя и тихо вскрикнул — одного ребра с левой стороны не хватало. Гипотеза подтвердилась полностью — я бессмертен. Будь в прежней человеческой оболочке, наверняка лежал бы сейчас мертвым с окровавленным телом. Как и в любой другой ситуации без радости нет огорчения. Первое со вторым находиться в равновесии. Душа и сознание вечны, а тело нет. А если бы приспешник дьявола решил снести с плеч череп? Я бы несомненно жил и соображал, но на что бы превратилась дальнейшая жизнь? Если здесь играют в футбол, лучшего применения, чем использовать в роли мяча не придумать. На что еще буду годен?
     Огненный боец недолго недоумевал, почему я не умер и сделал еще один выпад. Клинок, что вызвал нервный внутренний крик, целился в район шеи. Недавний ужас чуть не превратился в реальность. Опять упал на спину, — в который раз за сегодня? — клинок бесцельно прорезал воздух над головой.
     Подобрав меч, на четвереньках отползал и отворачивался от преследующих ударов. Соперник пытался разделить меня на части, к счастью, бесплодно. Подчас одного из взмахов удалось пнуть ступней по ноге атаковавшего. Благодарил господина случай, что я состоял из костей без мяса, поскольку даже не хотелось думать, какую боль причинил бы огонь. Удар вывел неудачливого убийцу с равновесия. Воспользовавшись заминкой противника, я встал и с разворота нанес удар. Непостижимо коим образом чудище успело отбить смертельную атаку. Затем последовала серия сокрушительных рубящих приемов, но они все успешно отбивались огненным бойцом.
     Удивлялся самому себе — мастерству владения мечом. Откуда такие способности в данный момент не интересовали, прежде всего, хотел победить в схватке, о чрезвычайных умениях помыслим позже.
     Конь недовольно заржал и с труб извергнул клубы черного дыма, скорей всего, беспокоясь о наезднике. Уверен, сейчас в металлической голове блуждал вопрос: почему хозяин оставил его, не позволив ему затоптать противника? Самоуверенность победила здравый смысл?
     Обитатель ада отступал. Блоки мечом проводил превосходно, контратаки следовали внезапно, но ощущалось, он уступал мне в боевом искусстве. После отражения очередного удара я моментально приметил, как он оставил маленькую зону незащищенной, и после обманчивого движение, на какое соперник отвлекся, ступней ударил в колено. Когда он, согнувшись, попятился назад, длинное волнообразное лезвие вошло в его грудь.
     Сражение окончилось. Скакун, почувствовав смерть хозяина, громко заржал и забил передними копытами.
     Огненное существо упало на колени и, уставившись черными бусинками — глазами — на победителя, проговорило:
     — Эрберон… Вернулся… — и испустив дух повалилось. Пальцы побежденного разжались, и рукоять меча соскользнула на землю. Огонь ослабевал, а затем полностью исчез, и тело распалось, превратившись в груду пепла.
     Подобрав оружие, приблизился к скакуну. Металлический робот гневно без ржания дырявил меня не живым твердым взглядом. У коня такие длинные ноги, что я мог, не пригибаясь, пройти под ним, что и сделал ради любопытства. Когда положил ладонь на бок парового коня, он недовольно поднял большую голову, однако не отпрянул. Это несказанно радовало, появлялась возможность верхом выбраться с пустынной земли.
     Оставалось не совсем ясно как на скакуна взобраться. Взгляд зацепился за неприметную ступеньку. С помощью ее вскарабкался наверх и очутился на спине неживого существа. Оказалось, для удобства наездника на спине сконструировали что-то близко похожее на сиденье. Облегчалось предстоящее путешествие, поскольку раньше никогда не приходилось ездить верхом.
     Вместо узд возле шеи робота-коня торчали два одинаковых рычага. Ступни ног помещались на плоских пластинах. После недолгого изучения управления, с помощью метода проб и ошибок, в просторечии метода тыка, смекнул, как управлять паровым роботом. Задерживаться больше не имело смысла, и направил коня в ту сторону, откуда он появился.
     Не оглядывался на останки мертвеца. Знал, что пепел успел разлететься по безлюдной земле.
     Смотрел вперед, пытался думать о будущем. Но передо мной все время появлялось лицо огненного чудища. Его последние слова. Улыбка подчас сказанных слов. Да, он узнал меня, когда оружие прорезало плоть.
     Будь у меня глаза, они бы намокли от слез.
     Он знал меня и любил.
     Я убил друга.
   
    3
   
     Конь мчал без устали. Я не стал ему обузой. Только вперед. Пытался заснуть или хотя бы задремать, но как себя не заставлял, не удавалось отключиться. Металлический робот с начала существования не знавал радости сна, потому легче обходился без этой функции. А я страдал, раньше обладал даром спать, но теперь его безжалостно отобрали, оставив мучиться.
     Вечность однообразного путешествия по дымящей земле закончилась. Сквозь туман показались невысокие возвышенности — огромные валуны, хаотично разбросанные, но собранные в одном месте.
     Будь у меня сердце, оно бы неистово застучало. Верил, что одиночество наконец-то осталось позади, как страшный сон. Наверняка это поселок.
     Интуиция не подвела, первым свидетельством, что здесь обитает жизнь, явился металлической монстр, который как и конь вырабатывал черный дым. Крупное животное с бараньими рогами и шестью ногами не спеша тащило массивный валун. Сбоку, направляя его, шло в развалку горящее существо. Заслышав стук копыт коня, пастух обернулся и, заприметив незнакомую паровую машину, бросился прочь в сторону валунов. Тягловое чудище с закрученными по спирали рогами недовольно замычало как корова, обидевшись на хозяина, что бросил его на произвол.
     — Постой! — закричал я. Просьба осталась без внимания.
     Когда казалось, что догнал преследуемого, он внезапно исчез, будто провалился сквозь землю. Я спрыгнул с робота-коня и подбежал к месту, где в последний раз видел двуногого факела. Не показалось, внизу яма, уходящая вглубь земли.
     — Ау, выходите, — попросил и добавил. — Я приехал с миром. Мне нужно поговорить.
     Молчание. Для безопасности вооружившись мечом, медленно спускался в яму. Странное тело существ, излучающее пламя, ярко освещало подземное пространство. Жилой дом, коим являлась яма, предстала не больших размеров, всего одна комнатка. В дальней стене столпилось семейство в количестве четырех существ: отца и матери, и двух маленьких детей. Ребятишки, не то девочки, не то мальчики, прижались к родителям и боязливо маленькими горошинками глазели на незнакомца. Отец, тот, кто покрупней, вышел вперед, защищая семейство.
      Не сразу сообразив, я опустил двуручное оружие, показывая, что нет плохих намерений, и примирительно произнес:
     — Не бойтесь. Поверьте, задам пару вопросов и уйду.
     Может, показалось, но глава семьи малозаметно кивнул.
     — Где я?
     Суховатый голос вымолвил:
     — Бескрайняя Кхараха.
     Замечательно! Разговор пошел.
     — То есть нормальными словами ад?
     Собеседник промолчал. Я продолжил:
     — Что вы за народ?
     Ответ, как и в первый раз, не отличался многословием: 
     — Забытые.  
     — В смысле «забытые»?
     Огненный человек либо не хотел, либо не знал ответа и смолчал.
     — Я попал в ваш город, верно?
     — Да, Эрберон.
     От неожиданности подпрыгнул! Вновь слышу слово Эрберон. На их языке это значит скелет, название города или мое настоящее имя? Нетерпеливо поинтересовался:
     — Что такое Эрберон?
     — Ты.
     Опять короткий ответ! Начинает раздражать!
     — Меня так звать или это название моего народа?
     Неразговорчивое создание хранило молчание. Вскипел и хотел броситься на хозяина дома, но удержался. Здравый смысл перевесил безрассудство.
     — Почему не отвечаешь?
     Огненные уста не раскрылись. А если предположить, что он молчит, ибо не знает ответа? Эта гипотеза успокаивала, и решил ее придерживаться дальше.
     — Кроме вашего народа и города, есть еще жизнь и если да, то где?
     — Да. По дороге.
     Не так все плохо!
     — Где она?
     — Здесь, Эрберон.
     Черт побери! Зло вырвалось:
     — Где здесь!? У тебя дома? Говори конкретней!
     Туповатый взгляд хозяина и его семьи выводил с душевного равновесия, словно с умалишенными нахожусь в одной палате.
     — Не буду долго мучить, вижу, поговорить вы не любители, поэтому ответьте еще на пару вопросов и закончим, — после привычного молчания семьи продолжил. — Видите, я приехал на лошадке, у которой прежде был другой хозяин с вашего племени. Кто он?
     — Безымянный страж.
     Данный ответ ничего не объяснял.
     — Страж чего? — когда тишина не прерывалась, задал другой вопрос. — Дорога куда ведет?
     — К мосту.
     — А за ним что?
     Выбрался из ямы, не дождавшись ответа. Забравшись на коня-робота, попытался поискать удачу в других домах. К разочарованию все ямы-квартиры, обследуемые, пустовали. Огромные валуны, рассмотрев с близкого расстояния, тоже оказались жилыми домами, но и внутри них никто не нашелся. После неудачных поисков вернулся обратно к первой яме, где хотел продолжить прерванную беседу с неразговорчивой семьей, однако они покинули жилище. Куда делись?
     Итак, сопоставив все за и против, пришел к выводу, что странный город не вымер, всего-навсего жители прятались. Чем я их так устрашил? Внешность спугнула или они узнали во мне кого-то? Эрберона?
     Повторно проезжая через город ощущал, как горожане наблюдают из укрытий. Кричал, просил их поговорить, но просьбы тонули в дымящей земле. Только многочисленные животные с металла, встречаясь на пути, необычных форм, оборачивались на вопли и молчали. С встроенных труб монотонно шел черный дым.
     Доехав на другой конец небольшого городишка, размером с поселок, увидел тропу ведущею за горизонт. Теперь ясно, о какой дороге шла речь — усмехнулся, она действительно «здесь».
     Чувствовал холодные взгляды, устремленные в спину. Пусть прячутся, Бог с ними или кто там у них…
     Конь понесся вперед, поднимая пыль.
   
    ***
   
     Мост нашелся. Смастеренный с белоснежного камня он уходил за горизонт. Дымящая земля, ставшая родным домом, неожиданно обрывалась. Мост тянулся над бездонной ямой. Как строители умудрились сконструировать его такой длинны, не интересовало. Уже ничего не удивляло.
     — Ну, дружище, хоть разок бывал на другой стороне?
     Скакун покачал головой, что принял за отрицательный ответ:
     — А хочешь?
     С труб резко вырвались струи дыма. Краткий и понятный ответ!
     Опустил правый рычаг и ступнями надавил на пластины. Робот поднялся на дыбы, радостно заржал и стремительно понесся вперед. Я нежно погладил металлическую шею монстра. Какое счастье владеть этой лошадкой! Неустанный путешественник.
     Мчись вперед! Разрезай ветер, словно острый нож.
     Там нас ждет смерть или жизнь… Ха-ха! Но мы ведь и так мертвы, а жизнь нам не светит. Будем всадником апокалипсиса!
     Смех разлетелся над бездной.
   
    4
   
     Металлический конь сделал последние шаги по каменному мосту и ступил на долгожданную землю. Недалеко расположилось четыре старых деревянных домика, один с коих был на половину разрушен. В стороне в десяти шагах от дороги стоял колодец. С заросшего кустарника выглядывала сломанная телега. Деревушка производила впечатление заброшенности, но заприметив необычных созданий снующих вдоль жилищ, изменил мнение.
     Безоблачное небо поменялось, превратившись в бирюзовое полотно. Оно прекрасно гармонировало с таким же цветом листьев на деревьях и травой на земле. Солнце показалось, необычное, квадратной формы, что сначала ввело в изумление, но со временем привык, как и ко всему прочему.
     Стража деревушки, разместившаяся в одном из домов, самом маленьком, с нескрываемым любопытством меня осматривала. Затем подошел один из стражников, напоминающий кузнечика, но с собачей головой, и потребовал:
     — Стой!
     Я покорно приостановил скакуна-робота.
     Собакоголовый сузил глаза темно-орехового цвета и, потряхивая обвислыми щеками, которые колыхались как желе, спросил:
     — Кто ты и куда путь держишь? 
     Быстро ответил, поскольку за то немалое время пока мчал на коне, придумал историю жизни. Не сомневался, расскажи, что случилось на самом деле, грозила бы опасность. Ничего страшного, если на первых порах придется лгать.
     — Имя Сталин. Всю жизнь провел в Бескрайней Кхарахе среди забытых. На склоне лет решил исполнить мечту детства и стал путешественником.
     Замолк. Всего три предложения, а придумывал намного дольше, пару дней как минимум! И, скажите, зачем взял имя Сталин? Сам без понятия.
     Лукавлю, знаю! Ради забавы конечно. Главное, чтобы в конце рыдать не пришлось.
     Страж с сомнением кивал, как заводная игрушка, а после недолгих раздумий позвал товарища:
     — Ей, Брес! Подойди.
     Брес, квадратной формы существо с маленькими ножками, но с большой головой с размер арбуза, лениво поднялся со стула и, переваливаясь с ноги на ногу, недовольно зашагал.
     — В чем проблема? — раздраженно пробасил толстяк. — Разве не видишь, я занят!
     Живой квадрат явно начальствовал. Занят, сволочь! Дремал на посту!
     — Ну? — спросил Брес.
     — Скелет говорит, — младший по рангу стражник указал крохотным пальчиком в мою сторону, — что раньше жил среди забытых, а сейчас захотел постранствовать. Как-то не особо верится, ведь забытые не принимают к себе чужестранцев…
     Черт! Опасения не были напрасны, меня раскрыли. Пора бежать!
     Брес устало зевнул и перебил:
     — Чем думал, Арк? И по этому поводу прервал мою работу! Не видишь, что он приехал с другого конца моста? Разве не на той стороне живут забытые? Не является доказательством паровой конь, что он прибыл из Кхараха? — Брес разочаровано покачал большой головой и заключил. — Бедный, бедный Арк… Сколько мне тебя учить?
     Напряжение, накрывшее с головы до ног, исчезло.
     — Но…
     — Какие «но», Арк! Не позорь нашу службу перед странником! — и, обратившись ко мне, мило добавил. — Простите желторотика, господин. Он недавно пришел служить. Мы его, поверьте, научим уму разуму.
     Арк-кузнечик понуро отошел.
     Брес елейно говорил:
     — Проезжайте, господин! Не забудьте остановиться в таверне «У моста», у следующего здания. Наилучшее кро только там! Нигде такого кро не сыщете во всей Наббродже!
     Уважительно и с благодарностью кивнул «квадрату Малевича»:
     — Непременно загляну, достопочтенный Брес!
     Отдаляясь от стражников, вслушался в разговор:
     — Олух! Разве не видишь, он едет на коне, а не идет на своих двух!? Только дворяне имеют право и возможность владеть скакунами! Запоминай! Где вы такие бестолочи беретесь? — обращаясь к небу, вопрошал Брес.
     Я выполнил обещание. Остановившись у двери таверны «У моста» слез с коня. Тут же из разваливавшейся деревянной пристройки выбежало низкорослое безрукое создание и, глотая слова, выговорило:
     — Добро пожаловать в Окер, господин, — зазвучал детский голосок, — я отведу коня в конюшню.
     — Привет… Как безрук собираешься…
     Открыв рот, худощавый мальчик показал стальные клинообразные зубы, и, уцепившись намертво за веревку, какую заранее с помощью зубов забросил на шею коня, повел его к стойлу. Хребет и ребра выпирали из-под шкуры, ноги тонкие, как стебли цветов. Мальчуган страдал недоеданием.
     С минуту обескуражено смотрел вслед уродливому ребенку. Ужас сковал движения. Не хотелось с ним встретиться ночью в переулке. На мне — счастливчик! — нет мяса, но убежден, что он и зубчиками без затруднений разгрызет мои кости. После перенесенного шока я с опаской открыл дверь и заглянул внутрь. Ничего нового, как и везде в этом мире, внешний вид существ ломал привычные устои.
     Ноги целенаправленно направились к стойке, за которой, переминаясь, стоял владелец таверны. Хозяин с носом как у Буратино без пылкого интереса посматривал громадными красными глазами на дверь и не торопясь тряпкой вытирал прозрачные кружки.
     — Мне сказали, у вас наилучший кро во всей округе.
     Хозяин кивнул:
     — Сколько?
     — Для начала одну.
     Буратино поставил на столешницу кружку и с бутыли наполнил ее коричневой жидкостью.
     — Одна монета, — подытожил хозяин.
     На стойку я положил крохотный зеленый камешек, найденный и украденный у забытых, когда рыскал в их помещениях в поисках домочадцев. Одну часть камешков упрятал на спине коня, в неприметном ящичке, а другую, четыре штуки, держал в ладони. На первый взгляд сдавалось, что камни драгоценные, имеют немалую стоимость, но какими они есть в действительности, узнаю прямо сейчас.
     И до того большие глаза Буратино увеличились, боялся, что они выпадут, но затем, осознав ошибку, хозяин, словно нехотя взял лапищами камешек и ответил любезной улыбкой:
     — Вполне. Вам, господин, принести поесть? У нас есть фирменное семейное блюдо: тушенное мясо зоггара в яблочном соусе. Вкус бесподобный, прям пальчики оближите!
     Пожалуй, слегка переплатил, верно? Вслух ответил:
     — Давайте, принесите на тот столик у стены.
     Буратино довольно потер лапищами:
     — Не сомневайтесь, еще добавки потребуете!
     Сел за стол. В помещенье темновато, светила одна лампа на потолке, не считая пару свечек у стойки. Помещение не имело окон, немногочисленный дневной свет, крадясь, прорывался через открытую входную дверь.
     Приняв заказ, Буратино побежал в заднюю комнату, на кухню, отдавать распоряжение. Кроме меня и хозяина в таверне присутствовало еще трое созданий. У входа, в углу, сидел широкоплечей с длинной мордой, как у крокодила. За столиком рядом с ним громко чавкая, трапезничал рогатый монстр. На соседнем столике напротив меня сидело в сюртуке и с шапкой как у Наполеона — обычная круглая шапка с загнутыми вверх с трех сторон полями — человекоподобное существо. Приглядевшись, рассмотрел, что его тело состояло с дерева.
     Не таверна, а кунсткамера! Окружают одни уроды! Да и я, признаться, не эталон. Эх, был недавно молодим и красивым. Хоть красота осталась — скелетообразная…
     Чтобы прекратить горькие размышления решил напиться неким кро. Коричневая жидкость, чего таить, не очень приятно смотрелась и пахла. Плевать, главное чтобы хорошо по голове ударила! Запрокинув голову, начал заливать в рот густую жидкость. Ожидания совсем не оправдались. Нет-нет, вкус не плохой, точнее, он никакой! Ничего не ощутил. Посмотрев на себя, чуть не заорал! Вся жидкость стекала по костям на пол.
     Будьте вы все прокляты, кто отправил в это измерение! Сначала забрали возможность плеваться, а теперь ко всему прочему не могу употреблять алкоголь! Тьфу, я вообще не смогу ничего пить и есть! Для чего собственно заказывал еду?
     — Ваш заказ, — раздался нежный голос.
     — К черту заказ! — зло выпалил, но увидев, что рядом стоит девушка с неимоверно длинным носом, с пол локтя, как и у полноватого владельца таверны, дочь наверно, извинился:
     — Ой, прости. Поставь сюда, пожалуйста, — и когда на столе все разместилось, добавил. — Спасибо.
     Девушка обладала модельной фигурой с аппетитными формами. Волосы бирюзового цвета восхитительно вились и спадали на плечи. Веснушки придавали особую прелесть. Только личико с огромными красными глазами и необычным носом портило всю картину. А если надеть на голову мешок или коробку, пожалуй, неплохо получается…
     Девушка не спешила удаляться и присела рядом, без приглашения.
     — Что такое «черт»? — спросила дочка владельца таверны.
     — Ну, это, — и что первое пришло в многострадальную черепушку, объяснил. — Имя моего коня.
     — Следовала блюдо принести не вам, а скакуну? — моргая, осведомилась девчушка.
     — Все в порядке, забудь о том, что говорил. Последнее время часто несу чушь.
     Собеседница опустила длинные ресницы. Не нужно быть матерым волком, чтобы догадаться, девушка чувствовала себя не уютно. Да и частые взгляды в сторону отца свидетельствовали, она не по своей воле завязала разговор. Отец наверняка заставил. Решил, как и стражники во дворе, что я с дворянской семьи. Вот доченьку вынудил попытать удачу.
     — Почему не кушаете? — после паузы спросила длинноносая, молоденька девушка и с ужасом прибавила — Не аппетитно смотрится?
     Челюсть отвисла, вот такие у меня экстравагантные улыбки и успокоил:
     — Все замечательно смотрится, первоклассно.
     Отрезал ножом кусочек мяса и наткнул его на вилку, затем поднес ко рту и немного пожевав, глотнул. Имея горький опыт, знал, что кусок лежит под ногами. Абсолютно никакого вкуса не испытал, но обрадовал официантку:
      — Бесподобно! Прежде ни ел ничего подобного!
     Девица расплылась в улыбке. В отличие от нее чувствовал себя весьма неловко: неужели не видит, как мясо, скрытое за фалангой ребер шлепнулось на пол? Или как умнейшая особь не поддала виду?
     Здесь девушка, показав неопытность, на волне успеха спросила:
     — После долгих путешествий наверно соскучились по женскому теплу? У нас наверху есть пустая комнатка, где мы могли…
     Челюсть снова отвисла, но не от смеха, а от изумления. Вот тебя и скромница! Сразу в лоб… Не буду водить в заблуждение, конечно соскучился. Но, во-первых, не таким образом следует предлагать дары. А во-вторых… Во-вторых, опустил взор и посмотрел на переднюю тазовую поверхность.
     Смотрел достаточно долго, но, к сожалению, ничего подходящего не обнаружив, поднял череп и, смотря девушке в глаза, сказал:
     — Слушай внимательно, дорогуша. И передай отцу. В следующий раз с такими предложениями, если будешь к кому-то обращаться, обрати вначале внимание, а нужна ли ему такая услуга?
     Девушка непонимающе заморгала.
     Бросил на стол два драгоценных камешка, оставив себе ровно половину, и приказал:
     — Держи и уходи.
     Дочь трактирщика покраснела, но глаза говорили, она не понимает, чем оскорбила потенциального клиента.
     — Ты слышишь?
     Красноглазая девица ловко со столешницы подобрала камешки и с напыщенным видом оставила меня, не забыв на прощание фыркнуть.
     Я прижался к спинке стула, положил одну ногу на другую и… Подпрыгнул от неожиданности!
     «Наполеон», сидя за соседним столиком, язвительно ухмылялся и подмигивал. Узкие длинные усики над верхней губой, английские усы, прекрасно сочетались с серым сюртуком и черной шапкой.
     — Не в состоянии? Как тебя понимаю, — сочувственно содрогался деревянный незнакомец. — Товарищ по несчастью.
     И заглушая возникшую горечь, Наполеон залпом осушил кружку.
     Сволота! Он хоть пить может, в отличие от некоторых! И зачем сел напротив усатого алкоголика? Главное не смотреть на него, и он оставит в покое.
     План провалился с треском. Деревянное существо поднялось из-за стола и, шатаясь, приблизилось. Стул, недавно занятый девушкой, недолго пустовал, на него плюхнулся новый знакомый, изменив место дислокации.
     — Наполеон, — представилось создание с дерева и протянуло руку для пожатия.
     Наполеон! Угадал!
     — Сталин, — и нервно захихикал. — Небось, полное имя Наполеон Бонапарт?
     Захватчик Москвы радостно ударил в ладоши и воскликнул:
     — Мы знакомы? Я-то вижу, что где-то видел твою физиономию!
     Ага, в гробу…
     — Незнакомы, — безжалостно расстроил, — мне приходилось о вас слышать краем уха.
     — О чем? — поддался вперед деревянный мужик.
     — Забыл. Помню, что слышал, а о чем — с головы вылетело.
     Собеседник разочаровано опустился на место:
     — Не удивительно, с такой дырявой головой любой станет склерозником, в одно ухо влетает, с другого вылетает. Страх и ужас.
     Наполеон из внутренней стороны сюртука достал трубку, набил ее табаком, зажег и закурил.
     У меня отобрало речь. Он специально унижает или искренне сочувствует? Лучше первое, второе является констатацией факта — диагноз. Сдержался, чтобы не сорваться переменил тему:
     — Вы военный?
     Бонапарт поперхнулся и закашлялся. Занимательно, а отчего он не загорается?
     Постучав по груди, Наполеон с затруднениями пришел в себя и с широко открытыми глазами справился:
     — Как определил?
     — Сюртук и шапка… — начал, но меня прервали.
     — А, точно! — воскликнуло живое создание. — О них совершенно забыл.
     — Смотрю, я не один имею проблемы с памятью, не так ли, Наполеон?
     Военнослужащий покосился:
     — Верно. Проклятый кро весь мозг съел, Жбарам свидетель!
     Не уточнил, кто такой Жбарам, а задал другой вопрос:
     — Почему на вас медали? Праздник или идет война?
     Наполеон поднял бровь:
     — Откуда прибыл, Сталин?
     Вопрос на вопрос? Ладно, отвечу.
     — С Пустынного Кхараха. Всю жизнь с забытыми пробыл. На старосте лет захотелось повидать мир, судьба первым делом забросила в таверну.
     Двуногое дерево закурило трубку. Испустив дым, подало голос:
     — Через мост?
     — Ага, на паровом коне.
     Наполеон опять задумался. Подчас паузы захотелось промочить горло от безделья, и сделал глоток. Чертов склероз! Жидкость потекла по костям к полу. Под ногами образовалась лужа с кро и кусочка мяса. Может, поменять место?
     — Конечно такое возможно, — заговорил военный. — Это объясняет, почему не знаешь о войне. Наверное, и про Империю ничего не слыхал?
     Я кивнул. 
     — Одно не ясно.
     — Что?
     — Если, как говоришь, никогда не был на другой стороне моста, как ты мог слышать обо мне?
     Твою дивизию! Раскусили!
     Что предпринять?
     — Твоя кружка пустая, может еще по одной? Угощаю!
     Подозрительность вмиг слетела с лица Бонапарта, и он с детской радостью крикнул:
     — Хозяин, два стакана кро!
     А говорил, что у меня определенное проблемы с памятью. Склероз, мой новый союзник, навечно посилился в голове деревянного создания. Что бы делал без его помощи?
     Чтобы точно добить собеседника, предложил:
     — Как смотришь, если по две кро каждому, а?
     Лишенная смысла улыбка военного уставилась на меня:
     — Ну, Сталин, мужик! — и обращаясь к хозяину, прибавил. — Четыре кро неси! И не затягивай с этим делом!
     Когда кружки, звякнув, опустились на стол, хитро начал:
     — Ты говорил что-то о войне…
     — Ну да! На юге в герцогстве Хабютштайна жуки, представь, прорвали стену Хабюта и угрожают столице страны. Император собирает войска со всех провинций и готов отправиться на помощь гибнущему герцогству. Но, кажется, до его прихода жуки полностью опустошат землю, — сделав глоток, он продолжал. — Император делает ошибку, выступая немедленно, время не союзник, Хабютштайну не помочь. Следует набрать больше войска, вот, например, с горного королевства Цверст не успели подойти солдаты. Кстати, наш князь Дал почему-то не спешит отправлять войска, — и шепотом добавил, — зря он начал противится Императору. Время несомненно удачно выбрано, но по силам ли нам противостоять огромной Империи?
     Одолев одну кружку, Наполеон принялся за другую.
     — Когда под руководством Императора будет собрана армия со всей Империи, только тогда можно ожидать успеха на войне.
     — Наполеон, послушай, а если в тот момент, когда армия будет вести войну с жуками, некая часть Империи пожелает отделиться, кто ей помешает достигнуть цели?
     — Как кто? — изумился владелец роскошных усов. — А для чего существует Одиннадцатая колонна? Не спорю, они в основном занимаются инквизицией, но им не составит труда одновременно контролировать единство Империи и заниматься основным занятием.
     — А против кого ведется инквизиция?
     — Сталин, ты впрямь ничегошеньки не знаешь!
     — Абсолютно ничего, — без стыда подтвердил.
     Наполеон сделал глубокую затяжку с трубки и победоносно выдохнул:
     — Против Его.
     — Кого Его?
     — Ну, Его.
     — ?
     — Эрберона. — шепотом поделился собеседник.
     — Эрберона?! — вскрикнул я.
     Наполеон от неожиданности уронил кружку на пол, и она разлетелась вдребезги. Глаза расширились:
     — Дурак, что ли? — ели слышно прокаркал военный. — Зачем орал? Всех нас погубить хочешь?
     Я непонимающе огляделся. В таверне стало тихо. Все немногочисленные взоры устремлялись в мою сторону. Секунды текли, превратившись в минуты, но никто не нарушал тишину, даже разговорчивый собеседник набрал полный рот воды.
     Входная дверь резко открылась, и на пороге появились: девушка — дочь хозяина таверны, и трое стражников, двух из которых узнал — Арк и Брес. Третий, четырехрукий гигант, держа в каждой руке по мечу, грозно рычал бычьей мордой.
     — Вот он! — длинноносая девушка указала пальцем. — Он выкрикнул запретное слово!
     — Держите врага Империи! — завопил, брызгая слюной, Брес.
     — Чего сидишь? Беги! — подсказал Наполеон.
     Не надо повторять дважды. Я бросился к двери, за которой, как догадывался, находилась лестница ведущая наверх. Дверь не поддалась — заперта на замок. Других путей для отступлений не находил. По воле случая попал в западню.
     К стражникам присоединился рогатый свиноподобный мордоворот. Рыло изуродованное шрамами говорило, что он является постоянным участником всевозможных драк. Создание с крокодильей пастью не последовало примеру свиньи и продолжало сидеть. Военный алкоголик неприятно огорчил — не стал на мою защиту, а сидел, не предпринимая никаких действий. Реакция военного расстраивала.
     — Я сразу заподозрил в нем врага! — торжествовал Арк-кузнечик.
     Брес приказал:
     — Он в ловушке. Взять ублюдка!
     Исполнительный Арк первым откликнулся на приказ начальника. Раскрыв собачью пасть, стражник прыгнул. За мгновение до столкновения я присел, пропустив над собой летящее тело, и Арк с разгону врезался в стену. Запал молодого бойца быстро поутих, он, держась за ушибленный бок, проклинал все на свете.
     Громила со свиномордым, опытные парни, действовали по-другому. Приблизившись с двух сторон, они не спешили и дожидались удачного момента. Я подобрал недалеко стоящую табуретку и сделал попытку врезать им по голове рогатого. Табуретка не достигла цели, создание покрытое шрамами вовремя увернулось. Повторная попытка не удалась — громила ловко, не смотря на габариты, обхватил меня четырьмя руками, и обездвижил. Рогоносец, расплывшись в кровожадной ухмылке, нанес пару мощных ударов. И, что крайне приятно, злорадная усмешка моментально слетела с физиономии, будто ее и не было на уродливой морде. Мясистые кулаки соприкоснулись с костями и не удивительно, что боль получал не я, а соперник.
     — Наручники! — подсказал Брес, благоразумно держась в стороне, видимо, не собираясь становиться непосредственным участником потасовки. Зачем зря пачкать руки, все фактически решено.
     Уже смирился с поражением, на викторию перестал рассчитывать, но внезапно громила пошатнулся и заодно со мной повалился. Находясь под тушей четырехрукого, слышал нервный крик Бреса. Что-то пошло не по сценарию.
     Кое-как выбравшись из-под неподвижного тела великана, глянул, что произошло со стражем. С затылка торчала рукоятка ножа. Ручеек крови лениво стекал на деревянный пол.
     Внимание перекинулось на сражение между Бресом и коренастым чудищем с крокодильей пастью. Чешуйчатое создание подняло начальника стражи и бросило в направление стола. Деревянные ножки не выдержали тяжелого груза и разломились.
     Крокодил, встретившись с моими глазами, скомандовал:
     — Уходим.
     Не волновало, кем являлся спаситель, будь хоть самим дьяволом. Он помог избавиться от стражников и это главное. Кому доверять, если не ему?
     Когда выбежали на улицу спаситель спросил:
     — Есть на чем ехать?
     — Да, конь в конюшне.
     Тварь, одетая в черную жилетку и в штаны цвета хаки, одобрительно кивнула:
     — Отлично, мой скакун тоже там.
     Оседлали животных: я металлического парового коня, а крокодилообразный четырехногого двухголового ящера. Навстречу выбежала дочка хозяина трактира и размахивавший руками, подобно мельнице, Бонапарт.
     — Джек! Не позволь им уйти! — заорала девушка.
     Недолго пришлось ломать голову, кто такой Джек. С грязной коробки, неподалеку возле копны сена, со своего жилища, выпрыгнул безрукий мальчуган и стальными зубами уцепился за мой левый бок. Уродливое создание держалось намертво. Преодолев панику, со всей мощи врезал в лицо твари. С разбитого носа хлынула густая кровь, однако уродец не ослаблял хватку.
     — Сука! — воскликнул я и продолжил наносить удары. Физиономия безрукого очень быстро покрылась кровью. После серии беспощадных ударов мальчуган отцепился и упал в грязь. Откровенно сказать, жалкое и противное зрелище одновременно. Тем не менее я ликовал! Пиявка отцепилась!
     Бросив мимолетный взгляд на левое плечо и, заприметив глубокие следы от стальных зубов, вздрогнул.
     — За мной! — потребовал крокодил.
     Опустив рычаг, выпуская с труб дым, скакун последовала за ящером.
     — Сталин, стой! — орал Наполеон.
     Предатель! Алкоголик безнадежный! Даже не удостоил его взглядом.
     — Остановите Черта! — кто должен был выполнить приказания девушки? И кто такой собственно Черт?
     Никто больше не препятствовал покинуть деревушку. Любопытно, а что произошло с рогоносцем? Какая его участь? Если не забуду, позже спрошу у чешуйчатого.
     Когда поселок скрылся за деревьями с бирюзовой листвой, наконец-то стало ясно, о каком Черте кричала длинноносая девушка. От души рассмеялся и, прижавшись к шее металлического робота, сказал:
     — Дружище, я придумал, какое тебе дам имя! — и добавил. — С сегодняшнего дня и поныне звать тебя буду Чертом. Чертик мой драгоценный!
     Конь радостно заржал.
     
    5
   
     Спутник не любил много говорить, отвечал на каждый вопрос, но без явного энтузиазма. Аднер, так его звали, как понял, предпочитал проводить свободное время в тишине и спокойствие. Тем не менее мирился с расспросами, следовавшими один за другим, как выстрелы с пулемета.
     Зеленокожий нехотя признал, что вступил в потасовку потому, что не мог бросить единомышленника на произвол судьбы, ведь он тоже преступник. По неписаному правилу Хаттбада — мир, куда попал — злоумышленник обязан помогать злоумышленнику, даже не смотря на то, если его впервые видит.
     Чего такого незаконного натворил Аднер, ставя себя в ряд преступников, не разузнавал, решив, пока спрашивать об этом не стоит.
     Компаньон не скрывал, почему запрещено произносить вслух имя Эрберон. Много веков назад, при новом летоисчислении, ведущегося от вступления на трон нынешнего императора, безымянного, потому именуемого просто Императором, наделили и узаконили надлежащими правами инквизицию. Задача Одиннадцатой колонны за многие годы не изменилась и состоит в борьбе с приверженцами Эрберона — бывшего императора. На государственном уровне разрешено и поощряется казнить всякого, кто является членом тайной организации, подрывающей устои Империи, или, что вызвало немалой резонанс в обществе, кто произнесет вслух табуированное имя бывшего императора. С помощью скандального закона власть пытается хирургическим вмешательством вырезать с анналов истории Хаттбада упоминание о вечном императоре. По заверениям Аднера, я счастливчик, что нахожусь в Наббродже, ибо инквизиторам запрещено покидать пределы столицы княжества. На остальной территории Империи они обладают неограниченной властью и имеют доступ к любому куску земли. Попади туда, меня бы уже сожгли заживо или, что намного вероятней, в связи с необычной структурой тела, стерли бы кости в порошок.
     Теперь словосочетание Эрберон несло смысловую нагрузку и признаюсь, выявленная информация одновременно страшила и радовала. Разве Эрберон, впрямь не верится, я? Представим — ответ положительный, что прикажите делать дальше?
     Водопад вопросов непрестанно падал на голову, а с ответами образовалась засуха, как в Кхарахе. Идеи не рождались, поэтому решил придерживаться действующей стратегии — пусть все идет своим чередом, по мери необходимости буду корректировать планы. Исходя из этого, Аднеру поведал, как всем прочим, что прибыл с Кхарахи. Надеюсь, поверил, по крайне мери, радовало, он не углублялся в личную жизнь.
     — Здесь сделаем привал на ночь, Сталин, — двуногое создание спешилось, и довольно потянувшись, прибавило. — Тебе не понять, что такое усталость.
     — Ага, не понять, — флегматично ответил.
     — Везунчик, — завидовал Аднер. — с организмом, как твой, путешествовал бы день и ночь по просторам Империи! Же свидетель, горный хребет Цверст, великая Топь, мертвый город Тень, водный мегаполис Кракен — ничего бы не оставил без внимания. Не обессудь, Сталин, пустыня Кхараха не влечет, но ее бы тоже проскакал, — и добавил, — после всего предыдущего.
     — Не все так замечательно, как кажется.
     — Не успокаивай, Сталин, я смирился быть обыкновенным мечтателем. Что есть, то есть, Же вселил незаурядную фантазию, так тому и быть.
     Тоже слез со скакуна и спросил:
     — Же — кто он?
     Привязывая двухголового ящера к дереву, Аднер удивленно обернулся:
     — В Кхарахе нет духов?
     — В смысле?
     — Ну, духи, кому молятся, обращаются за помощью.
     — Боги?
     Крокодил задумался:
     — Возможно, вы язычники их так называете…
     — Я не язычник! — вскипел, но быстро спохватился и примирительно прибавил. — Почему сразу язычник?
     Аднер спокойно ответил:
     — Мы жители Империи, различных народов, форм, иногда и языков объединены единой религией. В зависимости от присущего характера гражданин Империи выбирает духа, наиболее предпочтительного и вызывающего симпатии. Возьмем меня, я поклоняюсь Же, хотя признаю остальных духов. Что касается твоего вопроса, язычником именуются все, кто не признает религию Империи, а поклоняется чему-то иному. Иноверцы, то есть, — привязав скакуна к дереву, острозубый продолжал. — Ты, например, показал, что впервые слышишь о них, а в конце вообще удивил — не о богах ли идет речь? Поэтому назвал тебя язычником, не подумав, что вызову обиду.
     Махнул рукой в знак примирения:
     — Понял. Просто себя считаю истинным верующим, а тут такое слышу.
     — Кто боги в Кхарахе? — полюбопытствовал Аднер.
     — Разумеется… — поспешно замолчал. Я не на Земле, черт возьми, а в ином мире — в Хаттбаде! Как мог позабыть? Что отвечать?
     Или не все так плохо, напрасно сгущаю краски? Он поверит каждому слову, если конечно, в самом деле, не имеет сведений о религии Забытых. Хотя откуда ему знать?
     — У Забытых один Бог.
     — Невероятно! — поразился собеседник. — Монотеизм во всем великолепии!
     Оценил собеседника — религиозный фанатик. На мою голову.
     — Как его звать? — не унимался крокодил.
     — Дьявол, просто дьявол.
     Любопытно, как на Земле верующие отреагируют на шутку? Запишут в ряды демонопоклонников?
     — И как выглядит?
     — Ну, — почесал затылок, — высокий, спиральные рога на голове, хвост и все в таком роде.
     Аднер завидно присвистнул:
     — Сколько раз с ним встречался?
     Опешил. Он сообразил, что несу чушь?
     — Не понимаю, — честно признался.
     — Ты его видел? — молчание крокодил определил верно. — Нет? Чем-то его оскорбил?
     — Погоди, Аднер! — прерывая допрос. — Не понимаю, как можно его видеть, если он не материален, а одухотворен! На рисунках изображают с рогами и хвостом, но это фантазия художника. Его никогда никто не видел и, сознаюсь, даже сомневаюсь, существует ли он на самом деле? Возможно, его выдумали власть имущие, чтобы управлять народом.
     Аднер долго безмолвствовал, а затем, прервав тишину, взволнованно воскликнул:
     — Фантастика! Твой бог нереально крут! Забытые ему поклоняются, но не разу не видели в живую. Вот это мощь!
     С минуту переваривал слова чешуйчатого, а потом спросил:
     — Духи Империи видимы? 
     — Конечно.
     — А где обитают?
     — Здесь в Хаттбаде. Иногда появляются на просторах Империи, множество свидетелей тому, но основную часть существования проводят в иных мирах.
     Теперь настала моя очередь восхищаться услышанному.
     — Сколько их?
     — Пятеро.
     Попытался угадать:
     — Первый дух огня, второй воды, третий земли, четвертый воздуха, а пятый интересно кто?
     Собеседник изумился:
     — Что перечисляешь?
     Какой непонятливый!
     — Каждую стихию духа Империи.
     — Нет никаких стихий!
     — Но почему их пятеро вместо одного, если они ничем не отличаются?
     — Отличаются, но не так, как говоришь, — резко высказался зеленокожий. — Каждый из духов покровитель негативной черты характера мыслящего существа. Например, Же, кому я поклоняюсь, почитается как дух лжи. Другие: Гвинру, Жбарам, Пуцекор и Чабб соответственно покровительствуют жестокости, коварству, неведению и эгоизму.
     — То есть, хочешь сказать, что превозносишь обман?
     — Не совсем правильно, — упрекнул Аднер. — Конечно духи помогают тем, кто имеет или пользуется качеством одного с них, но иногда, когда вздумается, оказывают благосклонность другим, у кого преобладают прямо противоположные черты. Короче, оказать содействие в споре, к примеру, дух Же может тому, кто отстаивает правду, а не поддержать последователя. Он решает, когда и где победит правда или вранье.
     — Необычная концепция религии. Откровенно скажу, она не вкладывается в границы понимания.
     — То же самое могу сказать о едином нематериальном боге — как можно верить в то, чего никто не видел?
     Промолчал, спорить дальше не находил нужды, все равно не переубедить у правильности своей религии. Аднер тоже не доказывал свою правоту, скорей всего, не веря, что в состоянии изменить точку зрения еретика.
     — Разводить костер не будем, — переменил тему наездник ящера, — чтобы не заметили.
     — Думаешь, пустятся в погоню?
     — Не сомневайся, — уверенно отрезал крокодил.
     — Я конечно верю, но кто по-твоему станет преследовать? Трое стражников с Бресом во главе?
     — Не ерничай, Сталин. За тобой, поверь, в этом кое-что смыслю, открыта охота. Как знаешь, Набброджа в холодных отношениях с Империей, однако жители государства в коем находимся, ненавидят ересь. А ты, Сталин, и есть та ересь. Кто в здравом уме при свидетелях будет орать запретное имя? Никто. Плюс ко всему великий инквизитор Хаво затребует у Дала, князя Набброджы, разрешения на допуск инквизиторов на всю территорию страны, расширяя влияние за пределы столицы. Война неизбежна, и виной ей ты! Тебя все набброджане будут ненавидеть.
     — Убедил. Но скажи, почему направляемся в столицу Набброджы!? Там, по твоим словам, находится представительство инквизиторов. Мы идем в западню!
     Аднер устало выдохнул:
     — Опять за свое. Уже говорил и снова повторю, ты преступник не только на территории этой страны, но и во всей Империи! Не можешь все время прятаться, рано или поздно тебя найдут и поймают. Для того чтобы этого не случилось, следует пообщаться с нужными людьми в Наббродже, смею заметить, влиятельными фигурами государства, умоляя снять обвинения в разжигании ереси и сделать козлом отпущения кого-то другого.
     — Сомневаюсь в реальности плана, все сшито белыми нитками.
     Чешуйчатый пожал плечами:
     — В конечном итоге тебе решать, но поверь, я живу в столице много лет и в связи специфической деятельности наладил кое-какие контакты.
     Я не расспрашивал о «кое-каких контактах». Разве есть выбор? Могу бесспорно в любое время покинуть компанию крокодила и остаться в одиночестве. Но что это даст? Снова бесцельно путешествовать по сказочной земле, по сути, глупое занятие. Знал, ощущал подсознанием, надо по возможности быстрее что-то предпринять, но что? Время наверняка играло не в мою пользу.
     Молчание зверь воспринял как согласие:
     — Слава Же, договорились, — и добавил. — Через два дня доберемся до Нижнего города, и не сомневайся, после всего, что для тебя сделаю, будешь вечно благодарить.
     — Надеюсь, — флегматично отозвался. 
     Почему веду, как не благодарная скотина? Не Аднер разве спас от стражников? Уже обязан его носить на руках!
     — Прости, Аднер, в последнее время случилось много непонятных вещей и уже не в состоянии смотреть на вещи логично. Спасибо за все. Я вечный должник.
     Спутник присел на корточки и, порывшись в сумке, достал два ломтя вяленого мяса. Вдвое больший кусок полетел в сторону ящера, из-за чего между двумя головами животного разразилась ожесточенная схватка, а поменьше оставил себе. Вцепившись острыми зубами в темно-красное мясо, Аднер жадно зажевал. С полным ртом еды и слюни выговорил:
     — Тебе не предлагаю, сам знаешь почему.
     Я кивнул.
     — Классная вы компания: ты и твой скакун — ни в чем не нуждаетесь! Кормить не нужно, усталости не знаете, о сне никогда не слыхали. Лучших работников не сыскать!
     — Повезло нам, — сарказм все-таки вырвался наружу.
     Аднер вновь вгрызся в мясо и, пережевывая оторванный кусок, спросил:
     — Говоришь, вечный должник? 
     — Если сказал, значит, да. Только слово вечный, кажется, напрасно употребил, не подумал, как следует.
     Чешуйчатое существо издало подобие смеха: 
     — В следующий раз дольше станешь думать, стоит ли делать громкие заявления. Урок пойдет на пользу.
     Показалось или считает себя главарем? Учитель хренов, сколько пришлось их перетерпеть во время учебы в школе и университете? Их уроки сразу вызывали аллергию — ученическую аллергию ничегонеделания.
     — Не так посчастливилось, как тебе, — начал зеленокожий. — тело требует сна. Не прочь постоять дозорным всю ночь?
     — Просто мог попросить, а не вспоминать, что здесь кое-кто обязан кое-кому.
     — Не мог, — серьезно произнес коренастый приятель. — Не напомни сейчас, что ты должник, завтра или позже ты бы забыл о мимолетном обещании.
     — Просто слова…
     — В Хаттбаде на ветер слова не бросают. Обещание должно быть выполнено, не смотря даже, если услуга смертельно опасна.
     — А если обещание должник не желает выполнять?
     Крокодил, закончив ужинать, приляг и, повернувшись спиной ко мне и передом к столбу дерева, захрапел. Квадратные луны, все три одинакового размера, забавляясь, прыгали над густым лесом.
   
    ***
   
     Двухголовый ящер приподнял большеротые головы и, не издав ни звука, вслушивался в ночную мглу. Черт тоже затаился, прекратив испускать клубы дыма.
     Не показалось. Приподнялся, крадучись подошел к металлическому коню и с тайника, с правого бока спины вытянул двуручное оружие. Некое звучание, неразборчивая не то мелодия, не то пение звучало с глубины леса. Лунные сияния достаточно ярко освещали округу.
     Проходя мимо странного скакуна, одна с пастей ящера широко раскрылась, обнажив острые как пики зубы, другая менее активная голова не показывала эмоций.
     Переступил через камень и, протиснувшись мимо двух деревьев, листва которых в лунном сиянии отдавала бриллиантовым и изумрудным оттенками, двинулся вглубь леса на звук музыки. Аднер с обоими скакунами остался позади и когда, пригнувшись, пролез под поваленным трухлым деревом, они исчезли с поля зрения. Может, разумнее разбудить крокодила, кто знает, что подстерегает впереди?
     Тихая мелодия поселилась в черепе, видимо, навечно и уверено вела вперед. Мотив музыки казался знакомым, но в то же время и нет, словно подобного никогда прежде не приходилось слышать.
     Волнообразный клинок легко разрезал скопления кустов и веток, преграждавших путь. После очередного преодоления преграды взгляд заприметил ее. Конструкция прямоугольной формы возвышалась на невысоком холме и казалась чужеродном телом в лесной местности. Железная клетка могла спокойно вместить ростом трехметровое создание.
     Притягательная мелодия непрерывно исходила из решетчатого прямоугольника. Постояв немного времени в раздумьях, решая безопасно ли подходить ближе и не найдя очевидной опасности, взбирался на пологий холм. Шло время поздней ночи, однако, из-за яркости трех лун близнецов, сдавалось, на землю спустился солнечный день. Ночной день — лучше определение этого аномального времени суток.
     Железная коробка пустовала. Внутри никого, что больше ставило в тупик — кто издает прелестную музыку? Дверь странного обитателя леса, скрипя, отворилась. Догадался о значении жеста — приглашение.
     Славная мелодия приятно обволакивала, грела душу, ласково целовала. Будто вернулся детство, в ранние годы, ребенком лежа на лоне природе возле моря под теплым солнцем. Воспоминания тешили и поглощали целиком. Вспомнил первый поцелуй с привлекательной девчонкой и верни прежнюю внешнюю оболочку со шкуры, я бы расплылся в широкой ухмылке. Раз за разом возникали новые обрывки счастливых воспоминаний о прежней жизни. Безумно желал вернуться в то время безмятежности, когда проблемы взрослой жизни оставались неведомы, хотел возвратить детскую наивность добра и мечтаний.
     Желал быть счастливым…
     Шаги сокращали расстояние между мной и клеткой. Еще немного и вернется позабытое счастье! Пять, четыре, три… Отвисшая челюсть, подобие улыбки, как рок, обезобразило и доселе неприглядную внешность.
     — Куда прешь?
     Грубый вопрос вмиг выбил с головы туман воспоминаний. Песчаный пляж и чистое синее небо растворились, и их место заняла лунная ночь. Высокое железное строение нависло надо мной. Дверца ржавой клетки шаталась и поскрипывала от дуновения легенького ветра.
     — Не видишь, что иду? Занимай очередь!
     Резко обернулся, но никого не обнаружил.
     — Чего не смотришь в глаза? Стыдно, да?
     Глянул под ноги и остолбенел. Не веря собственным глазам, произнес:
     — Ежик.
     Маленький серый комочек с полторы ладони длинной возбудился:
     — Смотри-ка, наглец разбирается в животных!
     Черный носик подрагивал от возмущения, острые ушки как антенны вздымались ввысь.
     — Ежик, — нежно повторил, и присев на корточки потянулся к колючему проходимцу.
     — Руки убери! — заорал грубоватый зверек. Колючки на спинке вздыбились, заострились.
     Пальцы рук, не ощущая боли от игл, взялись за брюшко и приподняли полноватого ежа. Крохотные ножки в бешеном ритме поднимались и опускались, тем не менее отчаянное сопротивление не приносило должных результатов.
     — Помогите, насилуют! — вопил серый комок.
     Под колючим чубчиком, угадывалась длинная мордочка с большими круглыми глазками. Малюсенькие зубчики щелкали, пытаясь укусить.
     Удерживая колючий клубочек на ладонях, попросил:
     — Успокойся, ничего плохого не сделаю.
     На уговоры животное не поддавалось и продолжало неистово браниться. После безуспешных просьб перестал просить успокоиться и указательным пальцем почесал брюшко.
     Глазики неугомонного зверька расширились:
     — Извращенец!
     Перестав щекотать пухленькое тельце, смилостивился и опустил обратно на траву лесного обитателя. Оказавшись на твердой земле, длинноухий сказал:
     — Уйди прочь, чудище! Мучитель-извращенец! Изнасиловал, наигрался красавцем, а теперь бросил как ненужную грязную тряпку?
     — Не приукрашай, — начал защищаться от выдумок, — разве насиловал? Хоть знаешь значение этого слова? Постой, не перебывай, довольно наслушался!
     — Стало быть, мало слушал! — не унимался воинственный звереныш. — Кстати, я все время молчал, не проронил ни слова, пока ты творил бесстыдство!
     — Бесстыдство? — ошеломленно переспросил.
     — Прикидывается дурачком, наглец! — возмутился ежик. — Как мне дальше жить с травмой психики?
     Ясно одно, переговорить или переубедить маленького оратора не получиться, гиблое дело, попытался переменить тему:
     — Я Сталин, тебя как звать?
     — Твое имя не интересует! Постой-ка, не меняй тему, мы не закончили!
     — Все, все! — спешно затараторил. — Ты победил: я насильник и маньяк, все в одном лице.
     Ежик замолк, что несказанно обрадовало, затем кивнул и серьезно выговорил:
     — Правильно, наконец-то признал действительность. Только забыл подтвердить, что извращенец тоже ты!
     — Я извращенец, — нехотя согласился.
     — Так-то лучше, — заключил победитель. После примирения ежик присел на пятую точку и с надеждой спросил:
     — Закурить есть?
     Он курит!?
     — Не курю.
     — Плохо. Выпить?
     — Не пью.
     Серый комочек грустно покачал головой:
     — Ужас! Зачем тогда живешь?
     Вопрос обескуражил. Раньше как всякий задумывался над смыслом существования, искал смысл жизни, но чтобы так смотреть на суть вещей — никогда. Верно, курить не курил, пить пил, но нынешняя структура тела не позволяла употреблять алкоголь. Получается, если судить по философии ежа, меня зря земля носит?
     — Я мертв, уже не живу, — шутливо откликнулся.
     — Это все объясняет, — согласился маленький собеседник, а затем ответил на давно заданный вопрос. — Ежиком звать.
     — Просто ежик?
     — Знаю, имя обыкновенное. Родители не придумали ничего лучше. Соплеменники часто подшучивали из-за дурного имени, — признался ребенок несмышленых родителей.
     — Прискорбно. Почему не взял другое?
     — Ты что? — поразился колючий мячик, — Нельзя менять имя! Как о таком можно говорить?
     Пожал плечами:
     — Честно сказать, не вижу ничего крамольного.
     -Лучше замолчи! — попросил ежик. — Не говори о смене имени и больше не возвращаемся к этой теме!
     — Как прикажешь, — дал слово.
     Облизав тельце шершавым язычком, Ежик безмятежно спросил:
     — Решил покончить с жизнью из-за того, что пить не можешь?
     — Не понял. Чего решил, что хочу покончить с жизнью?
     — Не говори, что не хочешь умереть, — махнул лапкой длинномордый. — Не поверю. Я, например, в силах признать, что пришел сюда, чтобы распрощаться с распроклятым бытием.
     — Почему именно здесь? — ничего не понимая, спросил я.
     — Не в курсе? — удивился колючий приятель. — Как сюда попал?
     — Недалеко отсюда с товарищем сделал привал на ночлег. Недавно услышал мелодию и пришел на ее звук.
     — И хотел войти в клетку, верно? — личико ежика исказила кровожадная ухмылка.
     — Конечно, ведь от нее шла музыка.
     Ежик, держась крохотными лапками за пузо, засмеялся.
     — Что смешного?
     Сквозь слезы смеха пузатенькое создание объяснило.
     — Я плачу, а не смеюсь, — пошутило животное, и когда порыв смеха прошел, добавило. — Клетка — не музыкальный проигрыватель и не для декора. Она камера смерти.
     — Как так?
     — Неужели не заметил, что в округе нет ни одного животного не считая меня? Любое создание пожелавшее зайти внутрь железной клетки умирает.
     — А где трупы?
     — Исчезают, — объяснил колючий парнишка. — Пойми, когда жертва заходит внутрь за ней автоматически запирается дверь, затем будущий мертвец орет от боли и в конце исчезает.
     — Откуда знаешь? 
     — Видел дважды — неприятное зрелище.
     — Кто поставил клетку и для чего?
     — Разве похож на энциклопедию? — осведомился Ежик. — Не знаю, да никто не знает. Лишь скажу, благодаря способности убивать живых существ, ящик имеет дурную репутацию.
     — Остается один вопрос.
     — Какой?
     — Почему ты захотел умереть?
     Ежик вздохнул, отвел глаза, однако собравшись с силами, признался:
     — Несколько ночей назад стая пхерсов ворвалась в нору и разорвала всех деток, — маленькие глазки ушатого зверька промокли. — Я не был дома, отправился на охоту, а когда вернулся увидел… Увидел что произошло.
     Я помалкивал, а что сказать — сочувствую? Возможно, так следовало поступить, но не удавалось выдавить ни слова.
     Он отвернулся, но преодолев тяжесть воспоминаний, спросил:
     — Для чего дальше жить?
     Молчание. Дверца камеры смерти, действуя на нервы, издавала скрипящие звуки, будто поддерживала решение потенциального самоубийцы.
     Я отвернулся, вроде увидел что-то крайне интересное на дереве.
     С глаз ежа текли слезы.
     Где-то прокаркала ворона.
     Луны не переставали плясать.
     — Бывал за пределами родного леса?
   
    6
       
     — Скоро город? — надоедливо в сотый раз спросил ежик. Сидя в седле рядом со мной ни минуты не безмолвствовал пухленький пассажир.
     — Же милосердный, за что наказываешь? — взмолился крокодил, а затем меня упрекнул. — Для чего взял? Толку от него никакого, а жить спокойно не дает!
     Смолчал я и посмотрел на всеядного зверька, и на душе потеплело. Мокрый носик приподнялся и оскорбленный товарищ возмутился:
     — Я, по-твоему, чешуйчатый, жить не даю? — после кивка верхового на двухголовом ящере еж вскипел. — Как не стыдно! Неблагоразумный член группы сеет смуту! Бесхитростная наглость! Требую паршивца на дуэль! Немедленно!
     — С тобой? — засмеялся Аднер. — С преогромной радостью!
     — Конечно, со мной! Сталин, тормози колымагу! — требовал воинственный зверек. — Будешь секундантом! Слышишь?
     — Слышу, — безразлично подтвердил.
     — Замечательно, почему не останавливаешься?
     — На самом деле, Сталин, прислушайся, — заговорил Аднер. — Я быстренько решу проблему, и дальше вновь наступит благотворная тишина.
     — Кто проблема — я? — поразился Ежик. — Вдыхай побольше воздуха, мерзавец, пока есть возможность! Не долго, поверь прославленному дуэлянту, земле придется тебя терпеть!
     — Прославленному дуэлянту? Кроме леса, где бывал, выдумщик?
     Милое животное приподнялось на задние лапки и устремило когтистый пальчик на Аднера:
     — Не потерплю! Пожалеешь, смерд, за поганые слова! Дуэль!!!
     — Мудрейшие слова, — согласился крепко сбитый крокодил. — Сталин, разве не видишь, попутчик жаждет крови.
     — Нет, — отрезал я.
     — Почему нет? — недоумевал маленький храбрец. — Ага, понял! Боишься за жизнь чешуйчатого! Молодец, сразу догадался, кто на волосок от смерти! — и обратился к словесному сопернику. — Повезло, остолоп, эх, повезло, что имеешь умного, заботливого друга.
     Аднер умоляюще на меня поглядел, однако увидев отрицательное покачивание головой, расстроился.
     Владелец колючек победоносно опустился на лапки и раздосадовано бормотал:
     — Повезло сопляку. Здесь находилась его башка, — малюсенькие передние лапки животного крепко сжались. — Так близко, — и серьезно прибавил. — Ты настоящий друг, Сталин, горой стоишь за товарищами. Если не мольба не трогать его, довел бы дело до конца.
     — О какой мольбе идет речь? — не выдержал Аднер.
     — С тобой никто не говорит! — огрызнулся ежик. — Извини, Сталин, некоторые, не знаю даже как их назвать, не дают закончить начатую мысль. Так вот, твои уговоры переубедили, за что искренне благодарен, поскольку марать изящные лапки в крови не было желания.
     Крокодил, признав бессмысленность вести перепалку, махнул рукой и отвернулся.
     Не прошло полминуты тишины, как ее прервал серенький кружок:
     — До сих пор не ответили: скоро город?
     Аднер отчаявшись, закрыл лицо руками, длинномордая голова зашаталась на широких плечах.
     Провел рукой по спине ежа, какой от прикосновения довольно прогнулся, подобно коту и предположил:
     — Может, за тем холмом у громадного испепеленного дерева?
     Реакция Аднера мгновенна — поднял голову и посмотрел вдаль. Крокодиловая морда осклабилась, продемонстрировав окружающим острые зубы:
     — Да, за холмом, — радостно подтвердил чешуйчатый. — Мучения треклятого путешествия в компании надоедливого ежа закончились!
     Серенький комочек недовольно фыркнул, но промолчал.
     Взобрались на высокий холм и миновали мертвое дерево. Почерневший и трухлый столб производил досадное впечатление. Тропа, по которой ехали, извиваясь, спускалась вниз к арочному сооружению. Под полукруглой аркой находилась огромная пропасть. За последние пару дней, не считая железной клетки, это первое строение, повстречавшееся на пути, созданное не природой.
     Недалеко от архитектурной конструкции, к которой вело с десяток троп, были расставлены немногочисленные палатки, паслось пару ездовых животных и сновали или лежали на бирюзовой траве существа различных видов.
     — Хм, Нижний город представлял немножко другим, — признался я. — Деревушка Окер впечатлила больше.
     — Город, смешно! — сказал еж. — Моя нора и того больше!
     Аднер снизошел:
     — Город под землей, а мы стоим на его поверхности, — разглядев несообразительные лица, громила добавил. — На лифте спустимся вниз под землю и тогда попадем в столицу.
     — Лифт появится с той ямы под аркой? — с сомнением я уточнил.
     — Правильно.
     Спустились в чашу холма и присоединились к остальным. Аднер слез с ящера и обратился к полулежащему на траве существу. Тыквоголовый безразлично ответил:
     — Лифта полдня как нет. Вам повезло, ждать осталось недолго, — и, закончив недолгий разговор, отвернулся неразговорчивый главный персонаж Хэллоуина.
     — Благодарю, — и обратился к отряду. — Значит, спешиваемся и садимся. Подождем.
     За время ожидания к палаточному городку никто больше не подъехал. Разузнал, почему мало желающих хотят посетить столицу Набброджы. В город ведет с десяток лифтов, наш непопулярен по двум причинам: во-первых, отдален от главных дорог княжества, во-вторых, основной фактор, конечный маршрут лифта ведет в район Мурашника, места, где обитают отбросы города: бездомные, воры, убийцы, насильники. Скажу прямо, возможность очутиться с головорезами бок о бок не вызывала восторга, но, по заверениям коренастого приятеля, другого способа попасть в Нижний город не существует. Моя броская внешность, вздумай воспользоваться другими лифтами, приковала бы внимание и стража, завидев разыскиваемого, схватила бы и заперла в темницу. А здесь всем наплевать кто ты, ибо фактически каждый живущий в злополучном районе столицы, как минимум разок убивал и насиловал. Ежик не испытывал страха пройтись по Мурашнику, наоборот ликовал — лучшего места для шалостей не найти. Всякий раз расспрашивал об алкоголе, дурманящей траве, не забыл разузнать, названия и где отыскать дешевые ночные заведения, с большим выбором потаскух. Когда Аднер устал и перестал отвечать на непрекращающийся поток вопросов, маленький проходимец не рассердился, а оставил нас и завязал беседу с шайкой мускулистых двуногих крыс. Не прошло и с минуты, как новые друзья ежа от души смеялись и, что совсем не удивляло, с радостью приняли в компанию.
     Тыквоголовый не ошибся, вправду через час, с бездонной пропасти, гудя, выполз лифт. Предвестником скорого появления транспорта стала дрожащая земля, что послужило предлогом быстро разбирать палатки, собирать вещи. Когда все были готовы, с отверстия в земле вынырнула верхняя поверхность большой медной коробки, затем конструкция, закончив долгую поездку, предстала на обозрение. Ничего красивого и обворожительного — обыкновенный восьмиугольный ящик. Но ее размер! Казалось, вмести она до двухсот пассажиров, уверен, осталось бы еще много свободного места.
     Дверь лифта, поскрипывая пошла вниз и выпустила немногочисленных пассажиров. Они молчаливо покинули запертую медную коробку и как можно быстрее удалились за пределы холмов.
     — Пошли, Сталин, чего стоишь, — похлопав по плечу, молвил Аднер и я последовал за ним ведя за узду Черта.
     — Дым, издаваемый конем, не поубивает вас внутри? — спросил я.
     — Не волнуйся, — успокоил товарищ. — В лифте существует вентиляция и дым выветрится. Безусловно, механизмы забытых, подобные твоей лошадки не ездили в лифте. Чего диву даваться, их никогда не видали за пределами Кхарахи! Но в этом лифте перевозили все возможное, и дым Черта покажется цветочками в сравнение с тем, что иногда транспортировали. И ничего страшного, все живыми добрались до конечного пункта назначения.
     Последним зашел в утробу медного «животного». Как и под небом все собрались теми же группками в определенном расстоянии друг от друга. Присел я возле одинокого крокодила, скакуны, как и мы, стали вместе. Еж пожелал остаться вместе с двухметровыми крысами, посчитав, что поездка в их кампании повеселей будет.
     Водитель транспорта, низкий горбач, с поредевшими длинными волосами, стоя у пульта управления, набрал замысловатую комбинацию на кнопках, вследствие чего дверь, поскрипывая, поднялась и затворилась, закрыв бирюзовое небо. После этого одноглазый горбач руками взялся за рычаг и потянул. Медная коробка затряслась и, издавая гулкий шум, понеслась вниз.
     Сквозь громкое гудение, донеся голос Аднера:
     — Я спать. Полдня будем спускаться.
     Кивнул и сам приляг. За время, проведенное в Хаттбаде, я ни разу не имел блаженства сновидения. Сначала думал, свихнусь, ибо не представлял жизнь без сна. Грань безумия проникала в сознание, тем не менее, победил ее и продолжаю до сих пор разумно мыслить. Наверное, благодаря тому, что научился отключаться. Это не сон конечно, остаюсь бодрствовать, но пытаюсь не думать о всякой всячине и словно впадаю в иное измерение — в своеобразный астрал. С опытом погружаться в полусонное состояние научился легче и быстрее. И сейчас намерен воспользоваться новым умением.
     Напоследок поглядел на ежа и его новых друзей, которые смеясь, играли в карты, и, прилегши на спину, устремил взор на высокий темный потолок. Я погружался в астрал.
   
    7
   
     — Внимание! Через пять минут поездка завершится! Приготовьтесь покинуть транспорт! — громкий голос с прикрепленных на потолке динамиков.
     Зашевелился, затем присел. Остальные пассажиры просыпались и собирали вещи. Еж, оказалось, тоже заснул с новыми друзьями, хотя первую часть пути без устали веселился и смеялся, однако великое количество кро подкосило. Аднер спал, продолжал храпеть, отчего пришлось приложить немало усилий, чтобы привести его в сознание.
     Автоматический голос, предупредивший о предстоящей остановке, не обманул, и лифт замедлил спуск, а затем остановился, после чего одна сторона медной коробки приоткрылась, и толпа народу устремилась к выходу. Снова я с металлическим скакуном по традиции замыкал процессию.
     Я единственный, кто, увидев город, не обрадовался, а напротив, испугался — бросило в дрожь. Никогда здесь прежде не бывал, но желтое яркое небо и дома черного цвета утверждали обратное. Хлынули воспоминания, и готов был провалиться сквозь землю.
     Город из сна. Голем… Птицеголовые…
     Уцепился за руку Аднера и взволновано спросил:
     — Куда привел?
     Крокодил, недоумевая, ответил:
     — В Нижний город, а что случилось, Сталин?
     Черт бы всех побрал! Не могу сказать правду!
     — Под землей разве бывает небо?
     — А что необычного? — поразился коренастый крокодил.
     — Что необычного? — передразнил. — Поверь, это очень неестественно!
     Аднер взялся за подбородок:
     — Гм, — и снова после минутного молчания. — Гм, — но потом мозг родил кое-какую гипотезу, — Знаешь, возможно, Же свидетель, понимаю, почему удивляешься. У забытых, где прошла вся твоя сознательная жизнь, ничего подобного нет, и все естественное для нас — имперцев, тебе кажется диким — невозможным. Тебе сложно принять основы нашего существования, тебе неясна природа наших вещей.
     Выслушав до конца неподготовленный спич товарища, кивнул. Хорошо, что не признался, чем в действительности страшит Нижний город, рано делать признание кто я. Тем не менее внутри черепа неустанно скребся вопрос и перефразировав его открыл рот:
     — Аднер, как выглядят инквизиторы?
     Широкоплечее существо остановилось и, прищурив желтые глаза, спросило:
     — Почему вдруг спрашиваешь?
     — Ну, — спохватился, — просто часто в разговорах упоминаешь Одиннадцатую колонну и магистра Хаво, и, сам не знаю почему, сейчас заинтересовал их внешний облик. Ведь они должны, полагаю, носить установленную форму одежды с определенной цветовой гаммой.
     — Вопрос нормален, Сталин, — успокоил Аднер. — Удивляет другое, отчего сейчас задаешь такой вопрос, — указал когтистым пальцем на небосвод, — цвет неба знаком?
     — Не в этом дело, Аднер. — поспешно заверил. — Ты рассказывал, в столице находиться представительство инквизиторов. Стало любопытно, как различить их в массе горожан?
     — Вот оно что, — крокодил почесал затылок.
     Сыграло воображение или Аднер огорчился, услышав ответ? Подозревает во лжи?
     Умница я, что сумел выкрутиться с запутанной ситуации и не высказал истинную причину заданного вопроса.
     — Их сразу распознаешь. Они носят птицеголовые маски и окутанные с плеч до пяток в черные мантии.
     Кости затряслись.
     — В Нижнем городе их мало — с десяток — повстречать довольно сложно. Но если усмехнется удача, увидишь и сразу распознаешь.
     Лучше не усмехайся! Ненавидь!
     — Нам правее, туда, куда идут все, — произнес товарищ. 
     Не разбираясь в основах градостроения легко отметить различие между правой стороной города и левой. Если быть точней, мы уже находились на правой половине. Две части города сильно контрастировали. Левая — чистые черные строения, улицы убраны, да и жители производили приятное впечатление. Вдалеке объявился переполненный пассажирами трамвай, управляемый големом. Все как во сне, только присутствие жителей изменяло облик воспоминаний. Правая часть города не могла похвастаться чистотой и порядком: мусор и пыль застилали выложенную брусчатку, окна домов забитые досками. Везде, куда не глянь, потаскухи предлагали услуги. С окон и дверей разрушенного здания валил дым. Возле перевернутого мусорного бака двое громил, что-то не поделив, пытались доказать правду кулаками. Стража города, патрулирующая на левой стороне, здесь не обнаружилась. Не верилось, что разделяемые мостами половинки города могут быть так противоположны, подобно двум сторонам мировоздания — света и тьмы.
     — В Мурашник? — догадался я.
     — Да.
     Не успел освободиться лифт от предыдущих пассажиров, как его вновь заполнили необыкновенные существа. Водитель лифта, одноглазый горбач, выкурил папиросу, делая глубокие затяжки, и бросив окурок наземь, поспешил обратно в медный ящик. Коротышка занял привычное место у пульта управления, приготавливаясь к новому подъему. Неужели, как и я в прежней жизни, работает сутками?
     — Спецвыпуск газеты «Набброджа»! — возглашало мелодичным голоском худенькое с тонкими ручонками и ножками, но с громадной квадратной головой на тонкой шее невиданное создание. — В номере: героическая оборона Хабюта пала под натиском кровожадных жуков! Герцогство Хабютштайн — повержено! Династия Хабютов осталась без земельных наделов! Спецвыпуск газеты «Набброджа»!
     — Купим, а? — спросил я и, не дожидаясь ответа, рылся в спине Черта, пытаясь открыть секретный ящичек и достать оттуда драгоценные камешки.
     — Святой Же, что делаешь! — рассердился Аднер. — Положи их! Обезумил: покупать газету за драгоценный камень!
     — Что с того?
     — Газетчик не дает сдачи! Да почти никто в Наббродже, а особенно в Мурашнике, не дает сдачи! — и, успокоившись, добавил. — За камешек можешь купить сотню газет, а не одну, но зачем так много?
     Обратно положил камни и закрыл их крышкой:
     — Есть деньги поменьше?
     — Откуда? — улыбнулся и расставил в стороны руки крокодил. — Я на нуле. Не отчаивайся, Сталин, ничего там интересного, в той газете. Герцогство пало — это главное, что еще надо знать?
     — Ты неинтересный — сделал заключение и поплелся за удаляющимся крокодилом и его двухголовым ящером.
     Не успел сделать с десяток шагов, как из-за спины послышался знакомый упрекающий голос:
     — Бросить решили? От меня не так легко отделаться!
     Обернулся и с преогромной радостью на руки взял подбежавшего на крохотных лапках ежика, на спине коего покоился спецвыпуск газеты «Набброджа».
     — Думал, оставил нас навсегда и решил продолжить путешествие с крысами. — сказал я.
     — С теми алкоголиками? — удивился хитрец. — Никогда! Поиграть в картишки — это одно, но быть вечно с ними — неужели похож на безумца?
     С теплотой прижал к ребрам животное:
     — За какие гроши купил газету? Погоди, их у тебя нет.
     Еж поднял длинную мордочку и прошептал:
     — Не было — есть, всякое бывает, — философски заметил серенький комочек.
     — Украл газету?
     — Тсс! — приложил палец к губам. — Говори тише! — и, покрутив пушистой головой вокруг, прибавил. — Не только газету, но и деньги у крыс.
     — Черт возьми!
     Металлический скакун-робот повернул немалую голову.
     — Это не тебе, Чертик, иди дальше, — и снова посмотрел на воришку. — Ладно, еще понимаю, почему не удержался ограбить крыс-мутантов, но зачем красть газету, если есть средства для приобретения?
     — Не будишь ты великим созданием, не тот склад ума, — категорично высказался маленький зверек. — Не тяни, посади на коня, и быстрее уходим, пока крысы не заметили пропажу.
     Сделал все, как требовал Еж.
     Чешуйчатый показывал видом, что возвращение блудного сына не тешит, огорчает. Однако зная, что убедить меня не принимать обратно в маленький отряд зверька не удастся, склонил голову и, не останавливаясь, шагал дальше.
     Грязный район Мурашника, место обитателей отбросов общества, углубляясь вглубь, мрачнел. Прямо на улице, не скрываясь, парочка: яйцеголовый с длинным хоботом, как у слона прелюбодействовал с безголовой проституткой, глаза и рот каковой находились в области живота. Вдоль линии рельс, по каким давним давно перестал ходить трамвай, лежали рядами пьяные твари, опьяневший вид еще больше уродовал их непрезентабельные физиономии. Однако поражало другое — трупы — беспорядочно валяющиеся на брусчатке. Невыносимая вонь исходила от тел из-за чего стаи мух, вопя от веселья, летали вокруг. Но обитатели Мурашника проходили мимо, не думая их убрать, словно мертвецы превратились в архитектурные достопримечательности района. Вид и обстановка Мурашника пугала и вызывала отвращение. Реакция Аднера не удивляла — меланхоличный взгляд. Он не видел ничего нового, его детство прошло здесь, как ни как это родной дом. Но ежик! Он не находил места, крутился подобно белке в колесе, крича от радости. Маленькие крошки-глаза воспламенились огнем, сердечко бешено колотилось о ребра, вырываясь наружу.
     Надоело глядеть на пухленького дьяволенка и раскрыл газету на развороте. Текст отдавал пессимизмом: безнадега, безнадега и еще раз безнадега. Прочитав основную статью спецвыпуска, отмечу, единственную статью, понял — апокалипсис, предсказанный величайшими мудрецами Хаттбата, наступил. Нам ныне живущим к несчастью суждено жить во время хаоса.
     Короче, если в пару словах пересказать текст, все сводилось к тому: жуки, создания злых сил приближаются с юга, с Топей, на север. Граничащее с Топями герцогство Хабютштайн первым приняло бой с незнакомыми всеядными созданиями и не устояло под превышающими силами противника. Легендарная неприступная стена Хабюта, после ожесточенных сражений, длившиеся девять дней, потеряна, и ворота в плодородные земли Приграничного герцогства открыты. За день до штурма столицы правящая династия Хабютов со слезами на глазах покинула оборонительные стены города и на сегодняшний день, когда все герцогство, часть огромной Империи, лежит в руинах, держит путь к Замку, где их ожидает Император, собирающейся вот-вот двинутся в Освободительном Походе.
     В течение всего текста невзначай упоминается, что Набброджа не поддерживает решение всемогущего Императора в немедленной военной кампании, однако, во-первых, не указывается, из-за чего нет единого мнения между Императором и Далем, князем Набброджы, и, во-вторых, взамен не предлагается ничего другого, чтобы разрешить проблему. То есть действия Императора не прямо, но завуалировано, ставятся под сомнения, однако из Дома Дала не исходят альтернативы.
     Вспомнились слова алкоголика-предателя Наполеона говорившего, что князь ко всему прочему не дал распоряжения отправлять войска в Поход. Об этом немаловажном нюансе в статье не упомянуто. В общем, местная газета политического характера и смотрит на сложившуюся ситуацию однобоко, посему делать однозначные выводы бессмысленно и что важно, по возможности, следует ознакомиться с другим взглядом на данную обстановку.
     — Пришли, — торжественно отчеканил Аднер и разошелся в широкой улыбке, наверное, вспомнив детские годы.
     Аккуратно я сложил газету и положил ее у ног спящего бомжа, прижавшегося к стене дома. С носа, вроде картошки, стекала густая струя, готовая прямиком направиться в открытый беззубый рот.
     Жилище крокодила производило жалкое зрелище: двери отсутствовали, скорей всего, вынесли и благополучно продали, окна, как и у всех домах, забиты ставнями; стены, кроме толстого слоя грязи, глубоко исцарапаны. Апогеем красоты стал труп, лежавший прямо перед входом. Мертвец, думается, умер не быстро, над ним издевались, поскольку ноги, руки, голова лежали поодаль от туловища. В рот несчастного засунули собственные гениталии.
     — Прям королевский палац, — не сдержался неугомонный зверек.
     — Спасибо, — поблагодарил Аднер, не заметив сарказм в словах малого проходимца, — откровенно сказать, дом мало чем отличается от других, но все одно благодарю.
     Серый воришка покрутил пальцем у виска и отвернулся, начав рассматривать перевернутый ногами верх вагон трамвая, лежащий напротив жилища Аднера. Стекла транспорта, прежде странствующего по Мурашнику, разбиты, краска слезла. Поломанный вагон, превратившись в хлам, ныне стал обиталищем бездомных, откуда исходило неразборчивое пение пьяных домочадцев.
     — И вид с дома прекрасный — лепота! — продолжил издеваться пухленький зверь.
     Аднер кивнул, одновременно вызывая признательность за похвалу и единство во мнении. Смутьян, видя непредвиденную реакцию чешуйчатого, расстроился и прекратил дальнейшие попытки его разозлить.
     — Итак, — распорядился крокодил. — Сначала обследуем здание, выносим трупы или выгоняем новых хозяев дома, если завелись. После этого скакунов заводим через черный вход, там проем больше, и поселим их на первом этаже. Мы займем второй. Ясно? Отлично, приступаем.
     Чешуйчатый лукавил, точно знал, трупов и бездомных бедолаг наберется навалом. За полчаса необычной уборки с жилища выгнали семь бродяг, трупов вынесли вдвое больше. Кровь на стенах и на полу да испражнения предыдущих съемщиков здания производили гнетущее впечатление. До конца не верил, что в этом мясокомбинате будем кое-какое время жить. Еж, завидев внутренности «королевского палаца», не сдержался и его вырвало. Ненормативная лексика за время уборки лилась из уст ежа беспрерывно, но я и Аднер на упреки не отвечали. Чешуйчатый к тому же сразу не сообразил, почему у воришки резко переменилось мнение о доме. Со временем зверек успокоился и, обидевшись, молчаливо лежал на кровати.
     Пару слов о заднем входе, через который ввели в дом металлического коня и двухголового ящера. По правде сказать, это не вход, а дыра, образованная взрывом. Как поведал здоровяк, в то время, когда колесил по Хаттбаду, в пустующий дом заселилась некая банда под названием «Одурманенные». Жилище переделали в штаб и настроили производство крепкой наркотической травы. Товар по низкой цене имел громадный спрос и с каждым новым днем клиентура увеличивалась. Разумеется, конкурентам не понравился новый игрок на монопольном рынке, и они решили избавиться от него. Однажды днем, когда Мурашник бушевал в наркотическом опьянение, дом подорвали и членов группировки «Одурманенные» поголовно уничтожили.
     Вот такой миленький фрагмент из долгой жизни Мурашника.
     Закончив генеральную уборку, собрались на втором этаже, ежик не соглашался на уговоры спуститься вниз, и обсудили дальнейшие действия.
     Крокодил, широко расставив ноги, полулежал на кровати и, почесывая живот, сказал:
     — Действуем так, — лидерство в группе плавно перетекло в руки Аднера. — Начнем решать главенствующую проблему, из-за которой тут собственно находимся: снять обвинение в эретизме со Сталина.
     — Аднер, постой-ка, — перебил я, — может, это вообще не проблема? За все время, никто меня не распознал, и что важнее, никто вроде бы не ищет.
     — Ключевое слово — вроде! Поверь, тебе до сих пор везло. Благодари Же, что не встретили инквизиторов, иначе бы сидел в сырой камере. Представь, Сталин, один их мимолетный взгляд на твою рожу и ты пойман. Они тебя разыскивают.
     — Верю, — сдался, — на чем остановился, Аднер?
     — Пойду сейчас в кое-какое место и поговорю с нужными людьми.
     — Куда и к кому?
     — Не могу ответить, Сталин. Ради твоего блага.
     Недоумевал:
     — Чем поможет неведение?
     — Всем, — грубо отрезал чешуйчатый и спокойней продолжал. — Доверься, дружище. Разве не тебя спас в Окере? Неужто не привел в Набброджу? Киваешь, соглашаешься. Сталин, поверь еще раз и не прогадаешь. Даю слово, если все сложится удачно…
     — Когда, — поправил я.
     — Когда все сложится удачно, клянусь духом Же, расскажу с кем встречался. Устраивает?
     Поднялся я с жесткой грязноватой кровати и заходил взад-вперед по комнате. В конце концов, вымолвил:
     — Договорились. Ежик свидетель, ты поклялся духом Же.
     Сжали руки в рукопожатии, засвидетельствовав уговор.
     — Все-таки не доверяешь, — обидчиво изрекло коренастое существо, — после всего того, что сделал…
     — Доверяю, просто немного удивило, отчего не вводишь в курс предстоящего дела.
     — Повторю — ради твоего блага.
     Чешуйчатый подошел к дверному проему:
     — Вернусь к полночи, возможно, позже.
     — Как поймем, полночь наступила или нет? Раскрою секрет, даже не представляю который сейчас час. В городе днем и ночью светло.
     — Сейчас семь часов вечера, — ответил Аднер. — Не видишь, потемнело? — услышав отрицательный ответ, крокодил объяснил. — Со временем научишься различать время по небу, но сейчас несколько дней придется тяжело. Но привыкнешь.
     Перед уходом Аднер посоветовал:
     — Сидите дома и не показывайтесь на улице, особенно это касается тебя, Сталин. Не дай Же обнаружат инквизиторы, тогда все пропало.
     — Иди уже, накомандовался, — расстроено произнес, однако послушно приляг на неудобную кровать.
     Чешуйчатый спустился вниз, где с недавних пор обитали скакуны, и вышел на улицу.
    ***
     — Куда ты?
     Не успел крокодил покинуть дом, как ежик спрыгнул на пол и направился к выходу.
     — В город.
     — Аднер запретил покидать дом.
     Воришка развернулся:
     — Плевать на него! Кто он — отец или мама? Я взрослый самец и сам принимаю решения!
     — Мы обещали…
     — Ты обещал, я нет. Что хочу то и делаю, — гордо заключил храбрец.
     — На улице нас ждет опасность! — бросил последний довод.
     — Ошибаешься — не нас, а тебя! Тебя, Сталин, преследуют инквизиторы, на меня им начхать.
     — Но…
     — Достаточно! Можешь оставаться, но я не намерен впустую расходовать драгоценное время. Мне противно находиться среди вони и крови! Не дом, а сортир!
     Еж гордо с высоко поднятой головой добрался до лестницы, ведущей на нижний этаж, и пропал.
     Горько я вздохнул. Ежика можно понять, разумное зерно в речи присутствовало, и возразить ничего не удалось. Жаль, что с ним не пошел, теперь не догнать. Почему всегда торможу? Наверное, стиль жизни такой.
     Не успело опустошение поглотить целиком, как снизу послышался причитающий крик маленького друга:
     — Сколько тебя еще ждать? Не говори что заснул, не поверю! Идем!
     Слез с койки и бегом бросился вниз.
   
    8
   
     За нами закрылась дверь магазинчика «Мир табака» и мы с покупками вышли на центральную улицу бедного района Нижнего города. Еж держал дорогостоящую сигару, длина которой чуть-чуть превышала его самого, и сделал глубокую затяжку, выпустив изо рта три дымовых кольца. Хитрые глазики закрылись, и миленькая мордашка разошлась в самодовольной ухмылке.
     — Великолепно! — подытожил еж. — Отменное качество!
     — Двадцать монет за сигару — многовато, — высказал мнение.
     — Не ломай кайф! Не философствуй, а кури.
     — Ежик, в десятый раз повторяю, я не курю.
     — Зря, — уверенно сказал воришка. — Значит, на старосте лет начнешь.
     — Смысл? Костяное тело не сделает затяжку, сигара без надобности.
     — Сталин, прости, но ты деревенский профан.
     — Как так?
     — В сигарах главное не вкус, хотя если он присутствует это плюс. Главное — имидж! Посмотри на меня — крутой парень с крутой сигарой. Подумай, что скажут окружающие — верно, самодостаточный, обеспеченный перец, которому море по колено.
     — Концепция имеет право на жизнь, но я иначе вижу окружающий мир.
     — Прекрати, Сталин! Не огорчай. Быстро зажги сигару и всовывай ее в рот.
     Спорить с воришкой не хотелось, поэтому сделал все, как требовал. Как ни как он купил мне сигару, дешевле, чем себе — одна жалкая монетка, но коли подарок вручен, не красиво отказываться.
     — Молодец, — одобрил серенький кружок, — теперь вижу, мужик! Все девчонки твои. Точней, почти все мои, я круче, но остальная часть, не такая большая, твоя.
     Не удавалось сделать затяжку, организм не позволял, однако по необъяснимой причине — фантастика! — с носового, ротового и глазных отверстий валил дым. Страшно представить, как выгляжу со стороны. О каких девчонках может идти речь? Переменил тему:
     — Как собираешься идти с огромной сигарой? Не великовата?
     — Легко. Угадай, для чего ты?
     Осенило:
     — Черт возьми! Чтобы нес?
     — Умница, — похвалил колючий комок и протянул сигару. — Держи и пошли.
     Не возмущался — как можно обижаться на прелестное создание? Покорно взял сигару и поплелся следом за другом.
     Окружающая обстановка не переменилась: всюду пьяницы, мертвецы, девчонки легкого поведения. Касательно последних, теория ежа подтвердилась. Охотницы за деньгами завидев нас: касалапого ежика и дымящего скелета, похожего на едущий паровоз, кинулись предлагать бесценные дары. Не отвечу наверняка, что послужило красной тряпкой: новоявленная крутизна или сигары, красноречиво показывающие, что мы при деньгах.
     В отличие от меня смущенного, ежик загадочно подмигивал и весело отвечал обладательницам древнейшей профессии. Скрывшись за домом, любитель сигар спросил:
     — Разве был не прав, а?
     — Учитель как всегда прав, — шутливо я согласился.
     — Сигары и сигареты — верные помощники.
     — Так точно, сенсей.
     Когда шлюхи остались за поворотом курильщик спросил:
     — Как девчонки?
     — Нормальные, — затуманено ответил. Не признался, что внешний вид большинства вызывал отвращение. Для обитателей Хаттбада, вероятно, норма, что вторые половинки не похожи на них. Для прибывшего с иного измерения все по-другому. Трехногие, четырехрукие, безголовые или того хуже дамы отталкивали. Провести ночь с дамой-пауком — помилуйте!
     — Скромняга, — прищурилось маленькое животное, — а я не буду скрывать. Видел длинноногую дамочку с черненькой сумочкой?
     Передернуло, когда догадался, о ком говорил дружок. Спокойно уточнил:
     — Высокая, почти вдвое выше меня?
     — Да! — обрадовался дикий зверек. — Тоже приглянулась?
     Боже милостивый! Дистрофик с трехметровым ростом и мордой — не лицом! — как у козла не оставил равнодушным искушенного ежа!? О бородавках промолчу! Карлик и гигант — невиданно!
     Взял себя в руки и ласково сказал:
     — Не знал, что ты гурман! — и громче добавил. — Гурманище!
     — Да, я такой, — смущенно согласился еж. — Когда будем возвращаться в наш хлев, возьму ее.
     Храни тебя, Боже! Как после такого не стать верующим?
     — Ты барин, тебе решать. — произнес я.
     — Все, точно возьму! — окончательно решился и, взяв у меня сигару, сделал глубокую затяжку. И не закашлялся!
     — Смотри-ка! — воскликнул я и пальцем указал на желтоватое небо.
     Животное нехотя открыло глазки, которые всегда по привычке закрывало, вдыхая дым, и уставилось на небосвод:
     — Ух!          
     По небесной глади летели воздушные шары. В подвешенных корзинах виднелись крохотные точки летевших. Будь воздушный шар копией земного, я бы не удивился, но такое! Огромный шар сделан не из ткани, отнюдь, он живое создание. Громадные пятиугольные глаза оранжевых тварей с интересом глядели с небес на крохотных горожан. С широченных зубастых пастей высовывались длиннющие змееподобные языки. Все одинаковы, словно близнецы.
     — Что это? — спросил еж. — Действие двадцати монетной сигары дает о себе знать?
     — Сомневаюсь, ее не курил, но тоже вижу.
     Сзади подошел широкоплечий обитатель Мурашника с короткими неприметными ножками, но взамен отрастив длинные мускулистые руки как у гориллы, и пояснил:
     — Дети богатых родителей с района Голем веселятся.
     Посмотрели на незнакомца. Поверх черные моряцкие штаны и белая рубаха низкого качества.
     — С района Голем? Так называется вторая половина города? — спросил я.
     — Угу, джентльмены.  
     — А почему Голем?
     Разивший потом собеседник ногтем порылся в черных неровных зубах:
     — Туристы?
     — Заметно? — снисходительно осведомился серый комочек.
     — Очень, — и монотонно продолжил. — Давним давно единственными жителями Нижнего Города были големы. Со временем город заселили другие расы и правителем назначили чужака, не коренного жителя. Года шли, и раса големов постепенно теряла позиции и в конечном итоге опустилась на дно, — здесь рассказчик на секунду прервался, громко чихнул, казалось, разорвал легкие, но как в чем не бывало, подал голос снова. — Видели, как они убирают улицы, тащат трамвайные вагоны, ремонтируют древние механизмы?..
     — Видели с трамваями, — перебил я.
     — Ясно, — задумался крепыш и заключил. — Вы, джентльмены, были только на одной стороне города.
     — Да, в Мурашнике. — согласился я.
     — На вашем месте — не сунулся бы сюда. Кто материально обеспечен, обитает в Големе, а Мурашник обходит стороной.
     Ежику надоело слушать:       
     — Судьба не помиловала — мы бедняки.
     Угрюмый горожанин задумался, потом выпалил:
     — Но ваши сигары, джентльмены, стоят кучу денег!
     Воришка подмигнул мне, говоря, видишь, я прав!
     — Мы их подобрали. У мусорного бака, — схитрил остроухий зверь.
     Горилла опустила крупную голову:
     — Надеялся, монетку дадите за разъяснения, — развернулся, собравшись уходить. — Опять неудача.
     — Постой! — торопливо я воскликнул. — Держи, заслужил.
     Длиннорукий не веря, дрожащими руками взял на половину выкуренную дешевую сигару, и сделал короткую затяжку. Безобразная морда породила мученическую ухмылку.
     — Благодарю, джентльмены! — раскланивался оборванец. — Благодарю!
     — Тише-тише, дружище! — заговорил ежик. — Не нужны поклоны, лучше скажи, где повеселиться в Мурашнике?
     Жизнерадостный здоровяк — недавний пессимист, с охотой ответил:
     — В «Яме», лучшего не сыскать!
     — Что там? — допытывался еж.
     — Бои без правил, джентльмены!
     — Как туда попасть?
     — Легко, джентльмены! — не ожидал, что одна сигара, к тому же дешевая, в силах кардинально изменить характер. Куда поддевалась угрюмая рожа и монотонность речи? Он сиял подобно Солнцу. — Идите прямо, затем поворачиваете на право…
     Распрощавшись с гориллой, пошли по указанному направлению. Еж не сдержался:
     — Я бы не отдал сигару.
     — Понятно, тоже бы не отдал двадцати монетную.
     — Не в этом дело. Наверное, удавлюсь сам, чем сделаю подарок! 
     — Не ври, — не соглашаясь. — Мне подарил.
     Серенький воришка неохотно признался:
     — То не подарок, а оплата, что несешь добротную сигару.
     — С ума сойти!
     — Главное без обиды, — попросил колючий парнишка. — Не стал обманывать, а сказал, как обстоят дела в действительности.
     — Наверняка первый раз за все время! — зло отметил.
     Остальную часть пути к «Яме» провели в молчании. Легендарное заведение не на словах, а на деле показало, кто главная «святыня» Мурашника. Прямо под небом на широкой площади явилась огромная круглая с ровными стенами яма. Дно ровное, верх по периметру окружен кольями. Обветшалый вид трибун показывал, что конструкции не год, не два и не одно десятилетие. Несмотря на старость и неухоженность, трибуны битком заполнены — свободного места не найти. Или попытать удачу в другой раз или, что и сделали, пробраться через толпу поближе к кольям. Толпа стоячих, в основном безнадежная беднота Мурашника, не имея средств оплатить сидячие места, отважно сдерживала наплыв новоприбывших, однако кое-как с приключениями все-таки мы пробрались на первый ряд.
     — Держись за колья, не хочу скатиться на дно! — горячо попросил воришка, расположившись на моем плече и продолжая курить нескончаемую сигару.
     И без его слов ухватился за деревянные бревна с заостренными концами. Сзади беспокойная толпа подталкивала вперед и если не примитивное ограждение, уже бы летел вниз. Глубина Ямы не большая — три-четыре метра. Пустовала, что давало понять, успели прийти к началу. Хоть в чем-то повезло.
     — Итак, приветствую храбрых жителей Мурашника! — разнесся громоподобный голос из динамиков, прикрепленных на крышах трибун.
     Толпа заорала во все глотки. Невыносимый шум к счастью быстро прошел и голос с динамика продолжил:
     — Сегодня настал долгожданный день, друзья! День боев без правил!
     Гул опять заполонил «Яму» и зрители как сумасшедшие толкались. На меня навалился девятый вал, однако ставшие родными колья помогли устоять на ногах. Толпа недолго прессовала и отхлынула, позволив вновь соображать ясно.
     — Жив?
     — Есть варианты? — вопросом на вопрос ответил курильщик.
     Доступно объясните, как нахал умудрился не просто усидеть на плече, после толкучки, но и продолжать беззаботно испускать дымовые кольца?
     — Напрасно полезли вперед, следовало постоять в сторонке, понаблюдать, послушать, — вслух раздумывал я.
     — Не согласен! Все бы пропустили!
     Промолчал. Ему разумеется здесь лучше — никто не мешает!
     — Господа, вы готовы? — вырвалось с громкоговорителей.
     Черт, опять! На третий раз гул противных голосов не так удручающе действовал на нервную систему. Осклабился — постой тут пару деньков, и сроднишься с шумом.
     — Встречайте! Первый претендент — дикий зверь из Бездны по имени Разрушитель!
     Под рев толпы с противоположной стороны от меня к краю ямы, заблаговременно очистив дорогу от зевак, шестеро работников «Ямы» толкало железную клетку. Внутри восседало четырехрукое чудище, две из каких вырастали из-за спины. Лохматая голова скрывала физиономию грязного монстра, бугристые мышцы выпирали наружу. Создание пыталось вырваться с замкнутого пространства, шатая клетку и рыча во всю глотку.
     Клетку подтянули к краю, затем поставили под углом и отворили дверь. Чудище из Бездны вывалилось и приземлилось на дно ямы, не переставая зловеще рычать.
     — Его оппонент, — зашумело с динамиков, — легендарный боец, постоянный участник боев без правил, многократный победитель, всеми любимый, Костолом!
     Костолом без лишней помощи вылез из подтрибунных помещений и под возгласы зрителей направился к яме. Конструкция змееподобного тела бойца не подразумевала ног, а вот руки отросли. Голова, окаймленная в доспехи, немного шире собственного тела, не проявляла эмоций. Гибкие руки сжимали две рукоятки одноручных мечей. Добравшись до ямы, Костолом остановился. С динамиков вылетело:
     — Бой начинается!
     Змей сполз по гладкой стене на дно ямы и встал напротив четырехрукого. Обитателей Бездны не пошел в разведку, а сразу кинулся в атаку. Рев монстра ни на секунду не прекращался, даже когда наносил мощные удары. Костолом отбил пару начальных выпадов, однако потом вовремя не увернулся и попал в стальные тиски соперника. Разрушитель передними руками обхватил туловище змеи, а задними, росшими из-за спины, провел серию ударов. Валуны-кулаки с неимоверной силой обрушивались на голову Костолома. К удивлению толпы, зверь не испытывал боли, колотя по шлему любимца публики, напротив, шлем гнулся в тех местах, куда разили кулаки.
     По трибунам пронеслась боязнь за Костолома, не потому, что его беззаветно любили, хотя такие нашлись, а из-за того, что накопленные деньжата могли пропасть! Большинство зрителей поставило на выигрыш змеи, на дойную корову, всегда не подводившую. И представьте, как затряслись ноги и руки, видя, что Костолом терпит поражение. Меньшинство торжествовало, рисковые парни доверились интуиции, и она не подвела.
     Побитый Костолом осознавал, чем грозит поражение и сделал последнюю попытку вырваться с плена. Нехитрое обманное движение сработало, и змея выскользнула на свободу. Разрушитель громче прежнего заревел и забил кулаками по рельефной груди. Зрители в такт чудищу радостно заорали: те, кто поставил на Костолома обрадовались, что бой продолжается; болельщики четырехрукого тоже гомонили — требуя немедленно прикончить противника.
     Среди собравшихся, пожалуй, только я молчал. Жалел первого и второго, уверен, будь их воля, никто бы не сражался для забавы жителей Мурашника. Конечно Костолом добровольно спустился в яму, но его не осуждал — откуда знать, что заставило заниматься мордобоем. Деньги? Возможно. Но сомневаюсь, что это основной фактор, понудивший стать профессиональным убийцей.
     Житель Бездны предпринял вторую попытку взять в капкан неприятеля, но змей ускользнул и перекатившись через спину подобрал обоюдоострые мечи, которые до того уронил. Вооружившись, Костолом уверился, что госпожа удача на его стороне, и атаковал. Лохматое чудовище из страшного сна не желало упускать инициативу и тоже ринулось вперед, пренебрегая обороной. Чем оно и поплатилось. Костолом оттолкнулся от земли и взлетел, и пока монстр заторможено соображал что происходит, змей дважды рубанул. Разрушитель яростно взвил от боли и тупо поглядел на отрубленные передние кисти, с каковых ручьем стекала густая кровь. Змей рывком приблизился к потрясенному созданию, и пока оно пребывало в состояние шока, развернулся и оточенным ударом с полуоборота снес голову с плеч монстра. Лохматая голова взлетела ввысь и камнем упала вниз. Безголовое кровавое туловище повалилось на бок. Песок заливала кровь.
     Костолом подлез к отрубленной голове, ухватил ее за прядь волос и поднял на потеху публики. Восторженные зрители громогласно ликовали в честь победителя. Немногие молчали, их интуиция опять подвела, и укоризненно посматривали на бледное лицо Разрушителя. Многочисленные крохотные глазки поверженного — больше двадцати я насчитал — просили прощения. Клыкастая пасть, рождавшая ужасный рев, занимающая пол лица чудища, молчала.
     — Жаль, — сказал еж.
     — Разрушителя? — уточнил. — Думалось, я единственный кто сочувствует монстру, оказывается, твое черненькое сердечко приемлет доброту.
     — Да нет! — отступился воришка. — Жаль, что деньги не поставил на Костолома.
     — Ты про это… — стушевался.
     — Вот что, — решился серый кружок, — сейчас будут еще бои, и смотреть безучастно, как другие гребут в потные руки мои деньги, не позволю!
     — Твои деньги?
     — Мои! — отчеканил еж.
     Задал другой вопрос:
     — Разве поставил бы деньжата на Костолома? Разрушитель казался более вероятным победителем.
     — Ну-ну, — покачал головой зверек. — Слова вечного неудачника. Без обиды, Сталин! Поэтому иду я ставить деньги, а не тебя посылаю.
     — Уверен, что не прогадаешь? 
     — Верь знатоку, — заверил Ежик. — Держи сигару.
     Когда сигара перебралась в мои руки, колючий кружок спрыгнул и умоляюще поглядел:
     — Есть просьба, друг.
     — Друг? Что-то новенькое, — рассмеялся я. — Что на этот раз?
     Курильщику не понравился смех:
     — Драгоценные камни с тобой?
     — Один, прочие в Черте остались.
     — Пожалуйста, дай его.
     — Пожалуйста! — не выдержал и от всей души рассмеялся, после чего любя прибавил. — Маленький паршивец.
     Губки ежика недовольно сжались, однако он героически смолчал.
     Смилостивился и вручил дикому зверьку выпрашиваемый камешек:
     — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.
     Не успела драгоценность перекочевать во власть колючего комочка, как он ни говоря спасибо, исчез под ногами зрителей.
     — Друг, — пробубнил я и обратно уставился на арену.
     На ее дно с помощью лестниц спустились работники «Ямы», которые подобрав мертвеца, поволокли его наверх. Костолом безучастно стоял в сторонке и не собирался покидать сцену. Чего-то ждал.
     Когда яму вычистили от мусора, с динамиков вырвалось:
     — А теперь, господа, самое интересное! Продолжаем традицию проведения боев любителей с профессиональными бойцами. Как всем известно, непрофессионал-любитель одержав верх над соперником получает несметное богатство в суме пятисот монет! Повторю для тех, кто не знает, для того, чтобы участвовать в поединке, надо лишь спуститься в яму, и когда окажетесь внизу, вы автоматически становитесь кандидатом на выигрыш приза! Есть желающие?
     Под шум восторженных криков на дно спрыгнул крепко сложенный здоровяк. Бритоголовый, совершенно голый до пояса, напоказ явил зрителям исполосованное шрамами тело. Во многих местах заштопанные серые штаны не первой свежести неуклюже сидели на оборванце. Большой высунутый подбородок и огромный лоб, сползая на глаза, уродовали физиономию.
     Борец напоминал человека. Если не голубоватый цвет кожи, подумал бы, что не только мной единым землянином богат этот мир.
     Костолом снисходительно осмотрел выскочку и бросился на противника. Голубоватое создание взмахнуло дубиной, но удар не встретил препятствия. Змея пригнулась и когда дубина здоровяка бесцельно прорезала воздух, нанесла колющий удар.
     Длительность боя не превысила десяти секунд. Многочисленная публика возмутилась — не сражение, а бойня! Недовольство возрастало.
     Организаторы боев, мудрые создания, нашли выход из сложной ситуации. С громкоговорителей пообещали, что сегодня — только сегодня! — благодаря прекрасной поддержке публики Мурашника будет проведен еще бой между профаном и мастером. Зрители с радостью услышали объявление и одобрительно заорали. Пока с поля боя выносили труп человекоподобного, голос с динамиков напоминал, что букмекерская контора принимает ставки на предстоящий бой. Если ищущие легких денег хотят подзаработать солидную суму деньжат, пусть непременно ставят на любителя. За одну поставленную монетку получите девять! Спешите, пока есть время! Интересно, какой идиот решится ставить деньги на ветер? Ежик, надеюсь, не попал под гипноз букмекеров?
     Тем временем арена приобрела чистый вид. Костолом стоял у подножья стены ямы и переговаривался с кое-кем с персонала арены, каковой нагнувшись, что-то резко говорил бойцу. Змея кивала.
     Несмолкаемая толпа жадно требовала продолжения. Только никто не отважился попытать удачи. Неудачливый пример здоровяка отбил всякую охоту у потенциальных воинов-победителей. Время шло: Костолом заскучал. Сообразительная публика нашла решение: друг друга уговаривали сразиться за большой куш. Вход пошла ненормативная лексика. Среди зрителей завязалась драка.
     За моей спиной два подвыпивших друга попали под волну всеобщего сумасшествия:
     — Не будь девчонкой, Хмир, иди! — требовал грубоватый голос.
     — Если такой умный, сам иди! — запротестовал Хмир.
     — Легко! Пошел бы! — заверял товарищ. — Но я первым предложил! Не позорься, бегом лезь в яму!
     — Заставь! — отрезал Хмир.
     Познавательная беседа сопровождалась толканиями. Когда в третий раз толкнули в спину, терпению пришел конец, и я зло выпалил:
     — Поаккуратней, не видите, что я стою!
     Ссора между друзьями прекратилась:
     — Повтори, придурок? — уточнил приятель Хмира.
     Перестал созерцать арену и обернулся, чтобы посмотреть с кем имею дело.
     Возникшая картина вмиг привела в чувство реальности: два шкафа с кирпичными мордами. Братья-близнецы с непримечательной внешностью: свиные носы и толстый слой жира — все, что бросалось в глаза.
     — Ой, мужики, простите, — елейным голоском начал я, — обмолвился.
     Братья переглянулись, потом одновременно сказали:
     — Ублюдок!
     — Совершенно верно! — льстиво поддакивал. — Отлично, что нашли общий язык. Теперь давайте вместе, как одна семья посмотрим бой.
     Близнецы сердито вдыхали и выдыхали. Упертые взгляды не одну дырку высверлили на моем черепе. Один из братьев прервал давящее молчание:
     — Хмир, братишка, давай бросим его в яму? Потеха будет.
     — Не шутите, парни… — начал я, но не закончил фразу. Хмир, тот, который справа, поднял меня на стальных руках и, не церемонясь, бросил.
     Неудачно черепом вниз приземлился на песок. Радовало, что обошлось без боли. Став на четвереньки вытряхнул с головы песчаные камушки и осмотрелся.
     Вокруг окружали гладкие стены, вверх вились трибуны, полностью заполненные зрителями. Те же предметы, но с другого ракурса. Гробовая тишина завладела «Ямой».
     Выпрямился в полный рост и крикнул:
     — Я случайно упал! Как выбраться?
     Тишина.
     — Слышите?
     Прозвучал знакомый голосок ежика:
     — Сигара — имидж!
     Зачем сигара? Посмотрел на правую верхнюю конечность и увидел, что между зажатыми пальцами торчит недокуренная сигара воришки. Оставалось загадкой, как не выбросил ее при падении.
     Я попал в такую жопу, а он волнуется об имидже! Лучше бы помог выбраться!
     Тем не менее между зубами положил сигару и зажал ее. С отверстий черепушки струями на волю выбирался дымок. Имидж спасен!
     Первым в сознание пришел ведущий соревнования:
     — Бой за пятьсот монет!
     Безумие посетило арену. Трибуны громче прежнего завыли — идиот нашелся!
     — Не хочу сражаться!
     Надежда помахала ручкой на прощание и заняла место на трибунах.
     Костолом кивнул, скорей всего, себе самому и что-то сказал работнику арены, находившемуся возле кольев. Спустя несколько секунд сверху спустили огромный молот:
     — Черт!
     С трибун послышалось:
     — Лучше не придумать! Костолом против придурка из костей! Ура!
     По арене пронеслась волна:
     — Ура! Ура! Ура!
     Думается, я единственный кто не видел ничего захватывающего в предстоящем поединке. Ежик без сомнений больше всех радовался: камушек теперь его собственность! Наверняка уже разрабатывал план, как украсть остальные с тайника.
     — Держи!
     Развернулся я и увидел на песке меч — работники арены позаботились, честь им и хвала! Поднял подарок и посмотрел на соперника. Змея зигзагами приближалась, оставляя полосы на песке. Я не двигался — ждал.
     Атака или оборона, кто возьмет верх?
     Любимец зрителей запрокинул за спину молот, намериваясь растрощить мой череп. Я отпрыгнул, и тяжелый металлический ударник взрыхлил песок. Затем перекувыркнулся через плечо и, оказавшись возле правого плеча соперника, сделал удар. Змея выгнулась, и клинок прошел мимо.
     Костолом издал нервный смешок, благодарив духов, что опасность осталась в прошлом. Профессиональный боец, лишив жизни многих, изменил тактику, не шел сломя голову — соперник кое-что умел — и действовал более разумно.
     Гул в «Яме» усиливался — настоящее сражение! Равные соперники! Букмекеры неутомимо принимали ставки у зрителей, бегом бросившихся с пеной у рта к окошкам, пока еще не поздно поставить последние сбережения в пользу безымянного скелета.
     Целил я в область туловища змееподобного, но Костолом мастерски провел блокирующий удар и перешел в контратаку. Теперь я демонстрировал искусство обороны. После серии однотипных ударов, приглушив внимательность, уродливое существо внезапно взмахнуло хвостом и, ударив по ногам, повалило меня. Тотчас сверху опустился молот.
     Зрители вскрикнули!
     За долю секунды до погибели я увернулся. Пока Костолом поднимал оружие смерти, я пригнул и повис на змее. Костолом бешено колотил по спине. Я, вздрагивая от ударов, пытался пальцами проколоть глаза. Шлем не мешал и, в конце концов, неживые пальцы достигли цели. Змееподобный взвил и стал извиваться. Я не удержался и отлетел в сторону. Не мешкая, привстал и бросился к мечу. Слепое животное, неистово оря, вилось в центре арены, поднимая клубы песка. Я сжал рукоятку меча и всунул клинок в незащищенную спину Костолома. Оно, пройдя сквозь змеиное тело, вылезло с другой стороны. Многократный победитель, не веря, руками обвел живот и, наткнувшись на неестественный острый стальной кончик, замедлил движения, а затем, постояв с минуту, будто прощаясь с верными фанатами, рухнул мордой в песок.
     Я упал на колени и уронил окровавленный меч.
     Неужели победил?
     Эйфория сражения уходила, и вроде заново родившись, посмотрел на окружающий мир. Публика с открытыми ртами потрясенно глядела.
     Отчего зрители впали в молчание? И громкоговорители, сволочи, молчат.
     Придя в себя, выпрямил ноги, взял меч и подошел к сигаре. Догорающий окурок, верный приятель, не покинувший в трудную минуту, лежал на бугорке из песка. Поднял двадцати монетную наркотическую вещицу и зажал ее неровными зубами. С грушеобразного отверстия вылизали клубы дыма. Не торопясь подошел к омерзительному животному и поставил на мертвеца правую ногу. Рука с мечом поднялась вверх. Череп укутала пелена черненького дыма.
     Любопытно посмотреть на себя со стороны.
     Голосок ежа прорезал безмолвие:
     — Ура Сталину Змееборцу!
     Трибунная чаша «Ямы» разразилась:
     — Ура Сталину Змееборцу!  
     Не буду лукавить, готов жить ради таких моментов.
   
    9
   
     — Здесь пятьдесят монет!
     — Бери, что дают и уходи с миром, — безапелляционно заявил директор «Ямы».
     Огромная головка сыра с запрокинутыми ножками на стол полулежала за рабочим местом. Руководитель шоу обладал необычной внешностью — вылитый колобок из сказки. Структура тела вызывала ответную улыбку.
     Колобку было не до шуток. Голова-тело покрылось маленькими ямками — морщинами. Мрачный облик директора давал понять — не договоримся.
     Я надавил:
     — Вы обещали! Зрители свидетели!
     Мячик недовольно пожевал желваками:
     — И что с того? Плевать на них!
     — Но…
     — Замолчи!
     — … если узнают, что ваша контора не выполняет обещаний, представляете, к чему это приведет? Доверие пошатнется, начнется бунт! — закончил я.
     Красные глаза директора, результат лопнувших сосудов, свирепо уставились:
     — Откуда узнают?
     — Я расскажу! — и ударил кулаком об стол.
     Колобок быстро поставил на место:
     — Остолоп! Подумай, незнакомец, о котором ничего неизвестно, заявляет — не дали денег! — и что? Кто поверит? Не смеши, все решат, бродяга пропил, прогулял выигрыш, без разницы что именно. А одумавшись, хочет вернуть монеты.
     — Не вводите в заблуждение!
     Гигантский мяч устало выдохнул:
     — Пошевели мозгами, парень, представь, ты зритель, кому поверишь: оборванцу, заядлому курцу, или достопочтенным организаторам «Ямы», шоу которых развеивает серые будни Мурашника? Не без этого, кое-кто поверит россказням незнакомца, но основная масса станет на защиту «Ямы».
     — Слова, теория! — отчаянно я завопил. — На практике будет по-другому!
     Директор наполнил стакан добротным пойлом с изысканной бутыли и залпом опрокинул жидкость вовнутрь чрева:
     — Если имеешь свободное время, проверь.
     — Непременно! Сейчас и начну.
     — Приступай.
     Поднялся я со стула и начал со столешницы сбрасывать в мешочек монеты:
     — Заберу их, а после вернусь за остатком.
     Приоткрылась кровожадная пасть директора:
     — Не так быстро, парнишка.
     Последняя фраза уродца заставила замедлить собирание монетного урожая и поднять взор. Мяч поднес палец ко рту и грыз ноготь. Завершив важное занятие, колобок пояснил:
     — Есть два варианта. Первый, берешь деньги со стола и проваливаешь. Об остальной суме забываешь. Второй, ничего не берешь, но также проваливаешь с кабинета.
     Издал я нервный смешок:
     — Давай так, беру причитающиеся деньги и уговариваю публику меня поддержать. Если все удается, в чем не сомневаюсь, шарашкина контора вернет остаток приза.
     — Не пойдет, — твердо сказал руководитель «Ямы».
     — Твои проблемы, — холодно заключил и продолжил укомплектовывать мешочек.
     — Ошибаешься.
     Тяжело сказать, что за условный сигнал подал директор работникам, однако не закончил фразу, как в комнату вошло с десяток головорезов-охранников. Одни вооружились сетками, другие молотами и молотками. Главный довод мячика выложен на рассмотрение.
     — Убедительно.
     — Согласен, — кивнул герой из сказок. Пальцы на ногах, лежащие на столе, хрустнули. Будто невзначай переспросил. — Повтори, не расслышал, каково решение?
     Мои плечи опустились:
     — Беру деньги и ухожу.
     Мячик зааплодировал:
     — Приятно было с тобой иметь дело, — протянул руку.
     Я не пожал. До конца заполнил мешочек, завязал и, пройдя мимо головорезов к двери, покинул кабинет.
   
    ***
   
     Возвращался к дому Аднера один. Серенький дружок покинул и как обещал ранее пошел снимать неземной красоты шлюху. Не ждать его сегодня, заверял Казанова.
     Завистливо смотрел вслед приятелю и когда он исчез, горько вздохнул — жизнь нещадно поиздевалась. Бесспорно, в новом мире с новым телом бессмертен, владею мастерски боевым искусством, не нуждаюсь в еде и воде. Скажи пару лет назад, что приобрету эти способности — радости не было бы конца.
     Но как обделили! Курить, пить алкоголь, заниматься сексом — даже плевать! — табу! И сны забрали! Предложи все вернуть обратно — без раздумий соглашусь.
     Слава обо мне разлетелась по Мурашника. Жители и гости района указывали грязными пальцами и возглашали: Сталин Змееборец! Народный победитель! Тем не менее я горевал. Волне знаменитости не вернуть утраченные способности, да и обман работников «Ямы» тяжелым камнем ложился на душу.
     Обогнул перевернутый вагон трамвая и посмотрел на дом. Уже за полночь? Аднер вернулся? Как воспримет непослушание?
     Вошел в черное здание.
     — Взять!
     Сверху опустилась сетка и по ногам ударили палкой. Неуклюже упал на каменный пол. Пытался выбраться из пут.
     — Отпустите! — кричал я.
     Враги, молча, связали за спиной руки и на череп надели черный мешок, перед этим заблаговременно засунув в рот кусок ткани. Видимость пропала.
     — Твари! — яростно я орал, но ткань глушила и мешала разборчиво и громко произнести слово.
     Грубо подняли и куда-то повели.
     Из-за спины донеслось:
     — Свою часть уговора выполнил.
     Бешенство расползлось по костям. Ярость ворвалась в сознание. Тряс головой, не веря — предали!
     Часть договора!?
     Клянусь, Аднер — я отомщу!
   
    10
   
     — Руки, — потребовал стражник.
     По велению подошел к двери и протянул кисти в отверстие. Стражник снял наручники и когда я отошел на пару шагов, закрыл маленькую дверцу, встроенную в железную дверь. Последний лучик света исчез, пространство поглотила тьма. Медленными шажками, чтобы не споткнутся, подошел к стене, присел и вытянул ноги. Следует все трезво обдумать.
     Аднер — предатель, с этим разобрались. Видимо, рассказал городской страже, что в городе обитает еретик, идущий против основ и принципов инквизиции. Не удивлюсь, если окажется, что за донос названный друг получил немалую суму денег. Хоть кто-то в выигрыше.
     Объясните, как мог я доверять? Хм, не сложный вопрос. Если разобраться — легко, он спас меня в Окере! Поверил, что до сих пор существуют благородные рыцари помогающие страждущим за спасибо, за что и поплатился. Когда перестану летать в облаках, вроде уже не ребенок.
     Довольно, осмыслили. Предали за гроши, почему бы нет? Вопрос следует перефразировать: отчего выдал в Нижнем городе, а не раньше? Постойте-ка, кажется, догадываюсь. Где заплатят больше: в деревне или в столице? В черепушку залезла гадкая мысль. Еще не ясно, кому обо мне поведал: страже или всемогущим инквизитором?
     Перед глазами всплыли птицеголовые и я резко привстал, отряхивая видение. Этого не хватало. С двух зол выбираю меньшее.
     Рукой взялся за стену и принялся обследовать камеру. Размерами не впечатляла: десять шагов в каждую сторону. Камера в форме квадрата. Об удобствах не шло речи: мебель не нашлась, даже койка отсутствовала. Единственное, что выбивалось с однообразия — яма в полу в дальнем правом углу от двери. Ее предназначение сдается не надо объяснять.
     Закончил осмотр нового жилища и расположился на полу.
     Сомневаюсь, что нахожусь в тюрьме инквизиторов. Попади им в руки, не думаю, чтобы запирали в темницу. Их действия должны быть иными, более искусными, мучительными для пленного. Хотя не факт.
     Кстати, стражник внешностью мало походил на представителя инквизиции. Бесспорно не утверждаю сказанное, ибо всего лишь удалось увидеть одного охранника, снявшего наручники. Пока не ввели в камеру, череп накрывал мешок и поэтому не определил, кто поймал и куда ведут. Молчаливый конвой не дал повода узнать, кем являются сопровождающие.
     Тоненькие пальчики в определенном ритме застучали по холодному полу.
     Из имеющихся знаний пришел к выводу, что все-таки в плену у городской власти. Пусть. Какие примут решения? С той информации, каковой владею, власть имущие Набброджы на штыках с инквизицией. Смысл им передавать заключенного Одиннадцатой колонне? Или чего-то не знаю? Может, проблема не в эретизме? Что наплел Аднер властям? А если узнал настоящее имя — Эрберон? Интересно, откуда? Точно помню, что в его присутствии ни разу не произносил запрещенное слово. Выходит, данная гипотеза отпадает.
     Ситуация усложнялась, размышления больше запутывали ситуацию.
     Под голову подложил руки и посмотрел на потолок. По крайней мери пытался глядеть, но густая темнота, заполонившая пространство, смыла очертания верхней стены.
     Пусть будет что будет. От меня ничего не зависит.
     Входил в астрал.
   
    ***
     
     Стоял. Из-за двери шум, по ступеням спускались. Сколько времени прошло, как заперли?
     Шаги замерли. Заерзали по двери, пытаясь открыть окошко. Послышалось:
     — Не утруждайся. Цепи на руки заключенному не одевай, — сказал первый.
     — Но… — ошеломленно изрек второй.
     — Мы о себе позаботимся, — заверил первый противным голоском, не терпящим возражений.
     Маленькую дверцу оставили в покое, переключив внимание на основную дверь. В замочной скважине ключ, сделав оборот, издал характерный щелчок и дверь отворилась. От яркого света не зажмурился — необычные глаза не ощутили неудобства и жадно осматривали гостей.
     Трое, все разного вида. Первый из них, выделяющейся экстравагантной внешностью, сразу приковал внимание. Создание напоминало многоножку, лишь лысая человеческая голова выбивалась с принятых устоев. Затошнило смотреть на поблескивающие бока и многочисленные лапки уродца, и перебросил взгляд на другого прихожанина, стоявшего посередине. Двуногий по сравнению с остальными более всего походил на человека. Неравномерные руки, одна вдвое длиннее другой, и лицо, напоминавшее спелый баклажан, слегка обескураживало, однако лучше смотреть на фрукт, чем на товарища-многоножку. Поверх него висела черная мантия, спускавшаяся до самых ног. В третьем сутулым участнике узнал стражника, который собственно и закрыл за мной железную дверь. Свинячье рыло с обвисшими щеками глядело на пол.
     — Приветствуем! — торжественно вымолвила многоножка. Противный голос резал слух.
     Я не ответил.
     Бледная как у мертвеца рожа оскалилась:
     — Обижен? Ничего, пройдет, — и обратился к коллегам. — Давайте зайдем.
     Лапки зашевелились и занесли тело в маленькую комнатушку. Оказалось, брезгливая тварь длинней, чем почудилось сначала, поскольку доселе часть туловища пряталась за стеной. Громадные размеры уродца причиняли неудобства самому хозяину, чтобы вместиться, обладатель противного голоска сжался, как пружина. Я отступил к стене, отстраняясь.
     Имей я необходимые человеческие органы, наверняка бы тошнотворный комок уже с минуту рвался наружу.
     Свиномордый остался у дверей, баклажан последовал за коллегой.
     — Нравиться у нас? — ехидно вопросила человеческая голова и, не дожидаясь ответа, добавила. — Почему молчишь, скромник?
     — Твоя внешность отобрала речь. Рвать хочется, — сухо я выговорил, — боюсь, не сдержусь.
     Физиономия многоножки посерьезнела:
     — Как скажешь, перейдем к делу, если не терпится. Знаешь кто мы?
     — Уроды с кунсткамеры?
     — Хм, — озадачилось чудище, — признаюсь, не понятен термин — кунсткамера. Но скверное словцо «уроды» знакомо и, кажись, уловил суть фразы.
     — Надеюсь.
     Монстр, шевеля сотнями лапок, продолжал:
     — Я Дал. Имя о чем-то говорит?
     Я кивнул.
     — Уже лучше. Рядом стоит моя правая рука — Бенджамин. Преданный советник. Один из лучших умов не только Набброджы, но и всего Хаттбада.
     — Рад за него, — вырвалось с уст.
     Обстановка усложнялась. Первые лица княжества! Что такого натворил, что удостоили такой чести? Неужели еретик — самое страшное зло?
     Многоножка открыла пасть и высунула раздвоенный надвое змеиный язычок:
     — И мы рады, но у нас появилась еще она радость — ты.
     — Не понимаю.
     — Не прикидывайся глупцом. Мы знаем твое имя.
     — Просветите. 
     — Как желаешь — Эрберон.
     Черт! Как? Кто?
     Да, да! Блефует! Откуда может знать?
     — Увы, я Сталин.
     — Не старайся, — холодно попросил князь, — истину не скрыть.
     — Какая до задницы истина, если я Сталин!
     — О! — обрадовался Дал. — Нервничаешь? Значит, мы на правильном пути.
     — Я не нервничаю, — сконфузился. Почему не сдержался? Сам себя с помощью гнева выдал, идиот.
     Многоножка посмотрела на баклажанноголового и, получив неприметный кивок, сказала:
     — Как и предполагалось. Милый друг, Бенджамин, уходим?
     — Да, — хрипловато ответил советник и, развернувшись, вышел с квадратной камеры.
     Скользкое чудище с трудом развернулось и выбралось следом за советником.
     — Закрывай, — приказал Дал стражнику.
     Все? Аудиенция закончена?
     — Подождите! — я не сдержался. — Что со мной будет?
     Властитель Набброджы повернул человеческую голову:
     — Чуть не забыл. Мы кое-кого привели. Поговори с ним по душам, узнаешь что-то интересное, — и добавил. — В камеру его.
     В проеме появились три новые фигуры, две из коих поддерживали ослабевшее создание, ноги которого волочились по земле. Не церемонясь, стража бросила нового пленника в камеру и затворила дверь.
     С другой стороны раздался противный голосок:
     — Делай с ним что угодно. Ему недолго осталось жить.
     Уходящие шаги, затем снова наступила тишина.
     Медленно я подошел к раненому существу и присел на корточки. Пленник издавал тяжелые предсмертные стоны.
     — Давно не виделись, Аднер.
   
    ***
   
     Аднер умер.
     Не от моих рук. Скончался. Просил, чтобы ускорил смерть — напрасно. Не смилостивился. Умирал долго. Успели многое обсудить.
     Труп оттянул в угол к яме, а сам расположился с другой стороны, у двери. Прояснилось многое, есть что обдумать.
     Крокодил знал, что я Эрберон. В таверне «У моста» подслушивал мою беседу с Наполеоном, и тогда зародилось подозрение — я ли исчезнувший император? Неказистая история появления и необдуманный крик запретного имени — совпадение или шутка? Вспыхнувшая потасовка позволила охотнику за головами, второе имя Аднера, проявить помощь и войти в доверие. Когда увидел клинок волнистой формы, убедился, что не ошибся. За все время существования Хаттбада лишь одно создание носило такой формы клинок. Император Эрберон. Меч пропал с его исчезновением.
     Крокодил выдумал, что будут меня преследовать, иначе как заманить в столицу княжества? Драка в Окере, разумеется, не прошла бесследно. Поиски начались, однако, не по делу ереси, а по обыкновенному хулиганству. Никто бы горланил, что по Наббродже разгуливает еретик, зачем давать повод инквизиторам требовать доступ ко всей стране? Преследование, по непрекословному утверждению Аднера, по всей вероятности прекратилось через день, когда мы вошли в лес.
     Ежика крокодил не воспринял по причине появление нового игрока на шахматной доске. Охотник опасался, что старания меня скрыть от окружающих будут напрасны. К счастью, все обошлось.
     Мое предположение, почему оказались в Нижнем городе, подтвердилось. Здесь Аднер знал, кому сможет продать бесценный товар и получить за него деньги. Не предвидел только одну малюсенькую деталь, что многолетние коллеги по бизнесу захотят убрать его с раздела трофеев.
     После того как крокодил оставил меня и ежа в своем доме, пошел к Озгену, главному стражнику Мурашника, с которым много лет сотрудничал. И заявил, что Эрберон вернулся и знает, где его найти. Озген подумал, что разыгрывают, но решительный тон друга детства говорил об ином и он поверил на слово.
     Дом пустовал, когда стражники ворвались. Озген, лично принимающий участие, хотел разорвать на части Аднера. Но легендарный двуручный меч, вытянутый из тайника на спине Черта, перевесил доводы крокодила. Сделали засаду и меня поймали.
     Остальная часть рассказа неохотно срывалась с языка охотника за головами.
     Не успели меня отвести далеко от дома, как по приказу Озгена Аднера схватили и заковали в цепи. Затем привели к Главенствующему Стражу Набброджы, где провели допрос. Позже явился Дал и заново приступил к расспросам. Методы получения информации князя отличились от способов главного Стража. Кроме слов люди Дала использовали различные инструменты, такие как: иголки, ножницы для нанесения увечий, зазубренные пили и многое другое. То же самое, чем пользуется инквизиция.
     Аднер рыча и рыдая, испуская испражнения и мочу, повторил рассказ. Ничего нового люди властителя страны не узнали. Обмякшее и уже бесполезное тело подобрали и бросили ко мне в камеру.
     Охотник истекая кровью просил именем Же его прикончить. Прекратить муки. Я ведь дал слово — он рассказывает все, что пожелаю знать, взамен я убиваю.
     Я обманул.
   
    11
   
     — Выходи.
     С наручниками на кистях по требованию покинул камеру, с который исходил ужасный запах разложившегося мертвого тела. Бездыханного Аднера так и не удосужились убрать.
     — Пошли, — скомандовал один из многочисленных стражников.
     Остальные молчаливо последовали за мной.
     Раздирало любопытство, почему не пришел самолично князь или на худой конец неразговорчивый Бенджамин. Я им неинтересен? Чепуха. Если бы осточертел, зачем присылать десятку бойцов?
     Поднимались. Двое стражников во главе конвоя несли факелы, освещая пространство. Искусственный свет не мог своими силами перебороть густую тьму, безгранично властвовавшую в подземных коридорах, но маленького лучика света было достаточно, чтобы видеть под ногами каменные ступени.
     Авангард остановился перед дверьми, перекрывавшими путь, и постучали. С другой стороны послышалась возня. Толстая дверь, поскрипывая, отворилась.
     Конвой зашел в освещенную комнату, где нас ожидали.
     Помещение с высоким куполообразным верхом мало чем напоминало темницу. Выходит, не тюрьма? Разумеется, сидел в камере, не спорю, но разве рационально строить узилище с одной камерой для заключенных? Отнюдь. Наверное, удерживали в доме некоего господина, в подвалах каковых всегда предусмотрены помещения для преступников и не только.
     Дорого обставленный зал подтверждал предположение. Шерстяные ковры с витиеватыми рисунками украшали стены. Пол, покрытый красочной желтой плиткой и золотистые люстры, свисавшие с потолка, гармонично дополняли друг друга.
     Только железные создания, с головы до ног облаченные в доспехи, выбивались с гармонии. Блики света, отражающиеся от железных пластин солдат, окрашивали зал ярким сиянием. Рогатые шлема, все одинаковой формы, превосходно смотрелись на бронированных существах. Элитная охрана стояла колонной.
     Вперед вышел один из бойцов и двинулся к конвою. Приблизившись к авангарду, солдат, по-видимому, лидер отряда, склонил голову в приветствии:
     — Теперь он под нашим присмотром, вы свободны.
     Конвой покорно отступил в сторону.
     Что, черт побери, происходит? Куда ведут?
     Я молчал. Сомневаюсь, что получу ответы на вопросы. Собственно, какая разница, что будет дальше? Все равно не в силах повлиять на судьбу. Поплывем по течению.
     — Давай договоримся, — начал тихо капитан, — делаешь все, что тебе скажем. Твое послушание облегчит нам работу, и избавить тебя от побоев. Какую стратегию поведения не выберешь, в любом случае приведем тебя до конечного пункта назначения. Решать тебе.
     — Понял, — коротко я сказал, — куда меня ведете?
     Бронированный стражник поднял указательный палец вверх:
     — Первое. Никаких вопросов.
     — Ясно.
     — Обещания мало. Открывай рот.
     — Для чего?
     — Опять вопрос, — недовольно заметил капитан, — не порядок. По-хорошему или по-плохому?
     Послушно опустил челюсть. В образовавшуюся дыру засунули толстую ткань.
     — Так-то лучше, — одобрил рогатый, — умница. Теперь точно сдержишь слово — вопросов не будет. Пошли.
     Я и капитан отряда вышли вперед и отправились к дальней двери. Колонна броненосцев, постукивая по плитке, двинулась следом. Тяжелые шаги эхом отбивались от стен.
     Дом громаден — целый замок. Не считая множества комнат, дважды пришлось подниматься по лестницам. Дом держали в чистоте, но слуги не повстречались. В конце концов, вышли в громадный зал, в холл, где нас дожидались.
     Опешил, рассмотрев грандиозное существо. Четырехметровый великан, обладатель широкого тела, поддерживаемый одной конечностью и колесом вместо ноги, грозно выпяливал единственный глаз. Остроконечная алебарда в руках толстого громилы виляла по сторонам, задевая мебель и посуду. Разминался. Более всего внимание обращала на себя клетка, выглядывающая с живота чудовища. Логика твердила, это не возможно, однако глаза стойко настаивали на своем.
     — Знакомься с новым другом, — шутливо произнес капитан. — Вам немного времени придется побыть вместе, — похлопал меня по спине. — Не стой, идем.
     Широкотелое существо прекратило размахивать смертельной игрушкой, подпуская к себе.
     — Жра, красавиц ты наш, принимай гостя, — обращаясь к монстру, сказал рогоносец.
     Великан одной рукой взялся за железные прутья, росшие на пузе, и потянул дверцу.
     — Не медли, залазь.
     Я окаменел. Такое возможно!? В животе существа, пусть даже урода, сконструирована комнатка-тюрьма! Таким родился или… Присмотрелся и от испуга отпрянул. Сделали! Непропорциональные тело, бесформенные руки и голова при внимательном изучении констатировали: создали из нескольких созданий! Частями сшивали куски мяса и лепили монстра!
     Догадался о роле загадочного колеса-ноги. Когда сумасшедшие доктора-экспериментаторы закончили творение, оказалось, ноги не выдерживают тяжести туловища. Пришлось одну увеличить, расширить, ныне напоминавшую пенек дерева, а вместо другой приживить колесо. Результат на лицо.
     — Не заставлял применять силу, — угрожающе предупредил капитан и уточнил, — сам или помочь?
     Я не ответил — тряпка плотно застряла в ротовом отверстии — поэтому склонив голову, подошел вплотную к изувеченному созданию, который уже вместо ужаса вызывал жалость, и, оторвавшись от земли, пригнул черепом вперед, целясь в дыру. Прыжок технически исполнил плохо, по пояс залетел, а остальная часть, в основном нижние конечности хаотично дергались снаружи. Туго связанные за спину руки безуспешно пытались помочь. Словно рыба, выброшенная за пределы моря, напрасно бился плавниками о сушу.
     Громко смеялся капитан. Неистовый смех поддержала колонна броненосцев.
     Сложно определить, сколько длился бенефис, я насчитал минуту позора. Не думаю, что больше.
     Вдоволь насмеявшись, стражники смилостивились и затолкнули вглубь камеры. Уверившись, что я поместился, затворили решетку и закрыли на ключ. Лежа не в презентабельном виде, я отметил, что ключ забрал капитан и спрятал в потаенном кармане.
     — Прекращаем смех! — во всеуслышание приказал лидер группы. — Становимся в колонну и сопровождаем Жра. За дверью улица, надеюсь, понимаете, что это значит. Будьте внимательны.
     Каждый солдат быстро занял положенное место, не зря муштровали на тренировках, и приготовился двинуться в путь.
     Подлез к решетке. Часть бойцов, как позволял обзор, расположились перед монстром, пару стражников разместились по бокам страшилища. Остальные, видимо, кругозор не позволял детально рассмотреть обстановку, стояли позади тюремной камеры.
     Пока руководство отряда решало какие-то вопросы, я обследовал новое место пребывания. Прямоугольная коробка, обитая железом — ничего сверхъестественного, если не считать, что нахожусь в животе Жра. Размеры не впечатляли, я гнулся в три погибели. Заскучал за предыдущей темницей, там хоть ощущал себя человеком. Палац без ведома съемщика обменяли на нору, где справедливость?
     Входную дверь отворили, и колонна стартовала. Жра одновременно катился и переставлял обрубок ноги. Внутри чудища все подскакивало, кабинка тряслась. Меня швыряло то в одну, то в другую сторону. Подлез к дверцам и прижался решетке — так-то лучше.
     Мои функции не впечатляли — смотри и молчи. Все, ничего другого не требовалось.
     Конвой покинул здание и маршировал по городу. Не удалось рассмотреть дворец, где держали взаперти, потому что он остался сзади, вне видимости, но прилегающая территория с цветущими деревьями и цветами, редкое явление Нижнего города, окруженная высоким забором, позволяла догадаться, что это место во власти одного из семейства княжеского рода.
     Броненосцы шагали быстро, виляя по улицам, по заранее проложенному маршруту. Направление выбиралось по принципу, чтобы на пути встречалось меньше зевак. Посему солдатом пришлось большую часть дороги идти по узким улочкам, где Жра временами с трудом протискивался между домами. Также не оставляло равнодушным отсутствие мусора. Даже непопулярные горожанами улицы поражали чистотой, об мертвых телах раскиданных повсюду не шло речи.
     Бесспорно, район Голема. Один город, а такое различие! Богатые и бедные, руководители и рабочие — лучшего примера для учебников не найти. Сословия разделены по районам — результат эволюции, о которой без устали тараторят великие умы вселенной. Разве это потенциал человечества? Ну уж нет, лучше остаться в эпохе раздробленности — хаоса. Тоже не золотое время, вовсе, но хоть бедняк ощущает себя единым целым с человечеством, а не как здесь, духовно старея, превращаясь физически и морально в гнойного жука, какового не жаль раздавить подошвой ботинка. Увы, даже похвалят, погладят по голове за принятое безнравственное решение.
     Со временем неудобство железной коробки перестало ощущаться, я как таракан, переживший непобедимых динозавров, привыкал ко всему, главное хотелось жить, а чтобы этого добиться, готов пожертвовать многим.
     Монстр-тюрьма, громко сопя, пробрался через узкий проход и выбрался на широкую улочку. Никого с горожан. Преклоняюсь низко перед ребятами, которые выбирали маршрут — свою работу знали отлично.
     Внезапно раздался неестественный шум. Из-за стены дома перед колонной выкатился вагон трамвая и перекрыл дорогу.
     — К обороне! — пронеслось над рядами броненосцев.
     Стражники и без приказа ощетинились оружием. Одни достали с ножен мечи, другие сжимали древко копей.
     Ничего не последовало. Лишь вагон, незваный гость, безнаказанно застопорил горлышко узкого прохода. Лица бойцов нельзя рассмотреть за железными шлемами, однако готов поспорить, физиономии наверняка покрылись каплями пота.
     Стало не по себе, когда тишину прорезал нечеловеческий вой. Душа ушла в пятки. С любопытством уставился на вагон трамвая. Он покачивался.
     — За доблесть! За славу! За князя! — орал капитан отряда, поддерживая боевой дух товарищей оказавшихся в западне.
     Броненосцы как единый организм одновременно заревели:
     — За доблесть!
     — За славу!
     — За князя!
     Не успели рогоносцы закончить последнюю фразу, как из прохода, откуда выкатился вагон, явилась пара големов и, не прекращая реветь, кинулась, размахивая кулаками-валунами, на конвой. Железный солдат, первым встретившийся на пути каменного чудища, от соприкосновения с кулаком отлетел в сторону и, ударившись спиной о стену дома, неестественно повалился на булыжник. Битва началась.
     Солдат не ввела в уныние жестокая смерть товарища, и сломя голову бросились навстречу великанам.
     Жра, будто прислушался к моей мысли и оглянулся назад. Проход, из которого конвой вышел на площадку, тоже заградили. Его перекрыл голем. Он приближался.
     Живая темница, держась за алебарду, высоко над головой подняло руки и, подергивая ими, заорало. Жра нашел соперника. Каменный громила с шага перешел на бег и, выставив лопатообразные руки вперед, ринулся на уродца. Тюрьма, на первый взгляд неповоротливое существо, резко отодвинулась в бок, и присев сделало подножку, выставив ногу-пенек. Великан споткнулся, и немного пролетев вперед, упал, отчего задрожала земля. Жра подобрался к противнику и со всей мощи ударил ребром ладони в затылок голема.
     Я дернулся, представляя, какая боль прокатилась по руке монстра. Ожидания не оправдались, все вышло наоборот: каменная голова треснула и раскололась надвое, а рука, нанесшая смертельный удар, как в чем небывало, спокойно сжималась и разжималась. Дар речи вернулся тогда, когда присмотрелся к ладони урода. Вся она, оказалось, состояла с пластичного металла, без мяса и шкуры.
     Прикончив врага, Жра выпрямился.
     Голодными глазами я осмотрел обстановку: на сцене появилось больше актеров. В потасовку включились горожане, количеством в несколько раз превосходившие броненосцев. Они заодно с големами противостояли стражникам. Поправлюсь, с одним големом. Двое вышли с игры: один с разломленной головой валялся у ног Жра, другой, с переломанными ногами и руками, прислонился к вагону трамвая. Угроз от него не исходило. Бравые элитные стражники, подтвердившие мастерство, искусно расправились с каменной тварью.
     Враги, сделавшие западню, подобные рою лесных мурашек, все прибывали на место сражения. Броненосцы, половина от прежнего количества, растянулась в шеренгу, перекрывая дорогу к Жра. Сквозь гул и шум битвы звучал знакомый голос отважного капитана:
     — Держать позиции!
     Преданные профессиональные бойцы, всю сознательную жизнь проведшие в физических тренировках, беспрекословно исполняли приказ командира. Без сомнений, быстрей умрут, чем не выполнят распоряжение. Доспехи, покрытые кровью, безмолвное доказательство сказанного.
     Атакующие во многом уступали в искусстве ведения боя, но их безграничный фанатизм и преимущество в численности уравновешивало силы.
     Третий голем убедившись, что соплеменники вне игры, зло уставился на Жра. Вместе с кучкой горожан устремился на одноногого страшилища. Цепь броненосцев под прессом недругов не заметила обходной маневр и без боя пропустила голема и его союзников к Жра.
     Последняя инстанция доступа ко мне подпустила соперников и когда они перешли черту досягаемости, заработало алебардой. Острое полукруглое лезвие плавно разрезало туловища супротивников. Тела, словно стебли цветов, расчленялись на части. Каша с кусков мяса и крови росла по мери появления новых врагов.
     Я боялся сделать лишнее движение, чтобы случайно не нарушить своеобразную гармонию происходящего. Темно-красные струи, вырывавшиеся с тел нападающих, иногда попадали в область живота Жра, отчего мои белые кости грязнились кровью.
     Методичные движения уродца превращали его в неприступную стену. Но не бывает ничего вечного — у всего есть начало и конец. Аксиома мироздания.
     Лезвие алебарды стукнулось во что-то крепкое и, издав неприятный звонкий звук, отскочило. Голем, не мешкая, рукой переломал древко, обезоружив страшилище.
     Два титана пронизывали друг друга решительными взглядами. Предстоящая битва должна оставить сильнейшего. Каменный колосс первым сорвался с места и повалившись на соперника заставлял того пятиться к заднему проходу. С двух бастионов срывались громовые удары. После каждого взмаха я отворачивался, опасаясь, что каменная глыба-кулак сорвется с цели и прямиком врежется в решетки. Интуиция подсказывала, что преграда не устоит и мое драгоценное любимое тело рассыплется в порошок. К счастью, удача пока сопутствовала, удары в основном приземлялись в область груди и головы Жра.
     Трещали, бросая меня в панику кости уродца. Темница взвивала от боли, но героически, как и вся оставшаяся горстка стражников, отстаивала собственную жизнь. Голем тоже страдал от полученных потрясений, смертоносные кулаки, подобные сброшенным снарядам бомбардировщиков, ложились грузно на каменное создание. Движения сказочных борцов замедлялись — усталость и раны разъедали соперников. Жра отступивши до узкого прохода, поскользнулся и упал, потянув за собой голема. Последний шанс для отступления закрылся.
      Удары не прекращались, однако промежутки между ними увеличились. Создание сумасшедших докторов умирало. Сломанные кости, разорванные внутренние органы не обладали функцией самовосстановления. Из пасти чудища вырвалось бульканье — густая кровь стекала на подбородок. Сердце приостанавливалось. Но Жра, лучший эксперимент профессоров-хирургов, не знал такого слова, как поражение. Он привык побеждать и сейчас с выбитым глазом и со сломленным черепом через силу наносил ответные удары. Агония твари вылетала наружу, пытаясь прикончить равного по силам противника.
     Жра не знал и никогда не узнает — голем умер раньше его. На пару мгновений, но все же. Уродец с силой слона и сердцем ребенка победил.
     Я прижался к дальней стене небольшой коробки. Спустя недолгое время, убедившись доподлинно, что бойцы не воскресают, зашевелился и попытался оттолкнуть каменное тело. После бесчисленных попыток с горечью осознал — без посторонней помощи не обойтись.
     Возникло раздолье: просить о помощи немедленно или лучше подождать? В черепушке рождались и переставлялись различные комбинации, как вдруг все решилось без моего участия. Каменную глыбу пытались сбросить. Доходивший внешний звук говорил — сражение не закончено. Почему спасители не решаются помочь после завершения схватки, а желают сделать все прямо сейчас?
     Мертвого колосса сбросили в бок, и комнатушку осветило лимонно-желтое небо. На живот уродца взобрался рогоносец, по голосу которого узнал капитана:
     — Жив? Славненько. А мы забеспокоились. Парни настаивали, что ты превратился в порошок.
     Слова командира бесполезно влетали в голову, ибо тут же вылетели. Все внимание обратилось на задний план за спину броненосца. Взор приковали птицеголовые. Два инквизитора будто играя, кромсали горожан. Один с них, ненормально высоко подпрыгнул и завис на стене здания. Потом выбрав жертву, поборник ереси спрыгнул на плечи неудачливого горожанина и свернул ему голову. Другой, вооружившись двумя кинжалами, размахивал ими в гуще толпы. Логика отказывалась верить, что всего два бойца успешно противостояло орде горожан и даже одерживали верх.
     Я сник, припомнив давнишний сон. Молился, чтобы инквизиторов убили. Не хочу к ним!
     Капитан обратился к трем выжившим в бою товарищам:
     — Инквизиторы пусть делают свою работу. Когда все успокоиться вытянем пленника с Жра и отведем его, куда требуется. А пока не подпускаем никого близко.
     — Разве инквизиторы должны нам помогать? — спросил стражник с копьем. Его доспехи утратили прежнюю чистоту, и придется не один день их очищать, чтобы вернуть утраченный блеск.
     Командир пожал плечами:
     — Вроде бы нет, но ты ведь знаешь наше руководство: сегодня одно решение, через минуту другое.
     — Как всегда, — согласился подчиненный.
     — Поговорили, достаточно, — заканчивал разговор лидер отряда, — теперь все внимание переключаем на защиту…
     Капитан не договорил. Шлем с головой слетел с плеч и упал, сделав пару оборотов на булыжнике.
     Не буду скрывать, не имей я тряпки во рту, непременно бы сорвался на девичий крик. Неожиданность произошедшего не вписывалась в рамки логических событий. Смерть рогоносца конечно ужаснула, но еще больше поразило то, кто его обезглавил. Инквизитор, прыгая по стенам домов, поэтому незамечен, приблизился к стражникам и спрыгнул на командира. Отточенным движением кинжала не оставил шансов броненосцу.
     Вслед за головой упало туловище и звякнуло о камень. Троица стражников быстро взяла себя в руки и атаковала птицеголового. Инквизитор снова подпрыгнул и, сделав дугу, перелетел над воинами и приземлился на руки, и после очередного прыжка, стал на ноги. Отважные ребята не поддали виду, что способности соперника поражали, и вновь предприняли атаку.
     Обзор клетки не позволял рассмотреть последующий бой, однако звук исходящий от него не оставлял шансов броненосцам.
     Так как от меня ничего не зависело и, по сути, не определился, кого поддерживать: стражу, горожан с големами или инквизиторов, удобней сел и уставился на сражение. Будто в телевизор гляжу. Еще бы попкорн.
     Страх и паника исчезли в одночасье, после того как посмотрел на ситуацию иначе, с другого угла зрения. Зачем волноваться? Без помощи провидца ясно, что каждая сторона от меня чего-то желает. Да и как желает! Устроило такое месиво. Ради кого? Из-за меня? Тьфу, было бы смысл стараться. Разумеется, популярность льстит, чувствуешь себя звездой, отличное ощущение. Но я не виноват в мордобое! Сами начали, не просил. Значит, вам отвечать за беспорядок.
      Определившись с ролью в мире, продолжил глазеть на неутихающую резню. Толпа горожан, перестроившись, перешла от обороны в нападение. Одинокий инквизитор Одиннадцатой колонны отважно сопротивлялся прикончив еще с десяток соперников, но с каждым движением уверенность покидала смелого бойца. Первые ряды горожан заняли отменные фехтовальщики. Их напор и техника боя явилась полной неожиданностью для птицеголового.
     Инквизитор полоснул клинком по лику зазевавшегося супротивника и попытался выбраться с котла. Присел и пригнул, но не долетел до стены. Наконечник копья проткнул взлетевшего птицеголового. Спасительный прыжок оборвался, и умирающий воин опустился обратно в гущу горожан. Победный клич толпы выплеснулся наружу.
     Но радость длилась не долго, по рядам городских жителей пронеслась паника. В их сторону бежали стражники — союзники броненосцев.
     Кто-то, бешено вопя, указывал пальцем в сторону Жра и наиболее сообразительные с горожан бросились исполнять указание. Первым подоспела к мертвому гиганту особь женского пола. Круглые формы в области груди и таза указывали, что передо мной стоит не кот самец, а кошка. Пушистое тело черного цвета с белыми вкраплениями, длинный хвост, острые когти, чуткие ушки да усики на мордашке не давали усомниться, что это за зверь. Лишь большие размеры животного подобные росту среднего человека выбивались с привычного понимания.
     Немного погодя к ней присоединились два сотоварища. Первый, долговязый, распустил на голове и руках листья. Под кроной листвы на столбе дерева образовались глаза, нос и рот. Передвигался не быстро, закрученные корни не позволяли в равной степени соревноваться с привычными конечностями — ногами. Второй, обладатель упругих ног, благодаря каковым делал длинные прыжки, с нескрываемым интересом меня рассматривал.
     Кошка взобралась на Жра и, ухватившись за прутья, потянула их на себя. Бесполезно. Искра отчаяния блеснула в светло-синих глазах.
     — Закрыто! — раздосадовано воскликнула самка. — Все напрасно!
     — Не паникуй, — сдерживая себя, попросило дерево. — Ключ где-то рядом, не мог он исчезнуть бесследно.
     — Нет времени искать, стража на подходе! — не унималась кошка. — Мы пропали!
     — Прекрати рыдать! — злобно произнесло лиственное существо. — Он должен быть у командира конвоя.
     — Какой умный, — язвительно молвило пушистое животное, — и кто, по-твоему, здесь командир? Они все одинаковые!
     — Я не располагаю такой информацией, однако Эрберон может знать.
     Кошка уставилась на меня:
     — Где он?
     Молчаливо, доселе наблюдая за перепалкой со стороны, указал глазами на обезглавленное тело броненосца. Кусок ткани не позволял ответить вслух.
     Дерево и кенгуру без дополнительных расспросов кинулись обследовать мертвеца. Повозившись с мертвецом, наконец, нашли искомый предмет и передали его девушке. Обаятельное создание, вставив ключ, легко отворила дверь.
     Нащупав равновесие, вышел я с коморки и, спрыгнув с живота уродца, очутился внизу. Спасители перво-наперво вытянули кляп. Дерево сказал:
     — Эрберон, присядь спинок к броненосцу, положи на него руки и как можно дальше расставь их одну от другой.
     Повиновался и сделал все, что от меня требовали. Дерево, держа молоток, взмахнуло веткой-рукой и перебило железную цепь.
     — Готово.
     В знак благодарности я кивнул и с одобрением посмотрел на освобожденные кисти.
     — Не медлите, единомышленники долго не удержат стражников! — паникуя, предупредило усатое создание.
     Она говорила правду. Толпа горожан с последних сил удерживала позиции. Прибегшая городская стража, как стая ястребов, с яростью врезалась в ряды мятежников.
     Дерево положило руку-ветку на мое плечо:
     — Послушай, Эрберон, страшно представить, что происходит в твоей голове. По всей вероятности не понимаешь, что твориться вокруг. И в этом нет ничего позорного. Главное, Эрберон, поверь на слово — мы пришли тебя спасать. Все это, — развел ветки в стороны, — сделано ради твоего освобождения. Доверься нам.
     Три приятеля с надеждой на меня смотрели. Стало не по себе, когда вгляделся в их глаза. Они боготворили. Примут любое решение, даже если откажу.
     Хрипло спросил:
     — Что нужно делать?
     — Рад, что принял верное решение, — вымолвил ствол дерева. — Для начала следует отсюда убраться. Мелфа, веди.
     — За мной! — скомандовала кошка-мутант.
     Она легко взобралась на мертвого гиганта и спрыгнула на другую сторону, оказавшись в узком проходе. Кенгуру мотнул треугольной головой, говоря мне, что пропускает вперед. Не споря, залез на окровавленный живот Жра и, не так уверенно как Мелфа, поднялся по руке на плечо гиганта. Исковерканная голова мало чем напоминала себя прежнюю, вместо нее на шее монстра рос изувеченный кусок мяса. С выбитого глаза вытекала кровь и соскальзывала на туловище.
     Отвернулся и напоследок глянул на побоище. Кучка горожан продолжала доблестно удерживать прессовую машину из городской стражи. Знали, что смерть близка, но не отступали. Давали время спастись.
     Мне.
     Душа сжалась.
     Вспомнил о тройке оставшихся броненосцев, которые также отчаянно бились за право владеть мною, и посмотрел влево. Увидел их. Тела в неприличных позах валялись на брусчатке.
     Отряд легендарных броненосцев канул в небытие.
     Земля им пухом.
     Инквизитор бесследно исчез.
     Душу переполняли эмоции боли. Хотелось зарыдать, просить прощение у погибших в страшной резне. Сделать хоть что-то, чтобы исправить сложившуюся ситуацию, вернуть все обратно. Ведь все произошло из-за меня. Не вернись я в Хаттбад, этого бы не случилось.
     Сжал пальцы в кулак и спрыгнул.
     Кенгуру не заставил себя ждать. Два прыжка и он рядом. С треугольной головы прозвучало:
     — Идем. Тьемин сказал, что останется.
     — Как? — ужаснулась кошка, прикрыв рот лапкой. — Он погибнет! Я вернусь и постараюсь его переубедить!
     — Не глупи, Мелфа! Подумай: как он перелезет через великана? Ему не под силу! У него нет выбора.
     Пушистое животное разъярено стукнуло лапкой:
     — Значит, я остаюсь!
     Кенгуру покачал необычной головой:
     — Не хочу спорить — делай, чего душа желает. Продолжай чудачить, а я отведу Эрберона в предназначенное место. Он — важнейшая часть плана. Если его утратим — смерти твоих и моих друзей напрасны.
     Кенгуру легонько подтолкнул меня в спину:
     — Не стой, иначе все пропало.
     Ничего ни понимая, подобно корове идущей на привязи за пастухом, я послушно побежал за прыгающим животным. Кенгуру не останавливаясь на развилках, вилял между домами. Он действовал по идентичному принципу броненосцев — идти тем маршрутом, где меньше всего встречается зевак.
     Мелфа следовала по пятам — заняла место замыкающей. Мудрые слова товарища разумно воспринялись кошкой, хотя мимика мордашки излучала сомнение в правильности принятого решения.
     Дома сменялись. А мы все бежали.
     Не вытерпел и спросил:
     — Почему не выйдем к толпе? В ней легко затеряться!
     Кенгуру кратко прокричал:
     — Не с тобой. Твоя броская внешность, Эрберон, погубит нас.
     Ах, вот в чем проблемка. Не поспоришь. Ладно, ему видней.
     Сбоку мелькнуло. Тряхнул черепом. Показалось или всего лишь птичка пролетела? Жутковато, признаюсь. Смолчал, стало быть, фантазия разыгралась? Прошу милая голова — лучше бы ты чудила. Реальность не привлекала.
     К сожалению, с черепом все в порядке.
     Кенгуру свернул и внезапно застыл. Я вовремя увернулся и не зацепил проводника.
     Впереди стоял птицеголовый. Ветерок слегка поднимал подол плаща. Постукивая палкой, он медленно приближался. Кенгуру сглотнул и не терпящим пререканий тоном приказал:
     — Мелфа, ты знаешь дорогу. Уводи Эрберона. Я задержу приспешника Императора, — и грозно добавил, поскольку кошка не двигалась. — Немедленно!
     Мелфа схватила меня за руку и потянула в сторону, прикрикивая:
     — Быстрей! Быстрей!
     Кенгуру проследил за удирающими товарищами, и когда они скрылись за зданием, повернулся в сторону искоренителя ереси и предупредил:
     — Только через мой труп.
     Из-под маски вырвалось:
     — С радостью.
     Мы неустанно мчались. Не задавал лишних вопросов — не время. Главная задача — уйти от преследователя и добраться до нужного места. Вот только, что это за место?
     — Еще немного, — час от часу подбадривала спутница.
     Верил, заставлял себя верить в услышанное. Разве есть другие варианты?
     Слава совершенному телу! Не будь я сложен с одних лишь костей, давним давно бы выдохся и не поддерживал взятый темп. На Земле, скажем, не было возможности похвастаться физической подготовкой. Ежедневные утренние зарядки безвозвратно ушли со школьными годами, и их место прочно занял главный друг современности — компьютер с его игрушками. Зарядки трансформировались в «качание» перса. Персонаж игры в отличие от хозяина рос как физически, так и интеллектуально. Стабильно поднимал собственный уровень за уровнем, а я деградировал, превращаясь в человека нового тысячелетия.
     — Святой Чабб! — взвила Мелфа, резко остановившись.
     Запыленный чердак памяти дрогнул и вывалил наружу заметку: Чабб — один с пяти духов Империи, покровитель эгоизма. Смотрите-ка, не полностью безнадежен, что-то да помню! Тем не менее не нашлось времени восторгаться эрудицией, потому что возникший с ниоткуда инквизитор перекрыл дорогу.
     — Кто следующий? — спросил вестник смерти.
     Кошка вместо ответа из-за пояса вытянула кинжал:
     — Беги, Эрберон!
     — Куда!? — растерянно осведомился. — Лучше дай оружие!
     Мелфа заслонила меня собой и протянула кинжал:
     — Держи.
     — Игра в прятки закончилась? — огорчился птицеголовый. — Стремитесь поскорей прекратить игру? — пожал плечами. — Так тому и быть.
     Член Одиннадцатой колонны сделал вокруг оси пару оборотов и взлетел. Мелфа увернулась от разящего удара и в свою очередь сделала выброс рукой. Инквизитор умело заблокировал выпад и, оттолкнувшись от стены ногой, другой нижней конечностью ударил по голове. Кошка от полученного потрясения упала и уронила оружие, потеряв сознание.
     Победитель приземлился и пренебрежительно стряхнул с одеяния пыль.
     Я ошарашено поглядел на лежащее тело, не веря, что все так быстро закончилось. Конечно ожидал, что соперник победит. Но в равной борьбе! А не так просто, за долю секунды.
     Закончив чистить плащ, птицеголовый уточнил:
     — Сам сдаешься или помочь?
     — Угадай, — произнес и кинулся на врага.
     Противник ногой выбил с рук кинжал, схватил за ребра и бросил. Стена дома с брезгливостью оттолкнула меня на землю. Упал, но тут же привстал и предпринял следующею попытку. Инквизитор, уверенный в победе, не ожидал, что я быстро восстановлюсь и позволил вцепиться за него. Сжимая горло птицеголового, приблизил лицо к его маске и зловеще выговорил:
     — Сдохни!
     Колени безжалостно врезались в живот инквизитора. Прислужник Императора безнадежно вырывался со стальных тисков. Пальцы под маской проткнули кожу и на одну треть вошли вовнутрь. Поборник ереси, шипя, норовил кое-что сказать, но тщетно. Когда тело врага обвисло, отпустил его. Мертвый инквизитор опустился на колени и завалился на бок, притиснувшись к стене.
     Поднял руки и посмотрел на дрожащие пальцы. Красные кончики, подобные шапочкам на человечках, игриво радовались победе. Тяжело дыша, присел и устремил руки к маске. Неудержимое любопытство разрывало увидеть лик побежденного. Когда казалось, пальцы вот-вот тронут маску, послышался знакомый голос:
     — Бежим, Эрберон. Стражники почти рядом.
     Вышел с нахлынувшего тумана и глянул на Мелфу. Она, вернувшись в сознание, испуганно смотрела. Кошка привстала и потянула за костяную руку:
     — Пошли.
     Услышал нараставший шум. Кто-то бежал следом. И не один. Звенело оружие.
     — Да, да, пошли, — придя в себя, согласился и бросился следом.
     Бег возобновился. Одни сооружения уходили, вместо них возникали другие, но идентичный черный цвет не менялся. Он сопровождал. Казалось, что бежим по кругу и никогда не найдем выхода.
     Бежал и думал: что за напасть вселилась в сознание, когда убил птицеголовго? Я словно отстранился и наблюдал со стороны, как костяные пальцы стремятся к маске. Что-то должно было произойти! Но Мелфа прервала акт открытия! Специально или случайно? А физиономия все же осталась скрыта под птичьей личиной… Жаль.
     Животное-мутант остановилось перед развилкой, повертело мордашкой и указало лапкой на право:
     — Туда, — и добавило, — почти добрались. Теперь выходим на площадь. Запомни, не останавливайся и беги. Понял?
     Я кивнул.
     Сзади, из-за поворота, откуда только что вышли, показалась группа преследователей. Как и предполагалось — городская стража.
     Мы выбежали на площадь. Повсюду разгуливали невиданные создания — горожане и гости столицы. Кто-то шел с детьми, множество влюбленных держались за ручки, некоторые отдыхали на предусмотренных лавочках. В центре возвышался фонтан. Монументальное произведение искусства представляло собой высокий постамент, на котором изображалась фигура голема. Он стоял и правой рукой указывал наверх на небо. Скульптура, как и весь город, была высечена с черного камня.
     Горожане сторонились и пропускали. Мене расторопных мы отталкивали в сторону. Один прохожий, очутившись в ненужном месте, упал в фонтан и, размахивая руками, проклинал удаляющихся наглецов.
     — К шарам! — крикнула кошка.
     Не нужно повторять дважды. Свернул и устремился навстречу оранжевым существам. Старые знакомые, которых повидал пару дней назад, уже не вызывали искреннего удивления. К хорошему привыкаешь быстро.
     Одинокий воздушный шар находился на особой площадке, окруженной забором. К нему выстроилась длинная очередь, желающая прокатиться на аттракционе. Остальные шары уже взлетели верх и отрабатывали денежки пассажиров.
     Мелфа грубо расталкивала бунтующих персон и, не обращая внимания на возмутительные возгласы, запрыгнула в корзину шара. Я последовал ее примеру.
     — Джек, отпускай! — приказала кошка работнику аттракциона.
     Джек, обладатель немалого горба, послушно принялся перерезать веревки, удерживающие воздушный шар от полета.
     С далека донесся приказ стражи:
     — Не упустите их!
     Толпа взволновано зашумела, однако никто нас не останавливал. Лишь один голос прорезался:
     — Я должен лететь! Я дождался своей очереди! Опять по блату вперед пропускают знакомых! Как это опротивело!
     Не веря своим ушам, я приподнялся со дна корзины и посмотрел на негодующее создание. Не ошибся, узнал:
     — Ежик?
     Серый комочек, находясь в руках рослой девушки, курил сигару. Лапки от возмущения неистово трепыхались.
     — Сталин? — поразился еж и от удивления закашлялся. — Не может быть! Кого и чем ублажал, что позволили за такой короткий срок без очереди полететь на шаре?
     — Нет времени рассказывать! — заметил, как Джек стал перерезать последний канат. — Прыгай сюда! Я улетаю!
     Неутомимая городская стража наконец-то добралась до взлетной площадки.
     — Люси, пора прощаться, — ежик любя поцеловал в губы «красотку» и, таким способом попрощавшись с потаскухой, попросил. — Держи сигару, дарю, и давай-ка брось меня в корзину.
     Возлюбленная проходимца сделала все, чего желал казанова. Комочек подобно снаряду, вылетевшему с катапульты, сначала набрал высоту, а затем, опускаясь, приземлился ко мне на руки.
     Последний канат перестал удерживать воздушную машину, и она, перед носами стражников, резко взлетела в гору. Джек в отчаянном прыжке ухватился за конец каната.
     Шар радуюсь свободе, набирал высоту. Круглый монстр быстро отдалялся от земли, оставляя погоню ни с чем. Стражники обессилено глядели вслед беглецам.
     Объединив силы с Мелфой, потянули за веревку и в корзине на одного пассажира прибавилось. Джек, копия Квазимодо, держась за живот, успокаивал дыхание. Собравшись с силами, он принял управление шаром на себя. Мелфа, присев на дно корзины, задумалась. Ежик с безмерной радостью осматривал город с птичьего полета. Я тоже смотрел, но не радовался, думал.
     Спасся, уточним, меня спасли. Не суть важно. Но к добру ли? Не факт. Что ждет впереди?
     Снова нет ответа.
     Посмотрим.
     А что еще могу предложить?
   
    12
   
     — Что за зверь? — спросил я, указывая пальцем на оранжевый шар.
     — Чапрака, — с живостью откликнулся Джек и потянул за веревку, вживленную в тело шара, изменяя маршрут полета.
     На морде Чапраки красовалась острозубая ухмылка. Летающее существо радовалось свободе, хоть и временной. Привычная стихия обитания принимала в объятье родного сына.
     — Имя или название вида?
     — Вид, разумеется. А звать его — Буба.
     — Буба, значит, — повторил я, пробуя на вкус слово. — А они, то есть Чапраки, в Нижнем городе выводятся?
     Квазимодо засмеялся:
     — Да нет. Обитают лишь в горах Цверста, на самых высоких и недоступных местах. Редкое животное, и с каждым годом популяция сокращается.
     — Кто бы сомневался, — ехидно отметил, — сами крадете, а потом пинаете на популяцию.
     Утвердительный ответ Джека удивил:
     — Не спорю, истину глаголешь, Эрберон. Но пойми — деньги заправляют Хаттбадом. Если ты богач, твое слово имеет вес, если нет — не петляй между ногами и уйди в сторону. То же самое с Чапраками — множество клиентов готово заплатить серьезные сумы денег, чтобы прокатиться на них.
     — Подтверждаю, местечко в корзине недешевое, — всунулся в беседу ежик.
     Джек не умолкал:
     — Почему не исполнить желание потенциальных клиентов? — думают деловые особи. Они, точнее их работники, крадут яйца животных и когда они вылупляться делают с них главных героев многих аттракционов. Горько об этом говорить, но что поделаешь? Да и я, если разобраться, имею ли право возмущаться? Сам же летаю на них.
     Сам не рад, что поднял данную тему и попытался приободрить огорченного Квазимодо:
     — Не горюй, Джек, ты подчиненный, низшее звено, а на хлеб ведь нужно зарабатывать.
     Джек, убедившись, что шар держит верное направление, привязал конец веревки к крючку:
     — Еще скажи: спрос виноват, а мы, альтруисты, только хотим понизить его, вернуть на необходимый уровень. Нет, Эрберон, так не пойдет. — Квазимодо решительно посмотрел. — Следует признать, да, это мы, и клиенты в том числе, виновны. Желания, будь то деньги или прогулка по небу, приводят к тому, что Чапраки исчезают. Мы несем ответственность за менее разумных созданий. Все мы, а не только предприниматели. Конечно, чего скрывать, в основном они сидят на деньгах, а остальным достаются объедки. Легко сбросить на них всю вину и спокойно потерев руки уйти, прочно закрыв вопрос, как оно собственно и делается. Но задумайся, безынициативность народа — разве не грех? Вполне.
     Джек внезапно развернулся, закончив речь.
     Почесывая затылок черепа, я задумчиво уставился вниз на бескрайние воды. Гладкая поверхность подземного моря ровно стелилась до самого горизонта.
     Нижний город давно скрылся из видимости. Кроме двух островов, на которых разрослась столица, всюду властвовала морская бездна. Безмолвные воды укачивали. Молчание прорезал серенький приятель:
     — Куда летим?
     Аналогичный вопрос вертелся на моем языке, но который, по неведомым причинам, так и не сорвался с уст. Я хмыкнул и ответил:
     — Не знаю. Спроси у них.  
     Еж повторил и получил невразумительное объяснение от Квазимодо: «К пункту назначения».
     — Как и думал, — издевательски молвил длинномордый, — а поконкретней?
     Джек, вроде не слыша, проверял, туго ли привязаны веревки.
     — Ау! — недовольно крикнул комочек. — Кто-либо слышит? — и, оставшись без ответа, наивно добавил, — отлично, если никого нет, пойду в сторонке посру, а то живот невыносимо крутит.
     Я непреднамеренно от души засмеялся.
     В конце концов, Мелфа не сдержалась:
     — Где его нашел, Эрберон? Без умолку говорит и говорит! Голова раскалывается от его трепания языком!
     Еж гордо отпарировал:
     — Не он меня, а я его нашел, это первое, кицюня. Второе, поверь на слово, если будешь держать в неведении, отмалчиваться, увы, голова не только будет болеть, но и взорвется в итоге! Подписываюсь под каждым словом.
     — Уговорил, но умоляю, замолчи!
     Я собой гордился. Точнее находкой — ежиком. Без помощи друга разве заставил бы кошку поделиться информацией?
     Мелфа протерла глазки:
     — Пункт назначения — таинственная земля.
     — Хм, — задумался терзатель душ, — а что это за таинственная земля, о какой все знают?
     Кошка устало выдохнула:
     — Таинственная потому, поскольку о ней кроме нас никто не знает.
     — А «нас» — это кто? — не унимался маленький дружок.
     — Не твое дело!
     — Уверена, кицюня? Не груби, а отвечай!
     — Не хочу!
     — Вижу, не знаешь на кого нарвалась?
     — Угрожаешь? Ха! Насмешил!
     Маленький смельчак храбро двинулся в сторону кошки переростка.
     — Сейчас увидишь, как я шучу! — пообещал еж.
     Я присел и взял на руки пухленького зверька, оборвав намеченную потасовку:
     — Ежик, успокойся. Давай без мордобоя.
     — С радостью, но она держит нас за дураков!
     Нежно я гладил мягкую спинку животного:
     — Верно отмечено, — и посмотрел в синие глаза кошки. — Мелфа, тоже не кипи и пойми: мы абсолютно ничего не знаем! Кто вы? Где мы? Куда летим? Что происходит? Каждый вопрос — неясность. И вы с Джеком еще больше запутываете ситуацию молчанием. Для чего? Неужели нельзя рассказать? Ты говорила, что спасаешь меня. Да? Хорошо, что хоть здесь нашли единое мнение. Однако я не ощущаю себя свободным, будто продолжаю сидеть в темнице, но уже под твоим наблюдением.
     Кошка опустила веки, затем приподнялась в полный рост. Ветерок игриво подергивал тоненькие усики. Мелфа виновато выговорила:
     — Эрберон, прости за молчание. Но я не отвечу.
     — Как так?
     — Людовик запретил.
     — Мне ни о чем не говорит это имя.
     — Он один с руководителей нашей организации. Духовный лидер.
     — Рождаются новые вопросы, — пробубнил я.
     Кошка приблизилась на расстояние вытянутой руки:
     — Верь мне, Эрберон. Не желаю тебе зла, отнюдь. — Мелфа дотронулась мягкой лапкой моего черепа. — Скоро все узнаешь, недолго продлиться неосведомленность.
     Кошка перестала возить лапкой по щеке:
     — Потерпи и ясность благословит, — и вернулась на прежнее место.
     Я тупо смотрел на удаляющуюся спутницу. Шепот ежа вернул в сознание:
     — Какие заумные слова! Словно кто-то ей мозги промыл подобным бредом.
     Я кивнул.
     Допрос прекратился.
     Чапрака уверенно рвал небесные просторы, пробираясь к таинственной земле.
     
    13
   
     Вдалеке замаячила точка, какая по мери нашего приближения увеличивалась. Она приобретала формы и наконец, явила всю себя. Маленький кусочек суши невесть откуда взявшийся среди царствовавших вод прорезал морскую гладь. Островок упирался в стену, тянувшуюся до самого небосвода. Верхушка стены скрывалась за желтым покровом.
     Предел Нижнего города.  
     Рассказы членов секретной организации об истории Нижнего города во время полета подтвердились. Подземный город имел границы, окружался металлической стеной. Мир — ровный квадрат. В основном состоял с воды, где по заверению спутников, не водились морские существа. Мы не проверяли, поэтому верили в сказанное, хотя удивляло полное отсутствие жизни в бескрайних водах. Также в металлическом ящике существовали островки. Два громадных, удерживающих районы столицы: Голем и Мурашник, и один крохотный, неведом для большинства — таинственная земля. Вот только слово земля довольно таки громкое заявление.
     Джек натянул веревки и Чапрака принялся снижаться. Приземление прошло удачно, без эксцессов. Корзина мягко опустилась на клочок земли. К воздушному шару тут же с палаточного городка подбежали незнакомые создания и помогли путешественникам выбраться с транспорта.
     Я ступил на твердое основание земли. Редкая травка, с боем прорвавшаяся на поверхность, радовала взор, после однообразного синего зрелища. Чувствовал себя не уютно. Многочисленные создания съедали меня глазами. Стыдливо опустил голову. Меня боготворили.
     Толпа расступилась и вперед вышла бочка. На голове толстуна сидел парик с длинными волнистыми локонами, напоминавший белокуро-рыжеватой окраской гриву льва. Поверх желтоватого жилета — укороченного, прилегающей формы, с высокой застежкой, — сидел шелковый фрак, прилегающий по бедрам, со скошенными полами и узким рукавом, с довольно пестрым зеленным цветом. Узкие штаны и плоские туфли с пряжкой и каблуком превосходно дополняли друг друга. Бесчисленное количество кружев и бантов украшали дорогое одеяние. Прямоугольная голова куклы, снежно-белая, как кирпич, довольно усмехалась.
     Щеголь низко поклонился и молвил:
     — Приветствуем, Эрберон!
     Сконфуженно ответил:
     — Здравствуйте.
     — Разрешите проводить вас в свой кабинет, где обговорим за чашечкой горячего шоколада наиболее интересные вопросы.
     — Не откажусь.
     Галантный гость взял меня за руку и повел к лифту:
     — Звать Людовиком, но для вас, Эрберон, просто Луи.
     Женственные движения кукольного создания сбивали с толку.
     — Есть вопрос, — заговорил я.
     — Да, любезный? — охотно отозвался собеседник.
     — Нескромный вопросик.
     — Продолжайте.
     — Вы просто Людовик, то есть имею в виду, без номера или с ним? Например, Людовик третий или, быть может, Людовик четырнадцатый?
     Луи задумался:
     — Не очень понимаю сути вопроса, драгоценный друг, но скажу — да, в нашем роду по мужской линии всех называли Людовиком. Точно неизвестно, сколько до меня было предшественником, но готов поспорить, что с десяток точно. Ответил на вопрос, Эрберон?
     — О да, — закивал черепом, — вполне.
     Дверь лифта заблаговременно открыли. Вошли. Внутренний вид лифта ничем не удивил — идентичный тому, на котором сюда спустился. Снующие существа расходились в сторону, пропуская нас.
     В центре лифта стоял стол со стульями.
     — Прошу, — указал на него толстун.
     Не споря, я оккупировал один из стульев. Кукла пластично с ровной осанкой обошла стол и разместилась с противоположной стороны. На поверхность столешницы служанка поставила кружки с горячим шоколадом. Приятный аромат какао моментально ударил в нос. Поправлюсь, лично мне влетел в грушевидное отверстие.
     Луи поднес к бледным губам сладкое снадобье, сделал глоток и затем признался:
     — Любимый напиток.
     — Охотно верю, Людовик, — сказал я, однако не прикоснулся до кружки.
     — Нет-нет! — поторопился обладатель длинного парика. — Просто Луи.
     — Исправлюсь, Луи.
     Людовик вдруг засмеялся:
     — В нашей организации меня называет еще иначе — Король-Солнце. Но, любезный, не подумайте, что хочу, чтобы и вы называли этим именем! Только не вы! Для вас я простой смертный Луи.
     — Хорошо. А почему приставка король?
     — Сложно сказать, — откровенничал Луи, — много причин. Тем не менее, кажется, прозвище возникло из-за одеяния, не с этого конечно, другого. Представляете, оно имеет около двух тысяч бриллиантов и алмазов!
     — Невероятно, — льстиво вымолвил.
     — Так вот, однажды вышел с ним на улицу во время великого праздника, и предстал перед жителями империи. День был ясный и лучи солнца, отражаясь от дорогих камней, воспроизводили блики. Кто-то мимо воли крикнул: Король-Солнце! С тех пор приклеилось это прозвище.
     Задумчиво изрек:
     — Но почему крикнул король? Солнце понять можно, но причем король?
     Кукла с минуту меня изучала, а потом, ударив в ладоши, воскликнула:
     — Преклоняюсь перед несокрушимой логикой, Эрберон! Вы меня раскусили. Признаюсь, целенаправленно вышел перед имперцами в солнечный день, знал, что вид поразит их. Конечно никто бы не воскликнул король, поэтому пришлось моим людям смешаться с толпой и в нужный момент прокричать необходимые слова. — Луи переплел пальцы рук и положил на стол. — Не осуждайте, почтеннейший друг. Каждому присущие слабости, я не исключение.
     Я наиграно зевнул:
     — Луи, не забивайте баки всяким мусором. Думаю, меня сюда привели не для того, чтобы рассказывать о появлении прозвища, — и громко прибавил. — Что вам нужно?
     — Не надо так смотреть, — примирительно начал Король-Солнце. — Я и все здесь собравшиеся не враги.
     — Не факт.
     — Понимаю волнение, Эрберон. Многое для тебя незнакомо: мир, твой новый облик, да и роль во всем этом. Никто тебе не завидует. Не волнуйся — на все вопросы получишь ответы и даже узнаешь больше. — Людовик провел рукой. — Оглянись, Эрберон, разве видишь выход с лифта? Сейчас с минуту на минуту закроются двери, и он начнет подниматься. Ты ведь спускался, знаешь, как много времени занимает поездка. За время путешествия верх поведаю обо всем.
     Дверь пошла вниз. Я обернулся и проследил за ее закрытием. Рулевым на этот раз стал голем. Опустив нужные рычаги, и нажав требуемую комбинацию клавиш на дисплее, кабина поднималась.
     Осматривая комнату, случайно наткнулся на тельце зверька. Ежик зря времени не терял, уже принимал угощение. Чествовали его, как правителя Набброджы.
     Я выпрямился и посмотрел на собеседника:
     — Слушаю.
     — С чего начать? — спросил обладатель парика.
     — С самого начала.
     
    ***
   
     Годы пролетают, столетия проходят, тысячелетия заканчиваются. Император Хаттбада вечен. При нем континент менял границы, росли горы, высыхали и образовывались новые моря. Миновали эпохи и Хаттбад снова перерождался.
     Императору ведома суть смерти. Раз в тысячелетие он умирает и воскресает. Когда наступает время переродиться, император покидает трон и пропадает на один год. Потом возвращается. С прежним обликом и новой душой. Душа предыдущего властелина умирает, позволяя вселиться новой.
     Так было всегда. Но в последний раз, тысячу лет тому, Эрберон не вернулся из годового странствия. Привычные устои рухнули, и началась междоусобная война в пределах Империи. Хаттбад пылал, кровь лилась рекой. Процветало предательство и обман. В анналах истории Хаттбада период безвластия называют Эпохой хаоса.
     Со временем одна группировка одержала верх над другими и ее лидера избрали новым императором. Старая система с вечным Эрбероном канула в бездну, и пришло новое мировоззрение — Новая эпоха, которая длиться и поныне.
     Участь Эрберона неизвестна, предлагались разные гипотезы, однако единого мнения не существует. Проигравшие битву за власть не хотели мириться с новым переделом мира и создавали тайные организации, для прямой или косвенной борьбы с правительством. Большинство с них не просуществовало и десяток лет, сотню и того меньше. Но есть те, кто прошли путь длинной в одно тысячелетие — клан «Истинного». Магистры клана за многие годы не проявляли силы, никогда не шли против действий власти. Нет, они ждали и крепчали, дожидались возвращения истинного императора — Эрберона.
     — Не понимаю, почему жребий упал на меня?
     — Одна с тайн мировоздания, Эрберон. Его принципы действия тяжелы для понимания, — отвечал Луи.
     — Выходит, с моего мира в определенный срок исчезал человек и вселялся в тело императора?
     — Совершенно верно, Эрберон. Не буду утверждать, что это и у вас происходило раз в тысячу лет. Время течет в разных мирах по-разному. Наше тысячелетие может равняться одному вашему земному году, сотне лет, возможно, сорока шести годам. Любая цифра от одного до бесконечности.
     — Как узнали, что я вернулся?
     Определить дату возвращения не сложно. Требуется лишь знать год исчезновения Эрберона и добавить к нему тысячу. Безусловно полученная цифра не решает проблему, оставалось неясным, когда именно вернется император — в начале годе или в конце. Членам организации «Истинного» помог случай. Один из соратников клана повстречал меня и узнал во мне бывшего властителя.
     — Кто он? — сгорал я от нетерпения.
     — Любопытство сжигает, драгоценный друг? — Король-Солнце загадочно ухмыльнулся. — Пусть будет имя сюрпризом.
     — Почему скрываете? 
     — Что ты, Эрберон! Потерпи немного, если все расскажу, станет скучно. А так будет загадка!
     — Ваши загадки до одного места. Показать какое именно?
     — Успокойся, любезнейший. Он ждет на поверхности, скоро его увидишь.
     Когда клан «Истинного» узнал, что я иду в столицу Набброджы, благодарили духов Империи за неоценимую помощь, ибо резиденция тайной организации по совпадению находилась в Нижнем городе. Все складывалось удачно до тех пор, пока я не попал в руки стражников. Возникал естественный вопрос — как освободить? Определенные создания, члены клана, занимающие высокие посты в правительстве княжества, облегчили решение задачи. Тайком разузнали, где находиться пленник. Оказалось, держат во дворце Кроса, фаворита князя.
     Члены клана разработали план штурма, однако принятую затею пришлось отложить в сторону. По информации лазутчика выяснилось: князь собрал тайный совет, на котором решилась судьба заключенного. Было единогласно решено: пленника ни в коем случае не передавать в руки инквизиторам, по возможности, как можно дольше молчать о его появлении и второе, следовало перевести Эрберона в княжеский дворец, под присмотр Дала. Князь желал иметь веский аргумент в рукаве против Императора.
     Перевозка драгоценного груза началась на второй день пребывания пленника в темнице. План князя провалился. Стражники, личный княжеский отряд, не сумели уберечь заключенного от нападения. Члены тайной организации устроили западню и атаковали конвой. Превосходный план «Истинного» тоже чуть не провалился. Внезапность нападения птицеголовых смешала карты.
     — Слава духам, что все закончилось благополучно. — говорил Людовик.
     — Постой-ка! Откуда обо всем знаешь? Ты ведь пребывал на таинственной земле!
     — Да, был здесь, не скрываю. И что с того, Эрберон? Я имею необходимые связи.
     — Что за такие связи, позволяющие знать все наперед?
     — Не могу ответить. — Людовик моргнул, — есть собственные тайны.
     — Пусть, не говори. Лучше ответь на другое — знал, что все кто освобождает меня, погибнут?
     Улыбка слетела с бледного лица:
     — Я один с лидеров «Истинного», под моим руководством находиться бесчисленная масса созданий. Ради общей цели, может показаться жестоким, готов пожертвовать чем-то или кем-то.
     — Но как? Это бесчеловечно!
     — В Хаттбаде нет понятия «бесчеловечность».
     — А безнравственность, надеюсь, есть?
     — Да, есть, Эрберон. И что? Оно ничего не меняет. Пойми, смерти были необходимы для твоего освобождения. Не расстраивайся, они подсознательно знали, на что шли. Осознавали всю опасность. Это их выбор.
     — Им промыли мозги! 
     — Возможно да, возможно нет. Зависит, с какого угла смотреть. Если с моего — нет. На еженедельных собраниях рассказывали о мессии, какой должен вернуться на землю обетованную. Обещали, что с его возвращением искорениться всякое зло и несправедливость. Это промывка?
     — Смешно! Я вернулся, и кровь заново льется! Хоть верите в свой бред?
     Кукла прижалась к спинке стула:
     — Честно, нет. Но любая организация…
     — В вашем случае — секта.
     — Как хочешь, любая секта обязана иметь идею. Идея — фундамент всего. Без нее ни одна организация не проживет долго.
     — Вы обманываете народ! — продолжал я орать.
     — Соглашусь. Но народ желает во что-то верить, особенно в тайное. Со своей стороны даем ему веру, с другой используем его. Все довольны.
     — Лжецы!
     — Откровенно сказать, не вижу крамолы.
     — Но я вижу!
     — Эрберон, прошу, уймись. Не цепляй на нас все негативные ярлыки. Мы не есть абсолютное зло, мы всего лишь хотим вернуть прежний порядок Хаттбада.
     — Добраться к власти!
     — Верно, — согласился Луи, — возвратить утраченные позиции.
     — С помощью толпы решаете собственные интересы!
     — Эрберон, ответь на вопрос.
     — Ну?
     — В твоем мире разве нет ничего подобного нам?
     Не крикнул необдуманно: «Нет!». Перед глазами мелькнули различные картинки: религия, политические партии, те же тайные сообщества.
     — Молчишь? Стало быть, задумался, отлично. Нигде ничего не делается просто, Эрберон, в каждом деянии есть подоплека. Возможно, неявная, потому не выявленная, но она есть.
     Я положил ногу на ногу:
     — Будем считать убедил. Вам нужна моя помощь, замечательно. Скажи лучше, зачем я должен помогать? Какой мой интерес, Луи?
     Глаза щеголя загорелись:
     — Переходим к главному, любезнейший друг. Не видишь, что может оказаться в твоих руках? Корона, Эрберон. Императорская.
     — А если она не прельщает? — схитрил.
     Король-Солнце рассмеялся:
     — Я не глупец, Эрберон. Все мыслящие организмы меркантильны. Каждый желает стать богатым, иметь власть, быть знаменитым. Императорский трон даст все. — Людовик безразлично посмотрел на ногти. — Конечно, возможно, ты в душе аскет, Эрберон, следуешь принципам праведника. Смотри, корона императора и для такой личности послужить на благо. Видел Дала? Его политика уничтожает Нижний город, При нем столица разделилась на две части: для богатых и бедных. Големов тех же взять — они построили столицу Набброджы, это их дом, отечество, но жизнь их не сладка — они не имеют влияния, посему и скатились на дно, ведя жалкое существование. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что почти все големы состоят в клане «Истинного», благодаря их неоценимой помощи план освобождения удался. Ну, представим, спасли тебя от стражников да инквизиторов — куда дальше идти? Все лифты перекрыты, по ним не добраться на поверхность. Големы пришли на выручку — поведали о таинственной земле и о лифте, на каком сейчас едим. А ведь, не появись ты, Эрберон, в Нижнем городе, до сих пор бы считали, что кроме двух островов в подземном городе суши нет.
     Кукла сделала глоток с кружки:
     — Я рассказал о проблемах и не справедливости одного города. А Хаттбад большой! Думаешь, везде порядок и добро? Корона, Эрберон, корона даст возможность искоренить зло и сделать все на свое усмотрение. Стать на одну ступень с духами и вершить судьбы простых смертных — не соблазняет? Не говори ерунду, почтеннейший друг. Признаться в этом не грех, — и продолжал. — Не хочу обсуждать твою прежнюю жизнь, то есть на Земле, неэтично, тем не менее подумай, а жизнь там удовлетворяла твои интересы? Я доволен, что не слышу мольбы, как хочешь туда вернуться, ибо все одно не смог бы помочь. Однако о чем это говорит? Наверное, не промахнусь, если предположу, что ты там существовал, а не жил. А здесь, по воле случая, выпала редкая возможность стать властелином. Не торопись, время есть, сопоставь все за и против, а потом скажи — судьба благословила, и я готов рискнуть!
     Я обдумывал. Лифт неустанно, чуть пошатываясь, поднимался. Горячий шоколад в кружке остыл.
     — Что должен делать? — хрипло я спросил.
     
    ***
   
     — Проблема в том, что ты ничего не помнишь. Раньше, когда возвращался вечный император после однолетнего странствия, у него оставалась память предшественников. Тебя, Эрберон, судьба обделила. Скорей всего, из-за того, что ровно одно тысячелетие пробил в бессознательном сне. Это подтверждает отсутствие кожи и мяса на костях. Кости сохранились, остальное, не выдержав борьбу со временем, исчезло, сгнило. Безусловно нынешний облик мало чем напоминает прежнего императора, но структура тела дает недвусмысленный намек на похожесть.
     Отсутствие памяти нами не рассматривалось. Соратник, предупредивший о твоем появлении, выразил предположение, что ты, видимо, действительно не осознаешь своего предназначения. Его слова подтвердили твои дальнейшие необдуманные действия.
     — Все так плохо? — язвительно я спросил.
     — Разумеется, — горько согласился Луи и энергично добавил, — однако есть выход с тяжелой ситуации. Опасный, но ничего другого не остается.
     — Конкретней.
     — Слышал о духах?
     — Которых пять? Да.
     — Помнишь, каковым чертам характера покровительствуют?
     — Не все конечно.
     — Напомню: ложь — атрибут Же, жестокость — Гвинру, коварство — Жбарам, неведение — Пуцекор и последняя черта эгоизма относиться к Чаббу. Духи вечны, как и ты, Эрберон. Никто наверняка не скажет, кто раньше появился — ты или они.
     Король-Солнце перевел дух:
     — Понимаешь, к чему клоню?
     — Увы.
     — Смотри-ка, Эрберон. Один с них, Пуцекор, может вылечить.
     — То есть?
     — Его черта — неведение, он может сделать кого-либо глупцом, так и наоборот, вернуть память. Он наш шанс. Единственный. Когда вернет память многих поколений — ты, драгоценный друг, станешь непобедимым. Кто владеет информацией, тот владеет миром! — громогласно закончил Людовик.
     — Что для этого сделать?
     Кирпичная голова осунулась:
     — Если подумать, сущую малость, добраться до памятника, построенного в его честь. Проблема в том: дойти до него крайне сложно.
     — Почему?
     — Он находиться в Топях. А там сейчас заправляют жуки. Слышал о них?
     — Да, но какого черта его туда упрятали? — не удержался. — По названию местности ясно, что место и до появления жуков не пользовалось популярностью.
     — Правильный ход мыслей. Но я не знаю, почему там построили.
     Я нервно хрустел пальцами:
     — Жуки — новая напасть?
     — Да, Эрберон. Хаттбад впервые за всю историю существования столкнулся с ними. В анналах истории они не упомянуты. Неизвестно откуда взялись. С ними нельзя установить контакт — не понимают нашей речи. Они — опустошители. Их жизнь — еда и война.
     — Глупо как-то звучит: «неизвестно откуда взялись». Не могли свалиться с неба! Должно быть нормальное объяснение! — настаивал я.
     — На сегодняшний день его нет, — спокойно ответила кукла, — чему удивляться? Твое пришествие вызывает не меньше вопросов.
     Людовик продолжал:
     — Опасность исходит не только от жуков. Инквизиторы уже знают, что ты явился. Скоро узнает Император. А они, поверь, не будут бездействовать. К тому же, быть может, есть еще игроки на сцене, кои намериваются тобой завладеть.
     — Прямо звезда.
     — Ты опасное оружие, любезнейший друг, хотя этого не осознаешь. Владеть тобой, значит, управлять Хаттбадом. Все довольно просто.
     — Ладно, пришли к выводжу, что я ценный кусок. Интересует иное, два вопроса — как добраться до статуи Пуцекора? И второй, ну, представим, дошел к нему и что дальше делать?
     — Первый вопрос отпадает — дорогу укажем. Касательно второго — затрудняюсь ответить. Паломники всегда существовали. Они ходили ко всем статуям, ища благословения. Иногда дух входит в контакт и решает проблему, а временами бездействует. Сам решает.
     — Путешествие может не принести результатов?
     — Гарантий никто не даст. Ничего другого не остается, надо рискнуть.
     Я поднялся и стал расхаживать около стола:
     — Шансы добиться успеха велики, как считаешь?
     — Они есть, — неопределенно ответил Людовик.
     Я подошел к столу и уперся руками о столешницу:
     — Кто покажет дорогу?
     Лифт остановился. Древние механизмы големов перестали работать. Король-Солнце поднялся и сказал:
     — Приехали. Пошли к выходу.
     Дверь не заставила долго ждать и через минуту открылась. Знакомое бирюзовое небо пробивалось через густые кроны деревьев.
     Нас ждали. Глянул на главаря группы шедшего навстречу и оторопел. Длинный серый сюртук, доходивший до колен, и круглая шапка с загнутыми вверх полями казались знакомыми.
     Людовик начал:
     — Это он о тебе рассказал, и он собственно покажет дорогу. Понимаю, вы знакомы, тем не менее не составит труда его представить: знакомься, член клана «Истинного», советы которого всегда принимаются к сведению, великий полководец, незаурядный картежник, Наполеон Бонапарт!
     Деревянное создание сняло в приветствие шляпу и сделало низкий поклон:
     — Случай правит миром. Рад тебя снова видеть, Эрберон.
     
    14
   
     — Дикий у тебя вид, Эрберон. — укоризненно сказал Бонапарт, — зачем коса? Другого нормального оружия не нашел?
     Крепче я сжал тонкое древко:
     — Вам простым смертным не понять, — и засмеялся.
     Наполеон пожал плечами и опять уставился на дорогу.
     — Завидует, — подал голосок зверек, — как по мне, одежка что надо. Черный плащ и коса идеально дополняют друг друга, — и вдобавок, придавая значение словам, выпустил пару колечек дыма.
     — Перестань, Еж! — взмолилась Мелфа. — Дышать нечем. Хочешь курить, выйди наружу.
     Кошка не изменила гардероб: те же кофейного цвета шорты и серая жилетка. Хоть и девушка, но привычка носить одни и те вещи, как у мужчин. Следовало, однако, признать, в отличие от нас ее одеяние оставалось аккуратным и чистым.
     — Милочка, ты заговорила! — обрадовался колючий мячик. — Недавно утверждала — час назад? — что будешь игнорировать, — еж сузил глазики. — Не ровно ко мне дышишь?
     Мелфа поднялась и, протиснувшись мимо раскиданных ковров, выбралась из-под брезента и присела рядом с Наполеоном и Гарью, которые управляли повозкой.
     Еж внимательно проследил за кошкой и шепотом резюмировал:
     — Запомни, Эрберон, непременно ее завоюю.
     — Не сомневаюсь.
     Зверек с начала путешествия добивался внимания Мелфы. Грубые и бесхитростные способы заигрывания кошка не одобряла и не отвечала взаимностью. Но это начало. Один день длиться путешествие, до конца далеко. Время — союзник ежика, а он доказал, если чего желает, стало быть, достигнет цели.
     Я положил косу на дно повозки лезвием к борту и переменил позу. Мягкие ковры, скрученные в рулоны, ласково приняли в себя. Подскакивание фургона на камнях не причиняло неудобств. Готов ехать сколько угодно! Где больше всего нравится? В дороге!
     Испускаемый зверьком дымок полностью заполнил пространство под брезентом. Как еще не сгорели?
     Делать ничего не требовалось, и я решил вновь обдумать ситуацию.
     Группа насчитывала пять особей. Так распорядился деревянный Бонапарт. Собственно изначально в путешествие должно было отправиться трое, но ежик упрямо не желал слушать лидера и настоял на своем. Его пришлось также зачислить в отряд. Король-Солнце заставил принять в группу Мелфу, обосновывая тем, что она доказала на деле чего стоит. Наполеон без видимого желания уступил Людовику. Нас стало пятеро, что, по мнению Бонапарта, усложняло предстоящее предприятие. Он держался позиции — чем меньше, тем лучше. Главное не количество, а качество.
     Пятый член отряда был незнаком. Черное как смола низкорослое существо напоминало обугленное тело. Внешность вызывала отвращение и жалость. Говорить не умело, объяснялось с помощью кивков. Один кивок — положительный ответ, два — отрицательный. С виду сотоварищ казался немощным, но на самом деле показал себя работоспособным, да исполнительным. Становилось ясно, почему Наполеон остановил выбор на нем.
     План командира поражал простотой. Сначала добираемся до страны Ядюстана, соседки Набброджы, пересекаем границу, затем ночь проводим в малочисленном поселке и, больше нигде не задерживаясь, добираемся до Хабютштайна. В столице падшего Приграничного герцогства по заверению Наполеона будет ждать кое-что, на чем сможем без проблем добраться до памятника Пуцекора. Рассказывать о «кое-что» детальней деревяшка в кителе не захотела, сказала — сами увидите.
     Я не поддерживал оптимизма командира. Как пробраться через орду жуков в город он не уточнил, а я не посмел спросить, ведь он как-никак сам Наполеон! Великий стратег и тактик! Буду надеться, что схож с земным прототипом не только по имени и фамилии, но и по сообразительности.
     Мелфа единственная, кто вслух высмеяла план Бонапарта. Однако ее негодование вызвал другой пункт, почему должны пересекать Ядюстан по заброшенной дороге.
     — Заброшенная дорога! Ужас! По ней никто не ездит с полсотни лет!
     — Ничего страшного, значит, изменим статистику.
     — Но там обитают щери! Щери! — вопила кошка.
     — А вдруг не встретятся?
     — Наверняка встретятся! Не лучше пересечь страну по Центральному тракту?
     — Через столицу государства? Никогда! — отрезал Наполеон. — Не забывай, придется делать крюк, из-за чего потеряем полтора-два дня.
     — Но безопасность превыше всего! — настаивала кошка.
     — О какой безопасности говоришь? Инквизиторы повсюду! В Ядустане их тьма, особенно в столице! Заброшенная дорога — единый шанс пройти незамеченными.
     — Но откуда им знать, что едим к памятнику Пуцекора? Нас никто не будет искать в Ядустане.
     — В том то и дело, Мелфа. Искать не будут, так зачем напоминать о себе? Этим нужно воспользоваться.
     — Но…
     — Все! — закончил разговор Наполеон.
     В нынешнее время попасть в пределы Ядустана нелегкая задача, поскольку отношения между двумя соседствующими государствами с каждым годом усложнялись. Набброджа — тайные сепаратисты, Ядустан — придерживалось проимперской политики. Разумеется, расхождение во взглядах не шло на пользу, наоборот, пропасть все время расширялась и углублялась. Появление жуков также усугубляло положение. Множество ядустанцев покидали пределы отчизны и перебирались в соседние государства в поисках безопасности, ведь их страна подвергалась нападением невиданных монстров. В связи с этим границы Ядустана закрылись для желающих въехать, что может стать для нас неодолимой преградой. Тем не менее Наполеон излучал уверенность и его настрой передавался остальным членам отряда.
     Раздумья оборвал голос Наполеона:
     — Добрались. Вот и граница.
     Я покинул задымленное царство и с интересом выглянул наружу. Поперек дороги посреди бирюзового леса стоял патруль.
     — Кентавры? — спросил я.
     Наполеон уважительно на меня посмотрел:
     — Разбираешься в народах и расах Хаттбада?
     — Не очень, просто похожи на мифических созданий с моего мира.
     — Фактически угадал, — начал великий полководец, — но это не кентавры, а их подвид — букентавры. Видишь, низ как у быка, а где должна быть шея начинается торс другого создания — смелихока.
     — А есть «нормальные» смелихоки?
     — Разумеется, но их очень мало, почти все вымерли.
     С определенностью не скажу, как выглядит нормальный смелихок, но их верхняя часть тела вызывала искреннее удивление. Мускулистый торс, четыре руки, жабья морда не понятно коим образом складывались вместе. А здесь еще низ быка… Облик букентавра не оставлял равнодушным.
     — Разве такое возможно? — вымолвил я.
     Мелфа улыбнулась:
     — Говорил то же самое, когда впервые увидел наших скакунов.
     Внимание теперь плавно перебросилась на «лошадок». Двуногие безрукие гиганты уверенно тянули фургон. Серокожие создания с густой рыжей шерстью на спине, как успел убедиться, имели по два рта! Могли одновременно пить и есть, что наглядно показал Бонапарт, увидев в моих глазах недоверие. Глоттероты, их так звали, не уступали популярности таким тягловым животным, как лошадям и буйволам.
     — Что правда, то правда, — согласился я и присел на корточки, — ко многому еще надо привыкнуть.
     — Не волнуйся, у тебя-то времени предостаточно, — уверил Наполеон. — А теперь серьезно: помните, о чем договаривались? Мы продавцы ковров и везем их продавать в столицу Ястан. Но лучше молчите, я буду говорить.
     — Не поверят, — уверено сказала кошка, — со страны все бегут, а мы, словно недалекого ума имперцы, едим туда продавать ковры. Смешно.
     — Главное не повтори это вслух перед патрульными, — ехидно вставил Бонапарт и тихо прибавил. — Я их уговорю.
     Глоттероты остановились перед шлагбаумом и к фургону направился один с патрульных. Приближение массивного букентавра сопровождалось постукиваниями копыт. Никаких отличительных знаков, что это государственный служащий, не наблюдалось. Чему удивляться, даже не имел никакой одежды, совершенно голый. Лишь длинное копье, искусственное творение, пачкало истинного дитя природы. Длинная борода спускалась до самого торса, скрывая гору мышц.
     — Вход воспрещен, — безапелляционно молвил четырехногий.
     — Как так? — удивился деревянный командир. — Снова два государства поссорилось?
     — Не совсем. Страна готовиться к защите границ от нападения жуков.
     — Замечательно. А почему нас не пропускают?
     — Для вашей безопасности. Всемилостивый хан не может обещать имперцам сохранности жизни на своей территории. Поэтому было решено перекрыть границы.
     — И выезжать нельзя? — не сдержался я.
     Патрульный из-под большего лба глянул на меня:
     — Нет. Если они уйдут, кому защищать родину?
     — Но дети и женщины! — не замолкал.
     — Они должны сражаться.
     — Как!?
     Наполеон меня оттолкнул и сквозь зубы выговорил:
     — Молчи.
     Не веря услышанному, я обхватил руками череп и пошел обратно под брезент. Ежик, не переставая выпускать дым, вопрошающе посмотрел. Махнул я рукой и обратно повалился на мягкий ковер.
     Неслыханное! И это цивилизованная Империя!
     Наполеон безуспешно уговаривал букентавра. Патрульный, подобно камню, крепко стоял на своем. Прохода нет.
     — Достаточно, — пресек бородатый страж извозчика. — Разговор окончен, — полубык развернулся и пошел обратно к сотоварищам.
     — Постойте! — крикнула Мелфа.
     — Повторять не буду… — начал четырехногий.
     — Хочу поговорить с вашим капитаном, — перебила кошка и спрыгнула наземь. — Где он?
     Жабомордый смачно сплюнул под копыта:
     — Думаешь, тебя послушается?
     — Где он? — повторила Мелфа.
     Патрульный указал пальцем на одного с букентавров:
     — Тот.
     Когда Мелфа направилась к капитану, Наполеон заглянул внутрь фургона:
     — Дело труба, мужики.
     Еж оторвался от сигары и уточнил:
     — Путешествие накрылось?
     — Да.
     — Так быстро… Даже не успел полдесятка сигар выкурить! — пожаловался колючий зверек.
     — Какие идеи на уме, Наполеон? — спросил я.
     — Сложно сказать, на данный момент плана Б нет. Не предполагал, что возникнут затруднения с пересечением границы и не позаботился с альтернативой.
     — Альтернатива одна, — снова заговорил ежик, — идти через лес.
     — Верно, — поддержал я, — отойдем в сторону от дороги и когда исчезнем с поля видения стражников, войдем на их территорию.
     — Не годиться, — отрезал командир. — Придется шагать на своих двух, фургон не пройдет через чащи. Много времени потеряем.
     — Ничего другого не остается, Наполеон. Назад дороги нет.
     — Назад дороги нет, — повторило деревянное создание и плюхнулось на ковер. — Шикарный план и все до одного места! Еж, лишняя сигара есть?
     — Для тебя, Наполеончик, всегда есть, — зверек вытянул с портсигара, лежащий рядом с брюхом, сигару, подпалил ее и бросил унывающему командиру.
     Бонапарт поймал подарок и сделал затяжку. Я и Гарь не остались в стороне. Минуту спустя весь экипаж задумчиво курил. Густые клубы дыма, вырывающиеся наружу, образовали подобие защитного кокона вокруг фургона.
     — Адская машина, — произнес я и подавился смехом.
     Товарищи недоуменно переглянулись, слово адское не поняли, тем не менее мой смех не оставил их безразличными, и тоже захохотали. Откуда не возьмись появилась бутыль кро, скорей всего, еж достал с тайника, и трудолюбивые ребята, одобрительно горланя, тут же начали ее оприходовать.
     Усталая физиономия Наполеона преобразовалась в самодовольную рожу и с уст полились, как с рога изобилия, новые сверхъестественные планы: Б, В, Г и до буквы Я. Выбирай, какой душа желает! Большинство не имело реальности воплощения, но кого это интересовало? План есть — превосходно! Уже два? Наливай, отметим! Третий родился? По третьей! Четвертый? Ну ты и зверь! Что-что? Пятый? Почему пусто в стаканах? Ах, все выпили? Давай, Еж, вторую, не крысятничай! Хорошо пошла!
     Веселье прервалось на третьей бутылке, когда вошла Мелфа.
     — Красавица вернулась! — радостно воскликнул пьяный зверек и, поднявшись на задние лапки, покачиваясь, пошел в сторону кошки. — Дай тебя поцелую.
     Подвыпивший командир тоже не умолкал:
     — Мелфочка, дорогуша, я придумал новые планы! Один лучше другого! Парни подтвердят.
     Одновременно закивали я и Гарь.
     Мелфа брезгливо осмотрела всех:
     — Поехали. Дорога свободна, — и выбралась с-под брезента.
     Наполеон поперхнулся выпивкой и закашлялся. Ежик споткнулся и упал. Я, туго соображая, не почудилось ли, машинально заполнял пойлом опустевшие стаканы. Только Гарь молчаливо поднялся и вышел вслед за кошкой.
     Избавившись от кашля, командир спросил:
     — Слышали одно и то же?
     — Думая, что да, — неуверенно я ответил.
     Переглянулись, и резко поднявшись, аккуратно переступив через храпящего ежика, вышли вдогонку за Гарью.
     Шлагбаум уже не перекрывал дорогу. Гарь натянул поводья и пара глоттеротов потянула фургон. Один с патрульных, бородатый букентавр, зло смотрел вслед. Стреляющие ненавистью глаза четко говорили, что он думает о решении капитана.
     — Как удалось уговорить пропустить? — недоумевал Бонапарт.
     Мелфа пригладила усики:
     — Воспользовалась женскими секретами.
     — Какими? — сгорал от нетерпения командир.
     Кошка невинно моргнула:
     — Это секреты женской половины. Не могу сказать.
     Наполеон почесал затылок:
     — Резонно, но…
     — Главное, что путешествие продолжается, остальное мелочь, правда?
     — Собственно да, Мелфа. — блуждающие глаза капитана остановились на мне. — Выходит, продолжаем действовать по основному плану, — поправил шляпу и скомандовал. — Гарь, поехали!
     И скрылся в фургоне. Последний приказ не имел нужды, ведь фургон уже катился.
     Я подсел к единственной девушке в отряде:
     — Спасибо, Мелфа. Рад, что оказалась с нами. Наполеон наверняка такого же мнения, но гордость не позволяет об этом сказать. Твоя помощь неоценима!
     — Пустяки, Эрберон.
     — Какие к черту пустяки?! Ты наш бесценный талисман. Разве не с твоей помощью меня освободили с заключения и привели к Людовику? Не ты только что возобновила дорогу? Без твоих усилий ничего бы этого не было. Смотри, все держится на твоих хрупких плечах!
     — Не надо…
     — Нужно, Мелфа. Теперь точно знаю, доберемся до памятника! А почему? Потому что ты с нами!
     — Чувствую неловко.
     — Первый признак настоящего героя.
     — Столько приятных слов, — засмущалась кошка, — но, действительно, прекрати. Я кажусь не такой, какой есть на самом деле.
     — Зачем приуменьшать деяния? Гордись ими!
     В знак благодарности поцеловал спутницу и пошел обратно в фургон. Хорошо, не поцеловал, а попытался сделать что-то похожее. Со стороны, наверное, действие казалось смешным: прислонил череп к щеке кошки и все.
     Что поделаешь, если память барахлит? Да, забыл, что губ нет, а порыв был неосознанный, неподдельный. Сделанное не вернуть. Поцелуй смерти во всей красе. Память, память! Стоп, а как пил, если все выливается наружу? Не опьянел, так почему вел себя как неизлечимый алкоголик? Неужели непристойный фанатизм товарищей затуманил сознание? Ух, дальше жить так нельзя. Пора лечиться и к тому же срочно, пока болезнь не прогрессирует. Или уже поздно спохватился?
     Бонапарт, крадучись, положил деревянную руку на мое плечо и тихо, чтобы никто не услышал, прошептал:
     — Молодец.
   
    15
   
     К полночи фургон доехал до поселка. Гарь натянул поводья, и глоттероты, мокрые от пота, остановились у серого шатра. Пламя костра, мерцая алым и золотым, осветило женщину с племени букентавров. Она подбросила в огонь поленья, и дрова затрещали, разбрасывая искры.
     Наполеон поправил шляпу и слез на землю:
     — Есть где переночевать?
     Букентаврша, жуя нижнюю губу, изучающее посмотрела на приезжего и, осмотрев его с ног до головы, сказала цену. Бонапарт спокойно отреагировал на завышенную стоимость и как настоящий торговец начал торговаться.
     Еж, упираясь лапками о борт повозки, разглядывал спящий поселок. Шерстяные шатры, заменяющие деревянные и каменные постройки, ютились друг к другу. В нескольких местах горели костры. Он подтолкнул меня в спину:
     — Эрберон, у них, видимо, там дальше есть магазинчик. Пошли, посмотрим, может, найдется некая редкостная травка.
     Я удивился:
     — Сигар мало?
     — Их никогда не бывает много, да и люблю все новенькое на вкус.
     — Пожалуй, без меня.
     Зверек пожал плечами:
     — Как хочешь, — и, спрыгнув на землю, покинул фургон.
     Заглянул деревянный спутник:
     — Баба не промах. Втрое дорого содрала за ночевку. Эх, любительница монет, — и после причитания перешел к делу. — Вещи оставляем здесь, не думаю, что их кто-то украдет. А если и украдет — не страшно. Ковры — так или иначе, уже можно выбросить.
     — Расплатится коврами не думал? — спросила Мелфа.
     — Коврами? — переспросил Наполеон. — Хм, умно, — и задумчиво пошел обратно к хозяйке шатра, надеясь, изменить оплату.
     Я выбрался с уютного фургончика и, минув костер, перебрался в шатер. Кровати заменяла солома, обильно заполнявшая внутренний интерьер. У входа стоял старенький чайник и, сложенные в горку, грязные тарелки. Пахло немытым телом.
     — М-да. Весьма убого, — констатировал я.
     Наполеон поднял подол полотнища, закрывающий вход в шатер и, заслышав мое недовольство, начал оправдывался:
     — Лучшего не найти. Поселок Кристалл увядает с каждым годом. Хорошо, что хоть кто-то остался жить.
     — Стоило менять фургон на это? — спросил я.
     — О глоттеротах подумай. Им нужен отдых.
     — Ах да, — устыдившись. — Забыл, что они нуждаются во сне. Привык, что если я спать не хочу, значит, никто не должен.
     Бонапарт обратился ко всем:
     — По деревне не разгуливать. Букентавры холодно относятся к чужакам. Часто происходят стычки, а нам это не к месту, поэтому ложитесь спать.
     Мелфа и Гарь не противились и упали на груду соломы. Я тоже ляг. Наполеон немного постоял, а затем присел и начал точить ножом деревяшку.
     Интересно, нашел ежик травку? Если да, почему не возвращается? Успокойся! Что может произойти страшного за одну ночь?
   
    ***
   
     К утру вернулся подвыпивший приятель. Пробрался под полотнищем шатра и, шатаясь, проскочив между ногами Бонапарта, направился к соломенной кровати. Наполеон хмуро посмотрел на члена команды, однако не проронил ни слова. Я не сдержался:
     — Купил травку?
     Зверек, с трудом удерживая равновесие, отмахнулся:
     — Я спать. Позже поговорим, — и упал на солому. Раздался громкий храп.
     Командир недовольно покачивал деревянной головой, а руки, держа нож, неустанно снимали кору с древесины. У ног слесаря собралась груда бесполезных тонких деревянных палочек. Сначала, думал, делает зубочистки, потом догадался — убивает время. Не научился, как я впадать в астрал, потому занимал себя работой.
     Я перевернулся на спину и продолжил раздумывать о всякой всячине. Оставалось часа два до пробуждения.
     Через час сонное умиротворение прервалось, и мы пустились во все тяжкие. Как снег на голову ворвался в шатер пожилой букентавр и заорал:
     — Где?
     От неожиданности я подпрыгнул. Наполеон, не переставая работать ножом, флегматично произнес:
     — Не видите, мы спим. 
     — Плевать! Где паршивец?
     Мелфа заворочалась и, не поднимая век, сонно спросила:
     — Пора в дорогу?
     Букентавр указал четырьмя указательными пальцами на колючего зверька:
     — Нашелся!
     Я покинул постель и встал рядом с Бонапартом: 
     — Объясните что происходит?
     — Что здесь объяснять? Он обесчестил мою дочку! — гневно произнес седобородый.
     У меня отобрало дар речи. Дальше все происходило как в тумане. Ежика разбудили и грубо повели на улицу к разъяренной толпе. Все посельчане, взрослые и дети, собрались у нашего шатра и яростно возмущались. Зверька взяли в кольцо и не отпускали.
     Седобородый букентавр поднял руку верх:
     — Духи свидетели, он прелюбодействовал с Ижосла-бадой!
     Толпа зашумела.
     — И после совместной ночи бросил ее!
     Гул увеличился.
     Еж ухватился лапками за голову. Похмелье не вовремя напоминало о себе.
     — Что скажешь, паршивец? — вопрошал отец обесчещенной дочери.
     Маленькое животное наивно сказало:
     — Дайте выпить, мне бы опохмелиться.
     Букентавры, потрясенные ответом, свирепо застучали копытами. Земля задрожала. Просьба осталась без внимания. Отец Ижослы-бад говорил:
     — По древнему обычаю букентавров, тот, кто имел право первой ночи с девственницей, должен стать ее защитником, то есть мужем.
     Сначала еж никак не отреагировал, но после того, как суть сказанного обрела смысл, глаза расширились.
     Старик обратился к толпе:
     — Вы свидетели — с сегодняшнего дня моя дочь покидает родительскую обитель, и становиться женщиной!
     Жители Кристалла одобрительно загомонили.
     В центр круга вышла моложавая букентаврша и остановилась перед маленьким ловеласом. Длинная черная грива скрывала полные груди. Копыта радостно поднимались и опускались, содрогая землю. Бычья часть туловища поблескивала на солнце. Широкая улыбка светилась на жабьей морде.
     Еж отпрянул и закачал головой:
     — Я против.
     Слова никак не подействовали на решение. Отец дочери не замолкал:
     — Приглашаю всех собравшихся в свой дом. Отпразднуем свадьбу!
     Толпа рукоплескала. Кто-то запел.
     Зверек, изо всех сил стараясь перекричать гам, воскликнул:
     — Протестую!
     Веселье тотчас оборвалось. Ижосла-бад расплакалась и закрыла лицо руками. Отец разгневался:
     — Протест отклонен! Обычай нельзя отменить.
     Казанова не сдавался:
     — Обычай меня не касается! Я не с вашего племени.
     Букентавры недовольно зашумели. Скверные слова сыпались в адрес ежа. Седобородый отец возмутился:
     — Не смей отрекаться от моей дочери! Воспользовался, теперь отвечай за нее!
     — Ну уж нет! Не заставите!
     — Заставим! — проревели букентавры.
     — Только через мой труп!
     Засверкало оружие. Ежик, видя, к чему привело упрямство, сжался в клубок, прячась от всех. Я не оставил друга в беде и, набравшись храбрости, подбежал к ловеласу:
     — Остановитесь!
     — Уйди! — ревел отец Ижосла-бад.
     Я видел, как Бонапарт взялся за рукоятку меча и вытянул его с ножен. Мелфа и Гарь последовали примеру капитана. Сейчас прольется кровь. Ощущался ее привкус…
     Я предпринял вторую попытку:
     — Что говорит обычай?
     Шум постепенно стих. С толпы донесся звонкий голосок:
     — В смысле?
     — Что он говорит, если кто-то из супружеской пары не желает обручаться? Вот эта особь, — показал пальцем на ежика, — наверное, не первая, кто противиться заводить семью?
     Букентавры переглянулись и зашептались. Отец растеряно водил глазами. Ижосла-бад, рыдая, скрылась в гуще толпы. Я присел на корточки и шепотом сказал зверьку:
     — Вкусы у тебя весьма экстравагантны.
     Любитель необычных тел промолчал и даже не удостоил взглядом.
     В конце концов, одна с жительницей Кристалла, долговязая, произнесла во всеуслышание:
     — Довольно-таки сложный вопрос. С давнишних пор никто не отрекался от законной супруги.
     Родитель невесты стукнул копытом, взрыхлив землю, и заявил:
     — Значит, обязан жениться!
     Зверек хотел ответить, но я опередил: 
     — Не пойдет. Мы народ цивилизованный, пишем и соблюдаем всякий закон. Если ваш закон-обычай ничего не говорит об отказе жениха, выходит, он имеет на него право.
     Личико приятеля, доселе осунувшееся, приободрилось. Усики задергались:
     — Как я сам не додумался?
     С ноткой ехидства я предположил:
     — Наверное, алкоголь сжег мозг.
     — О! — задумался зверек и почесал задней лапкой бок.
     Оставив друга в глубоких раздумьях над вредностью алкоголя, обратился к толпе:
     — Мы можем идти?
     Вопрос остался без ответа. Седобородый полубык сложил руки на груди:
     — Вы что братья творите? Он глумиться над обычаем, выискивая в нем пути для спасения! Как можете это допускать?
     Снова толпа промолчала и опустила глаза.
     Отец отчаялся:
     — Кому теперь нужна дочь, после того, что с ней сделали? Он убил ее будущее, теперь, чтобы искупить вину, он должен умереть!
     Призыв к убийству не возымел поддержки. Седобородый старец, не возымев поддержки, побледнел от бессилия и злости.
     Еж, вернув уверенность, безжалостно сказал:
     — Мы пошли.
     — Погодите.
     В центр круга вышла, прихрамывая, престарелая жительница поселка. Облезлая шкура и редкая грива свидетельствовали о большом возрасте букентавршы. Белки глаз пожрали зрачки, и они превратились в сплошной белый цвет.
     Букентавры, завидев ее приближение, преклонились, демонстрируя почтение.
     — Я знахарка Тбилар-сил, старейшая из поселка.
     От нее пахло древностью. Знанием.
     Я поник. Ежа тоже перестал освещать нимб радости. Ничего хорошего ее приход не знаменовал.
     Знахарка сразу перешла к делу:
     — Восемь с половиной десятков лет назад последний раз возник случай, когда супруг отказался жениться. Из-за давности, его мало кто помнит.
     Ежик сглотнул.
     — Обычай предусматривает решение, если мужчина не исполняет долг и не желает стать мужем. — Тбилар-сил сделала короткую паузу. — Отец несостоявшейся невесты имеет право отправить несостоявшегося жениха в кристальную шахту, чтобы принес оттуда два камня дракона. Полученные камни будут равноценной уплатой за украденную девственность.
     — Согласен! — воодушевленно заорал седобородый букентавр. — Пусть идет!
     Радость полубыка вызывала сомнение в легкости будущей прогулки в шахту. Ежик насторожился:
     — Что произошло с предшественником?
     Знахарка не скрывала:
     — Не вернулся, — и спокойно продолжала условия обычая. — Если несостоявшийся жених отказывается спускаться за поисками камней, его той же ночью сжигают на костре.
     Теперь еж и я молчали. Остальные члены команды тоже не включались в разговор. Маленькое животное, подрагивая от волнения, посмотрело на меня:
     — Как ни крути, выхода у меня нет. Да и ничего сложного вроде, — и громче прибавил. — Я спускаюсь.
     Кое-кто с букентавров ахнул. Младенцы зарыдали и прижались к матерям. Широкоплечие мужчины, отважные мужеубийцы, с уважением посмотрели на отважного ежа.
     Я заподозрил подвох:
     — Сколько вообще предпринималось попыток принести камушки?
     — Больше тридцати. И все безрезультативны, — ответила старая знахарка.
     Зверек потерял сознание и упал. Я нагнулся, подобрал полноватое тельце и спросил:
     — С ним кто-то может пойти?
     — Обычай гласит, что несостоявшемуся жениху разрешено взять одного спутника в помощь. Однако, как говорил мой учитель Шеен-тет, жених всегда шел один. Без сторонней помощи. Ничего удивительного — и сегодня в здравом уме никто по собственной воле не спуститься в загубленную шахту.
     Еж подобно тряпке обвис на руках. Сознание до сих пор не вернулось с безмерного мира беспамятства.
     — Я с ним пойду.
     Толпа ахнула. За спины раздался голос Наполеона:
     — Святые духи!
     Колючий зверек не двигался. Не услышал моего решения.
     Загубленная шахта, пожалуй, последнее место недолго путешествия по Хаттбаду. Все усилия и смерти ради моего спасения напрасны. Трон Императора превратиться с реальности в мечту. Я принял неверное решение, глупое, импульсивное.
     Друг в беде.
     Я должен помочь, несмотря ни на что.
   
    ***
   
     — Пришли, — объявил пятнистый букентавр.
     Посреди многолетних деревьев с земли поднималась серебристая квадратная конструкция. Железные двери, покрывшиеся толстым слоем пыли, стояли открытыми, приглашая в утробу всех желающих. Вид заброшенного строения вызывал тягостное и унылое зрелище.
     К шахте, находящейся в десяти минутах от Кристалла, пошли все посельчане. Не каждый день находятся дураки, желающие спуститься в глубины подземелья.
     Еж очнулся, но пребывал в печали. В основном молчал, на вопросы кивал, как Гарь, или вообще никак не реагировал.
     Слова Наполеона были жестоки, но справедливы. Требовал, чтобы я отменил принятое решение и бросил товарища на произвол, объясняя тем, что ежик сам виноват. Натворил дел — отвечай. К тому же, по словам капитана, зверек не в безвыходной ситуации. Женись и живи, чего еще надо? Он, однако, слишком эгоистичен, чтобы завести семью. Бонапарт настаивал, если я не откажусь помогать, считай, всему плану конец, преимущество во времени не будет больше играть существенной роли. Но самое главное, что, вероятно, я не вернусь обратно на поверхность, оставшись навеки погребенным в чреве земли.
     Приходилось в большей части хранить молчание. Когда слышишь правду: беги или молчи. Наполеон, теряя веру в успех, с каждой последующей минутой мрачнел.
     Убедившись, что меня не переубедить, деревянный командир опустил руки и переключился рассказывать об истории поселка Кристалл. Эта часть беседы, признаюсь, тоже не принесла радости. Кристалл — шахтерский городок, раньше был больше и богаче. Со всей Империи съезжались сюда существа, чтобы подзаработать немалых деньжат. Безусловно труд требовал большой физической силы и выносливости, но оно того стоило — платили весьма неплохо и даже сверх того. Все шло своим чередом: драгоценные кристаллы добывались, обогащая казну хана, городок разрастался. Кристалл превратился в жемчужину ханства.
     Но сотни лет назад шахту еще полную сырьем неожиданно закрыли и покинули. Хан добровольно потерял неистощимый источник дохода, однако не ясно по каким причинам не пробовал возобновить работу шахты
     — Просто бросил? — не верилось мне.
     — Понимаю недоверие, — сказал деревянный спутник, — но такова правда.
     — Быть может, букентавры приоткроют занавес?
     Они на все расспросы отнекивались, даже знахарка, что ей не свойственно, промолчала. Нежелание отвечать прямо, скрытность, вызывала опасение. Еж — что ты, глупец, наделал?
     Тбилар-сил приблизилась:
     — Поскольку шахта разветвленная и глубокая, с вами пойдет один с нашего племени. Он спустить вас на пару уровней вниз.
     Я озадачился:
     — Хм, выходит, знаете, где находятся камни?
     — Приблизительно, — расплывчато ответила старуха и сменила тему. — По обычаю должна еще раз спросить: готовы рискнуть жизнями и найти камни дракона?
     Наполеон скрестил пальцы, но это не помогло. Я с ежиком одновременно ответили:
     — Да!
     — Так тому и быть, — кивнула Тбилар-сил. — Возьмите все необходимые вещи и ждите у входа, а я пока подыщу проводника.
     — Кстати, — приостановил я старую леди, — как выглядят искомые камни?
     Букентаврша, не разворачиваясь, произнесла:
     — Как увидите их, сразу поймете, что это они.
     Долго смотрел вслед знахарки, а затем поспешил к друзьям. Гарь протянул клинок, ручкой вперед, который я с благодарностью взял. Расстегнул пряжку, снял плащ и отложил, только будет мешать. Сзади подкрался зверек и тронул носиком:
     — Готов?
     — Разумеется, — повернулся я. — Что происходит? Где сигары?
     Приятель махнул лапкой и грустно изрек:
     — Обойдусь.
     Я присел на корточки:
     — Давай договоримся. Сам видишь, сейчас все против нас. Не хочу пугать, но есть велика вероятность, что не вернемся. Идти на смерть под траурную музыку мне бы не хотелось. Разве не ты говорил, зачем жить, если нельзя курить и пить?
     Глазки животного, как наступивший день после мрачной ночи, просияли:
     — Вот это подход!
     Потрепал спинку зверька:
     — Давай неси.
     Через минуту собрав необходимые вещи, мы вразвалку подошли к входу в шахту. Мелфа, увидев нас, не веря собственным глазам, спросила:
     — Шутите?
     Еж, обретший уверенность, выпустил струю дыма:
     — Серьезные ребята никогда не шутят.
     Кошка обвела нас руками:
     — Зачем столько сигарет и выпивки?
     Я удивился:
     — Это, по-твоему, много?
     Со стороны, наверное, казалось, что идем не на опасную миссию, рискуя жизнями, а на пикник. Меч я заснул в ножны, чтобы освободившиеся руки держали корзины, наполненные до верха выпивкой и сигаретами. Еж на колючки наколол пару засоленных огурчиков для закуски.
     Наполеон одобрительно присвистнул:
     — Жаль, что лишь двое могут пойти. Я бы составил компанию.
     Мелфа закрыла глаза рукой, устыдившись нашего внешнего вида, и отошла в сторону.
     После еще одной затяжки, еж не утерпел и воскликнул в сторону полубыков:
     — Чего так долго? Я очень занятой еж, быстрей спустимся, быстрей вернемся!
     Наконец-то узнаю друга!
     Букентавры недвусмысленно переглянулись. Требование зверька ускорило выбор жителей Кристалла. С их числа вышел длинногривый родич и устремился к нам. На верхней губе четырехкопытного росли короткие усики, правая щека изуродовалась шрамам, тело бугрилось мышцами. Глуповатая физиономия выражала наивность. Под рукой он держал пару не зажженных факелов.
     — Я, Чес-монер, проводник, — представился полубык.
     — Отлично! — обрадовался серый зверек и, соединив два пальца, сделал щелчок. — Эрберон!
     Я, не мешкая, вручил проводнику бутылку, в знак благодарности.
     — Все готовы? Пошли, — скомандовал еж.
     Сзади перешептывались. Ничего не удавалось расслышать, тем не менее готов поспорить, что обсуждалась бесподобная стойкость ежа.
     Проводник зажег один с факелов, и мы вошли в темную пасть шахты.
     
    16
   
     — Справа обрыв, — предупредил букентавр.
     Я тут же прижался к стене, взяв пример с проводника. Кромешная темнота не позволяла видеть дальше освещенного пространства. Единственной точкой указывающей направление являлось пламя огня, вырабатываемое факелом. Подземные пустоты, как эта, не природные, а искусственно сделанные, достигали немыслимых размеров. Сперва не верилось, что такое можно сотворить собственноручно, силами шахтеров. Не одно столетия требовалось, чтобы вынести с недр земли на поверхность десятки тысяч тонн земных пород. Осознавая непомерность вложенного труда и, очевидно, сотни производственных смертей, появлялась гордость за безымянных работников, сделавших, казалось бы, неисполнимое.
     Чес-монер утверждал, что это громадное пространство в глубинах земли не единый экземпляр, а малая часть подземного мира шахты, сотворенного руками имперцев.
     — Если не свернуть, а пойти прямо, — говорил проводник, — вышли бы, так сказать, во вторую секцию шахты. Проверять не будем, не для этого пришли, но поверьте на слово, ее размеры настолько велики, что эта пустота, в которой находимся, покажется маленькой пещерой.
     — Невероятно, — выдохнул я.
     — А секций здесь — десятки на каждом уровне.
     Я переспросил:
     — Уровней?
     — Да, — подтвердил Чес-монер, — они ведут вглубь земли.
     — Сколько их?
     — Три.
     Ежик зевал. Беседа его ничуть не увлекала. Умостившись на спине полубыка, он не испытывал усталости от дороги. Поиски за камнями дракона пока что не переросли во что-то опасное и шли своим чередом, словно мы отправились на экскурсию, о которой мечтали с детства.
     — Кстати, вот и лифт, — произнес букентавр.
     Стало ясно, откуда шел странный шум. Огонь осветил обрыв, и с темноты появилась верхняя часть металлической конструкции. Рукотворный механизм формой напоминал чертовое колесо. Вместо кабин для пассажиров прикреплялись пластины. Пахло дымом. Механизм, что удивляло, работал.
     Я об этом сказал Чес-монеру.
     — Шахту, по рассказам родителей, закрыли за одну ночь, — объяснял четырехрукий. — по неизвестной причине. Слухи, например, говорят, в глубинах нашли древнее чудище, защитника кристаллов, которого во время подземных работ разбудили ото сна. С того дня он мстит всем, кто вторгается в его пределы.
     Я запаниковал. Череп закружился по всей оси, всматриваясь в беспросветную темень.
     Букентавр успокоил:
     — Не волнуйтесь. Это слухи, вживую его никто не видел. Сказка для детей.
     Зверек фыркнул:
     — Если его нет, почему предшественники не вернулись?
     Чес-монер ответил:
     — По крайней мери, даже если существует, на первом и втором уровне оно не обитает. Говорю по собственному опыту. В детстве с ребятами нас влекли всякие тайны и мы, разумеется, не побоялись, несмотря на запреты старших, обследовать шахту. Я рассказывал о секциях и уровнях не понаслышке, самолично все видел.
     Я жадно спросил:
     — А на третьем?
     Проводник пожал плечами:
     — Кто знает. Не всегда слушался родителей, но фактор самосохранения во мне присутствовал с детства. Второй лифт неисправен, а спускаться своим ходом на третий — долго и опасно.
     Еж возбудился:
     — Опасно? В чем она проявляться?
     Полубык не скрывал:
     — В грибах. Они живые.
     Пухленькое создание рассмеялось:
     — Напугал. Все грибы живые. В моем лесу их…
     Чес-монер перебил:
     — Они с моего роста и ходят.
     Не знали что сказать. Проводник кинулся вспоминать прошлое:
     — Видел однажды, семнадцать лет назад. Мне тогда исполнилось десять и один год, и я с Мелрок-Дзоем, другом детства, решили все-таки забраться поглубже. Мелрок-Дзой был похож на своего отца, такого же сорвиголову, и он, не отнекиваясь, составил компанию. Да-да, это, как сейчас понимаю, была наихудшей затеей в нашей жизни. Но тогда в детские годы нас будоражили, не давали покоя, приключения героев из сказок и легенд. Хотели быть на них похожими, такими же храбрыми и непобедимыми. Смерть не страшила — скажите, главные герои сказок умирают? Нет, всегда добиваются поставленной цели. Так и мы не предчувствуя опасности, впервые воспользовались творением забытых, лифтом, — рассказчик показал пальцем на древний механизм, — и сошли на низший уровень. Опьяненные успехом, не остановились на достигнутом и, хвастаясь друг перед другом отвагой, поспешили вниз. Второй лифт, как уже говорил, не работал. Обошли его и побежали дальше. Узкая тропа, по какой вам придется идти, привела к массивной железной двери. Не придали значения, почему она открыта. Конечно, не исключаю вероятность, что ее во время побега, а как иначе назвать необъяснимое закрытие шахты за пару часов, не затворили работники. Но я придержусь гипотезы, что дверь открыл гриб.
     Букентавр продолжал:
     — Подошли к ней и хотели зайти внутрь, как вдруг гриб внезапно сзади накинулся на Мелрок-Дзоема. Крик друга потряс. Я развернулся и увидел монстра. Сейчас, думаю, он будет моего роста, но будучи ребенком, гриб показался гигантом. От ножки гриба, его туловища, тянулись тонкие руки и ноги. Под шапкой создания, ярко-белого цвета, круглой формы, смотрели глаза. — Чес-монер сделал паузу. — На меня. Пасть вгрызлась в спину друга, а глаза глядели в мою сторону. Я оторопел, не в состоянии был пошевелиться. Чтобы избежать лишних вопросов сразу скажу: он не гипнотизировал, меня просто парализовал шок. Не знаю, по-видимому, время моей смерти тогда не пришло, и когда увидел в пасти гриба кусок кровавого мяса, овладел непослушным телом и, не оглядываясь, побежал. Никогда в жизни так быстро не бежал. Копыта стучали по каменной породе, грива разлеталась, сердце билось о ребра. Казалось, что меня преследуют, вот-вот прыгнут на спину и повалят. Ужас гнал вперед. Взобравшись на лифт, не успокоился. Даже когда попал на первый уровень, страх не покидал, а засел глубоко в голове. Воображение издевалось, куда не гляну, всюду виделись грибы. Не буду обманывать, даже добравшись домой, руки и ноги не переставали трястись. Родителей не обмануть, догадались, что случилось нечто страшное, однако не кинулись в расспросы. Дождались утра, убедившись, что я предался сну, и лишь затем принялись задавать вопросы, — житель Кристалла покачал головой. — Временами, не так часто как раньше, но все же сниться, что бегу и слышу крики о помощи. Иногда понимаю, что это сон, а не явь, но все равно останавливаюсь. Голос Мелрок-Дзоема упрекает, что я его бросил. Криками как бы говорит, что я трус по жизни, а мои слова об отваге — смех, да и только.
     Пламя огня бросало свет на лицо рассказчика. Его карие глаза намокли:
     — Жалею, что бросил друга. Ночами просыпаюсь в поту. Умоляю простить. И так семнадцать лет подряд.
     Я попытался приободрить проводника:
     — Ты принял верное решение, Чес-монер. Останься помогать приятелю — ты бы умер. Грибу — ребенок не соперник.
     — Тем не менее я предал друга, — не унимался букентавр.
     Еж подозвал пальцем и когда я приблизился, взял с корзины бутылку, которую раньше подарили проводнику, и откупорил ее.
     — Держи, — протянул бутыль зверек.
     Огорченный спутник не отказался и сделал несколько глотков. Кадык на горле задвигался вверх-вниз.
     — Полегчало? — спросил маленький доктор.
     Пациент кивнул:
     — Пора спускаться. Я вас и так разговорами задержал.
     Зверек махнул рукой:
     — Брось, нам некуда спешить. Впереди — смерть, пусть ждет.
     Проводник запрокинул на спину голову и сделал еще пару глотков. Осушив до дна стеклянную тару, произнес:
     — Все! Передумал!
     — Ты про что? — спросил я.
     — Сознаюсь, я должен довести вас до лифта и вернуться. Остальная часть пути — ваша. Теперь все изменилось — иду с вами!
     Зверек подскочил:
     — Ура! Втроем веселей! — и полез за второй бутылкой, чтобы обмыть принятое решение. Зазвенело стекло.
     Я в отличие от друга не радовался:
     — Чес-монер, понимаешь, вернуться шансов почти нет?
     — Плевать! Я должен отомстить за друга!
     Еж высунул длинную мордочку из корзины:
     — Эрберон, где стаканы?
     — Не взяли, — и вернулся к букентавру. — Не горячись. Смерть — дело наживное. Не сегодня, так позже умрешь. Но, скажи, зачем торопить события? — движением руки попросил не перебивать. — У нас с Ежиком ситуация иная: смерть или свадьба. Неуверен, что эти два варианта равны, но мы никогда не отличались умом, поэтому и согласились на авантюру.
     Спутники не теряли времени — одновременно слушали и пили. И стаканы не понадобились.
     Проводник отпрянул от горлышка бутылки:
     — Я тоже не отличаюсь умом, — и сунул ладонь в распростертые пальцы ежа. Веселый зверек попытался ее сжать. Не скажу, что получилось, но смысл сценки был понятен.
     Я вытянул туз с рукава:
     — А жена и дети?
     На мгновение полубык застыл.
     — Долг превыше всего, — не сдавался проводник.
     — Долг чему? — спросил я. — семье или погибшему другу?
     Букентавр растерялся.
     — Чес-монер, ты стал как родной. Для меня и ежа была бы честь вместе с тобой погрузиться в бездну шахты. Да и втроем легче сражаться с грибами, чем вдвоем. Но пойми, отбрось ненужную шелуху и скажи: в чем твоя главная задача в жизни?
     Маленькое животное не сдержалось:
     — Секс, пить и курить!
     — Не слушай дурня, видишь, как его жизнь бросает?
     Радость слетела с физиономии зверька. Щеки надулись.
     Четырехрукий предположил:
     — Умереть естественной смертью?
     Я не ожидал такого ответа:
     — Какой-то ты самовлюбленный, — пояснил. — Твоя задача: радовать супругу и вырастить умных и добрых детей.
     — Умных и добрых? — переспросил ежик и как знаток в этом деле сказал. — Нереально.
     Я оставил последнее слово за собой:
     — Хоть каких-нибудь детей. Чес-монер, без твоей помощи семья будет жить впроголодь. Супруга не даст нормального воспитания, из-за отсутствия свободного времени, ибо весь труд упадет на ее плечи. Дети, не имеющие нормального детства, станут такими, как он! — палец указывал на зверька.
     Зверек встрепенулся:
     — Чем я плох?
     Я не отвлекался:
     — Куда не глянь, везде разруха. А теперь давай подумаем — что привело ко всему этому? Да, твоя бестолковая смерть!
     Колючий зверек не решался говорить — обиделся и топил горе в алкоголе.
     Чес-монер произнес:
     — Я не подумал…
     — Скажи спасибо духам или кому ты там молишься, что есть, кому думать вместо тебя. Теперь понимаешь, отчего не хочу, чтобы ты шел с нами?
     Проводник опустил длинноволосую голову и угрюмо выговорил:
     — Да.
     Я подошел и трепанул его за плечо:
     — Ты должен вернуться в свой дом. К тому же, если ничего не путаю, знахарка говорила, лишь двое, как того требует обычай, имеют право продолжать путь. Третий лишний.
     Уговоры принесли плоды. Фанатизм полубыка иссяк, и он вспомнил об ответственности. Поскольку, не будучи уверенным, что он опять не переменит точку зрения, я, не теряя впустую времени, посадил ежа в корзину и, не позабыв взять факел, запрыгнул на пластину «чертового колеса». Опускаясь вниз, сверху послышался голос букентавра:
     — Жду вашего возвращения!
     Я зажег факел.
     Древний механизм забытых выдержал наш вес и без всяких ненужных приключений опустил на нижний уровень. Когда пластина начала с горизонтального положения переходить в вертикальное, я спрыгнул на твердую землю.
     Пламя огня осветило проложенную тропу. Грибы не показались.
     Я поставил корзину и вытянул меч с ножен:
     — Дальше корзину не понесу.
     Ежик неразборчиво пробубнил под нос, но не воспротивился и покинул «транспорт».
     — Готов?
     — Минутку, — попросил друг. — Ну-ка опусти факел, — и, когда сделал как он того хотел, еж подпалил конец сигары. — Теперь готов.
     Шли медленно. Зрение безрезультатно всматривалось в беспросветный мрак, пробуя заметить среди неподвижных скальных пород движение. Свет факела имел небольшой радиус: пару метров во все стороны. Напряжение возрастало.
     Может, грибы-мутанты — иллюзия Чес-монера? В такой тьме все что угодно покажется.
     Хруст. Гриб?
     Я остановился. Шум шел сзади. Резко развернулся. Пусто. Тихо спросил:
     — Слышал?
     — Что?
     — Хруст.
     — Нет.
     Показалось, наверное. Андрей, держи себя в руках!
     Ноги сделали пару шагов и остановилось.
     Звук! Кто-то жевал!
     Перед глазами всплыла сценка с рассказа проводника, как гриб ел Мелрок-Дзоема. Шум снова исходил из-за спины. Страх не позволял обернуться. Я нервничал. Черт! Вдруг он, сволочь, жрет ежика? А я бездействую! Ярость переборола страх и развернулся.
     Никого, не считая ежа.
     — А теперь?
     — Шум? Эрберон, тебе кажется.
     Снова пошел вперед. Опять хруст! Ну не может голова так сбоить!
     — Да что же такое! — зло вырвалось. — Выходи!
     — Дружище, здесь никого нет, — упрекнул с набитым ртом зверек. — Береги нервы, здоровье превыше всего.
     Не веря собственному слуху, нагнулся и внимательней посмотрел на приятеля. Щеки двигались. Лапка держала надкушенный соленый огурец. Я озлился:
     — Брось его! Он отвлекает!
     Приятель вытер свободной лапкой рот:
     — Я голоден.
     Не нашелся, что ответить и опять зашагал. К счастью, завтрак товарища надолго не растянулся, и закончилась на одном огурце.
     Набив желудок, он сказал:
     — Давай договоримся.
     — Про что?
     — Если на меня нападет гриб и схватит, ты не убежишь, как Чес-монер.
     Глянул на низкорослого приятеля:
     — Ты обо мне плохого мнения.
     — Ну как — договорились? — настаивал еж.
     — Подумай, я сюда забрался в задницу мира, чтобы при первой возможности бросить тебя? Не ты, а я должен просить обещания. Со мной ясно, а как ты поведешь в экстремальной ситуации — вопрос.
     Зверек задумчиво пожевал губу:
     — Значит, договорились. Превосходно.
     Тропа, единый ориентир в безмерной тьме, виляла самым непредсказуемым образом, то уходила вниз, то взбиралась круто верх. Наконец-то, после затянувшегося странствия она привела к открытой двери. Про нее повествовал букентавр? Труп не нашелся. Затем я вспомнил, как давно происходили события рассказа, и бросил поиски.
     — Заходим? — голосок ежика немного изменился, различались нотки неуверенности.
     Невероятно! Ему тоже ведом страх!
     Я переступил через колючий комок и заглянул через дверь. Коридор.
     — Никого. Идем.
     Подземное умиротворение исказил вопль приятель. Я огляделся.
     Гриб — не фантазия проводника, он существовал на самом деле. И по описанию сходился, будто встретились с тем самым героем рассказа.
     Засада не увенчалась успехом. Ежик, неведомым образом, сумел не попасть в его руки. Неудача не сломила белого чудища, и он, выставив вперед когтистые руки, пытался поймать шустрое животное. Я, держа в одной руке факел, а в другой меч, бросился на выручку. Свет ослепил тварь, и она прикрыла руками глаза. Я взмахнул и рубанул по тонким конечностям. Часть руки упала и с обрубка потекла бесцветная жидкость. Пасть монстра раскрылась, и оно громко завещало. Не останавливаясь на достигнутом, сделал следующий выпад и проткнул мягкое тело. Клинок, как по маслу, прошел сквозь туловище. Я непростительно расслабился, полагая, что бой окончен. К удивлению, рана не убила соперника, и он оттолкнул меня ногой. Упал на спину и заворожено смотрел, как гриб, взявшись за рукоятку, высунул клинок и отбросил его. Избавившись от предмета, оставившего увечья, он ненавистно уставился на меня и, не прекращая орать, прыгнул. Я рефлекторно выставил вперед руку с факелом, что оказалось мудрым решением в сложном положении. Языки пламени безжалостно кусали белое существо. Там где они прикасались, мгновенно появлялись черные пятна. Крик не умолкал. Гигантский гриб, находясь в лежачей позе, принялся ворочаться. Я подскочил и, не ощущая жалости, всунул палящий факел в острозубую пасть. Ноги и оставшаяся целая рука забились в агонии. Область лица неестественно почернела. Глаза набухли, а потом, к вопящему восторгу ежа, лопнули. Монстр перестал шевелиться.
     Зверек подбежал и пинал подземного обитателя:
     — Как мы его! Захотел мяска? Получай, получай!
     Радость омрачилась — факел затух. Темнота.
     Друг, вероятно, в пылу ярости не придал этому значения, ибо ругань не прекращалась.
     — Уймись, он мертв. Больней не сделаешь.
     — Неважно, главное, мне легче, — не останавливаясь пинать, сказал зверек.
     Не переубеждал.
     Наконец, приятель выдохся. Тяжело дышал. Послышался плевок. Ясность вернулась, и он удивленно вымолвил:
     — Смотри, факел потух! Ты где?
     — Здесь.
     — Будто я вижу, — упрекнул ежик.
     — На голос иди.
     Найти друг друга не составило труда, а вот обнаружить меч и дверь, ведущую в коридор — с этим сложней. У меня появилась идея, малореальная, с помощью сигары, если удастся, зажечь факел. Но еж на корню убил надежду — на сигару наступил гриб. Найти ее, мягко говоря, тяжело и не факт, что в ней найдется искра.
     Вариант с возвращением, чтобы попросить запасной факел, даже не рассматривался. Задней дороги нет, только вперед! Конечно не забыли упомянуть имя Чес-монера, который по глупости оставил нам один факел. Ненормативной лексики в этот момент было предостаточно.
     Железная дверь нашлась, но с каким трудом! Лично я дважды спотыкался о мертвый гриб и падал. Даже не хочу вспоминать! Меч отыскал приятель. Точней меч его нашел. Когда зверек искал дверь, случайно задел клинок и порезался. Хорошо, что я не имею ушей, иначе бы они увяли от неприличных фраз.
     Очутившись в коридоре, я взялся правой рукой за стену, левая сдерживала рукоятку меча. Еж, жалуясь на рану, утверждал, что не в силах идти. Возникли сомнения, действительно ли все так плохо, как он говорит. Не преувеличивает ли? Потрогать рану он запретил, объясняя тем, что могу занести заражение. Хотя, поправьте если не правильно, когда кто-то истекает кровью, он большей частью молчит, а не говорит. Тем не менее желания спорить не было и посадил маленького приятеля на череп. Чему вскоре пожалел.
     — Держи голову ровно! — в сотый раз повторял ежик. — Ровней!
     — Тише! Там свет.
     Пассажир вмиг успокоился.
     Я не обманул. Далеко впереди что-то светилось. Прибавил шаг. Расплывчатое сияние приобретало формы.
     — Выход с туннеля, — догадался приятель.
     Откуда глубоко под землей взялся свет — не интересовало. Есть — хорошо, нет — плохо. Слух у меня не развит, и полагаться на него — глупая затея. Мир темноты — не мое. Лучше туда, где свет!
     Дойдя до выхода, остановился и высунул голову в проем. Кристаллы, раскиданные повсюду, излучали яркое сияние, освещая огромное пространство. Куда не глянь, везде из стен торчали драгоценные камни. Впервые в жизни, видя в одном месте столько богатства, растерялся.
     — Мы богаты, — выдохнул приятель. — Здесь столько всего.
     — Сырья в шахте предостаточно, — раздумывал вслух. — Зачем ее закрыли?
     — Какая разница? — недоумевал ежик. — Все это — мое! — спрыгнул и побежал к ближайшему кристаллу.
     Вот, значит, как он ранен…
     Я остался на месте и еще раз осмотрел с безопасного расстояния третий уровень. Сдержанность и внимательность позволила среди общего сияния различить гриб. Затем еще один.
     — Остановись!
     Друг, очарованный несметным количеством кристаллов, не послушался и побежал дальше. Я выругался и бросился вдогонку. Грибы, росшие возле ярких камней, и, видимо, пытавшиеся их светом, заметили нас и задвигались. С-под земли высовывали руки и ноги. На ножке грибов — их туловище — раскрылись пасти.
     — Назад!
     Зверек не с первого, но со второго раза остановился. Однако на него подействовала не просьба, а выскочивший из-за кристалла монстр. Еж бежал обратно:
     — Помогите!
     Подобрал животное и хотел вернуться обратно в коридор, но отказался от этой затеи, когда увидел, что путь для отступления перекрыли с пол десятка грибов. Свободным оставалась дорога вперед и, поскольку ничего лучшего не придумал, воспользовался ею. Углубляясь дальше, преследователей становилось больше.
     Колючий товарищ занимался тем, что у него лучше всего получалось — подгонял.
     — Живее!
     Я, не оглядываясь, бежал. С каждой секундой одолевали сомнения, а верное ли принял решение? Чем глубже заберемся во владения грибов-мутантов, тем меньше шансов будет вернуться. Впереди возникла пара чудищ. Я, не уменьшая скорость, как молния, пролетел мимо их. Грибы-переростки, оставшись ни с чем, злобно заревели.
     Я перепрыгнул через большую глыбу и, устояв на костяных ногах, продолжил бег.  Впереди стена. Тупик. Свернуть в сторону и обогнув преследователей, вернуться в узкий коридор, не было шансов. По бокам тоже бежали грибы, отрезая пути отступления. Бешено соображая, что предпринять, не заметил, как тупик с потенциальной возможности перерос в реальность. Неужели все окончено?
     Развернулся и взмахнул клинком:
     — Давайте, кто первый!
     Белые существа, загнав в ловушку, не спешили нападать. Махали когтистыми руками и переглядывались.
     Еж, зажатый между ребрами и рукой, приободрился:
     — Правильно, бойтесь!
     Следующие действия монстров не поддавались объяснению. Они оставили нас в покое и кинулись наутек.
     Полноватый дружок засмеялся:
     — Бегите к мамочке, уроды!
     Убегают! Но что их устрашило? Сомневаюсь, что моя отвага.
     Ответ не заставил ждать. Над головой раздался громоподобный крик. Зверек закрыл уши лапками, а я отскочил от стены и посмотрел верх. То, что поначалу привиделось торчащим кристаллом, на самом деле оказалось мордой. Стена затряслась. Посыпались камни.
     Я спиной вперед шаг за шагом отступал. Еж потерял дар речи.
     Со стены высунулись руки и ноги. Камнепад не прекращался. Голова гиганта выбралась с земли. Пасть раскрылась, явив массивные зубы, каждый с которых, как минимум, был вдвое выше моего роста. Кристальный ящер, разбуженный после сна, недовольно завертел хвостом.
     Светло-зеленого цвета, как и все кристаллы вокруг, великан, наконец, покинул своеобразный саркофаг, оставив в стене огромную пробоину. Смотря снизу-вверх на странное чудище, сдавалось, что оно безглазое, но погодя присмотревшись, они все-таки отыскались. Маленькие глаза, как для такого гиганта, раскрылись.
     Пронесся пронзительный визг. Кристальное чудовище подняло ногу.
     Зверек вывел меня со ступора:
     — Не стой!
     В последний момент успел отпрыгнуть. Кристальная ступа с грохотом ступила на землю, где мы только что стояли. Монстр бросил разъяренный взгляд.
     Не предавался веселью, что кости не превратились в порошок. Рослый гигант, почти упиравшийся головой в потолок, нагнулся и взмахнул рукой. Я, крепко сжимая друга, перекувыркнулся через плечо и увернулся от удара. Кулак наполовину погрузился в землю. Ежик закашлялся от пыли.
     Играть в русскую рулетку не понравилось, не ощутил всего великолепия, и я побежал назад к узкому коридору. Грибы словно в землю провалились — на обратном пути не встречались.
     Кристальный обитатель подземелья застучал кулаками по груди и двинулся следом. Скоростью и реакцией великан не мог похвастаться. Движения казались заторможенными. Однако далеко убежать от преследователя не удавалось. Каждый шаг твари одолевал большое расстояние.
     Зверек, свисая на моих руках, спросил:
     — Кто он?
     — Монстр, из-за которого закрыли шахту.
     — То есть наша смерть.
     Я огляделся. Расстояние не росло, но что радовало, хоть не сокращалось. Успеем!
     Чудовище бессильно заорало, видя беспомощность стараний.
     Сегодня, однако, был его день.
     — Черт!
     Проход в коридор перекрыли с десяток грибов. Их настрой не давал усомниться: дороги нет. Не будь в руках зверька, я бы конечно не смотрел на запрет и попытался бы пробраться через стену из грибов. Владельцы шляп для меня не опасны, а вот зверьку будет достаточно одного удара, чтобы ему острым ногтем распороли пузо.
     Я свернул.
     — Какие идеи?
     — Их пока нет, — сознался друг. — Но не переживай, главное беги и смотри под ноги. Что-то да придумаем.
     Приятель накаркал. Ступня зацепилась за камень, непонятно откуда взявшийся, и я, перед тем как упасть, пролетел пару метров. Ежик вылетел и, успев свернуться, покатился дальше.
     Земля дрожала. Я приподнялся на руках и посмотрел на двуного кристального гиганта. Он торжествовал. Глаза засверкали. Громадные сардельковидные пальцы сжались в кулак.
     Перед глазами минула вся жизнь. Черт, почти ничего хорошего вспомнить… Рано умирать!
     Кристальная глыба-кулак, как пущенный снаряд, остановилась на полпути. Драконья голова повернулась в сторону. Его кто-то отвлек. Неужто ежик проявил героизм?
     — Иди сюда! — кричал новый участник действа и бросал камушки в монстра.
     Чес-монер пришел на выручку. Храбрый букентавр, подобно Давиду с Библии, отважился выйти против Голиафа. Вместо радости я обозлился: он не послушался!
     Кристальный драконоголовый монстр позабыл обо мне и отвлекся на Чес-монера.
     Я стряхнул пыль и поднялся. Внезапно осенило. Драконьи камни…
     Нащупав на земле рукоятку меча, мигом кинулся за чудищем. Хвост гиганта плелся по земле, оставляя за собой глубокою борозду. Я сжал клинок зубами и прыгнул. Освободившиеся руки вцепились за хвост и меня понесло. Великан, упав в ярость, не ощутил чужеродное тело, что позволило мне незамеченным пробраться к его спине. Спина гиганта не обладала гладкостью, напротив, представляла собой неровную поверхность, со многими выступами и ямками. Не теряя времени, я карабкался. Даже думать о том, что не удержусь и соскользну, не хотелось. Возможные последствия при падении, если не смертельны, так весьма неприятны. Нога или рука треснут, возможно, череп отлетит. Ни один с этих вариантов не придавал боевого духа.
     Не скажу, долез бы я наверх, если бы не упал чудище. Неожиданно колени согнулись, и туловище с вертикального положения перешло в горизонтальное. Я едва удержался.
     Что с букентавром? Привалило?
     Гнев придал сил, и я со всех сил кинулся вперед. Кристальное создание выпрямлялось. Дорога пошла под горку и когда уже казалось, что скачусь назад, сделал прыжок. Зависнув на секунду в воздухе, в последний миг успел уцепиться за торчащий угол и подтянулся. Забравшись на плечо, представилась страшная сценка. Великан поднял правую руку ладоней верх, на какой находился Чес-монер. Тем не менее лицо букентавра не выражало страха, оно излучало ненависть. Через рев монстра не слышал, что кричит полубык.
     Кристальный колосс до сих пор не заметил моего присутствия и я, пользуясь милостью судьбы, продолжил подъем. Высота над землей поражала, сводила с ума, но я, перебарывая трусость, лез наверх.
     Недолго переполняла радость победы, когда, в конце концов, взобрался на макушку. Ее оборвал гигант. Вторая рука, левая, поднялась выше первой и зависла над четырехногим. Задумка драконоголового легко угадывалась: он собирался прихлопнуть Чес-монера как муху.
     Спрыгнув на переносицу, я сразу вцепился за сверкающий камушек. Светло-зеленоватый великан, наконец-то увидев меня, встревожился и зашатал головой. Усилия гиганта не возымели успеха. Я вставил острый конец клинка в щелину между красным камнем — глазом — и кристаллом, куда он прикреплялся, и надавил.
     Вой существа возрос многократно. Уши заложило.
     Глаз отсоединялся.
     Кристальный исполин разумея, что меня остановить, решил прикончить букентавра. Правая рука пошла вниз. Я усилил напор.
     Камушек выпал и, отскочив от длинной пасти двуногого монстра, свалился вниз. Второй глаз, оставшись без брата-близнеца, выскочил сам и полетел следом. Кристальная голова пошла трещинами. Ноги, удерживая многотонный груз, треснули, и великан падал на живот. Я быстро подтянулся на руках и залез наверх головы.
     Выставленная рука, какая держала проводника, первой соприкоснулась с землей и разлетелась на части. Затем такую же участь приняла левая рука. Когда достигла земли пасть чудовища, я уже находился на затылке и подчас удара подпрыгнул.
     Голова и туловище великана распались. После недолгого полета, ощутив себя птицей, я приземлился на груду кристаллов. Поднявшаяся пыль накрыла останки безжизненного гиганта.
     
    ***
   
     Серый туман прояснялся.
     Зашевелил конечностями — все на месте. Облегченно выдохнул. Падение прошло успешно.
     Еж кричал мое имя. Я поднялся на высокий осколок и помахал рукой:
     — Здесь!
     Снова объединившись после непродолжительной разлуки, бросились на поиски букентавра. Он не откликался. Опасения превращались в явь — выжить после падения с такой высоты практически невозможно. Прекратить поисковую операцию, ввиду бесполезности спасти жизнь, однако, даже не думали. Я должен убедиться сам, что он мертв, а не полагаться на логику. Интуиция, вечный оптимист, подсказывала, что он жив и ждет помощи.
     Затянувшееся молчание прервал зверек:
     — Сюда!
     Я устремился на крик. Обогнув массивные кристаллы, подбежал к ежику. Подле него среди кучи осколков кристалла лежал букентавр, нижнюю часть которого расплющил громадный камень. Со рта полубыка стекала кровь. Он повернул голову и усмехнулся:
     — Монстр уничтожен.
     Я обессилено упал на колени. Душу сжало:
     — Зачем вернулся?
     — Не мог бросить друзей в беде.
     Чес-монер кашлянул кровью, и брызги попали на мои кости.
     — Молчи, не говори, — нежно попросил я. — Сейчас что-то придумаем и тебя вытянем.
     Букентавр не переставал улыбаться:
     — Не ври. Камень не поднять, силенок не хватит.
     Еж лил слезы.
     — Прости, что все так получилось… — говорил я.
     Умирающий проводник перебил:
     — Я рад, что успел вам помочь.
     Дыхание замедлялось, смерть приближалась.
     Я страдал. Хотелось все вернуть назад и переиграть, изменить прошлое. Вернуть жизнь отважному жителю Кристалла. Бессилие разрывало изнутри.
     Чес-монер положил голову ровно и смотрел в одну точку:
     — Я рад, что отомстил за Мелрок-Дзоема, — кровь стекала на землю. Он крепко сжал мою руку. — Я рад, что скоро увижусь с ним. Надеюсь, простит, что я его тогда бросил.
     Ежик отвернулся.
     — Конечно, простит, — подбадривал я.
     Силы покидали букентавра. С носа потекла кровавая струя.
     — Я рад, несмотря на все, что встретил вас, друзья
     Рука разжалась. Сердце остановилось. Чес-монер умер.
     Я дрожащими пальцами опустил веки погибшего соратника. Сзади доносились всхлипы зверька. С минуту не двигались и не проронили ни слова.
     — Прощай, друг, — напоследок вымолвил я и поднялся. Маленький приятель подошел к щеке мертвого проводника и тронул ее влажным носиком.
     Сияние кристаллов ослабевало, утрачивало прежний блеск и превращались в обыкновенный непримечательный камень. Идея зверька разбогатеть на несметном количестве драгоценных камнях обратилась в прах. Кристаллы, как догадался, являлись детьми гиганта, его потомством. Неудивительно, почему он не смог спокойно смотреть, как шахтеры забирают чадо. Со смертью кристального чудища, шахта ставала бесполезной.
     Собирался уходить, как на глаза попались два крохотных красных камня. Камни дракона. Я подобрал их и, убедившись, что еж следует за мной, поспешил к выходу.
     Грибы-мутанты не мешали покинуть третий уровень. Они скрылись из виду.
     Когда мы зашли в коридор, кристаллы уже не светились. К счастью, камни-глаза дракона не утратили блеск и излучали яркий красноватый свет. Найти дорогу наверх не составит труда.
   
    ***
   
     — Вот, — протянул ежик пару красных камушек и положил перед отцом невесты.
     Длиннобородый букентавр не веря собственным глазам, поднял их:
     — Камни дракона?
     — Как видишь, — сказал зверек.
     Пожилой отец повертел в мозолистых руках драгоценность:
     — Как знать, они ли это?
     В шатер без приглашения вошла хромая знахарка и молчаливо подошла к хозяину дома. Бросив взгляд на драгоценности, утвердительно произнесла:
     — Камни дракона.
     Сомнение схлынуло с лица пожилого букентавра. Тбилар-сил выговорила долгожданную фразу:
     — Долг отплачен. Ежик свободен в выборе.
     Я и зверек развернулись и без лишних слов вышли с шатра. Фургон стоял рядом. Гарь, жуя соломинку, держал поводья. Наполеон и кошка прижались к борту повозки. Завидев нас, склонили головы.
     За нами с шатра показалась Ижосла-бад. По щекам струились слезы:
     — Бросаешь? Не передумаешь?
     Я взобрался на повозку и протянул руку зверьку. Колючий малыш не спешил залезать. Он не двигался.
     Букентаврша ревела. Еж горько сплюнул.
     Неужели остается? Совесть победила эгоизм?
     К Ижосле-бад присоединились старая знахарка и ее отец, прижав голову дочки к груди.
     Зверек залез на костяную руку и приказал:
     — Поднимай.
     Скакуны двинулись. Фургон, поскрипывая, покатился.
     Покинутая невеста не переставала рыдать.
     
    17
   
     Местность изменилась. На смену растительности с бирюзовой листвой пришел каменный лес. Высокие крупные стволы деревьев гигантов, состоящих с твердого материала, огнестойкого, разрослись по всему юго-востоку Ядустана. Листва, густо покрывающая кроны могучих деревьев, рыжеватого цвета шелестела, словно шелковая бумага.
     Ехали по заброшенной дороге, как требовал командир. Мнение Мелфы, несмотря на разумные доводы, не возымело силы. Наполеон не намеривался корректировать план, считая его безупречным.
     Заброшенная дорога подтвердила свое название: никто не встретился, словно все вымерли. Древний маршрут, ранее главная магистраль между двумя странами, с появлением племен щер не пользовалась популярностью, а со временем, после неудачных попыток изгнать кровожадных созданий, совсем позабылась. Ядустанцы отдали предпочтение другой дороге, более долгой, но безопасной и как оказалось намного выгодней в экономическом и финансовом планах для ханства. Ведь теперь маршрут пролегал мимо двух больших городов.
     Я, полулежа, положил ногу на ногу и бесцельно осматривал фиолетовую луну. Круглый месяц, одинокий участник на однотонном черном небе, как верный пес, следующий за хозяином, освещал путь. Гарь, несменный водитель фургона, умело ввел скакунов вперед по извилистой заросшей дороге. Повозка часто подпрыгивала на камнях, вследствие чего фургон шатался в стороны, намериваясь перевернуться, однако Гарь не замедлял скорости. Безжалостно гнал глоттеротов вперед и вперед, не давая им передышки. Так требовал Наполеон, говорил, время деньги, медлительность ни к чему. Исполнительный Гарь не хотел подвести командира.
     Ночь прорезал дикий вой.
     Я приподнялся на локтях и подрагивающим голосом спросил у напарника:
     — Это щери?
     Молчаливый Гарь кивнул и, щелкая вожжами, подгонял глоттеротов. Безрукие существа, зловеще рыча, прибавили ход. Колесо повозки наехало на маленькую неприметную ямку, и она подпрыгнула, едва устояв на своей оси.
     Вой усиливался и слышался со всех сторон.
     Наполеон выглянул из-под брезента:
     — Щери, будь они прокляты!
     С конца фургона прозвучал женский голос:
     — Я предупреждала!
     Командир шепотом сказал:
     — Накаркала.
     — Я все слышу.
     Бонапарт про себя выругался, а затем вслух молвил:
     — Гарь, правильно, гони скакунов. Быть может, если повезет, удастся уйти.
     Черный как уголь приятель снова кивнул.
     — А мне что делать? — паникуя, спросил я.
     — Готовится к битве.
     Каждый с группы вооружился оружием, я, например, отдал предпочтение двум клинкам и сел в конец фургона. Ко мне присоединился ежик, держа в лапке горящую сигару.
     — Собираешься ею убивать? — полюбопытствовал я.
     — У мастера в руках любая вещица превращается в смертоносное оружие, — умно протараторил зверек.
     — Вот как. С интересом посмотрю.
     — Обязательно смотри, возможно, чему-то научишься, — важничал приятель.
     Рев не умолкал, даже возрастал, однако преследователи не показывались. Зарождалась наивная мысль: вдруг не догонят?
     Фиолетовое сияние луны необычно окрашивало каменный лес, делая его невероятным — сказочным. Не вверились, что он существует в реальности. Просто не хотелось верить. Казалось, что он разговаривает, приглашает в гости, чтобы рассказать о невиданных тайнах и скрытых сокровищах.
     Я отогнал несвоевременные размышления и сфокусировался на происходящем. Сзади выскочив на дорогу, показались первые щери. Передвигаясь на четырех лапах, бесшерстные твари с клыкастыми мордами, испуская слюну, догоняли повозку. Старания глоттеротов оторваться от погони не возымели положительно результата. Половина щерей поравнялись с фургоном, но не предпринимали активных действий.
     — Сволочи, что-то задумали, — предположил Бонапарт, наблюдая за маневрами тварей.
     — Может, пронесет? — с надеждой я спросил. — Побегают рядом, порезвятся, а когда надоест, уйдут.
     Капитан поднял бровь:
     — Шутишь? Молодец, боевой дух превыше всего.
     Щерей становилось больше. Теперь насчитывалось два десятка, что как подсказывала чутье не предел для хищников. Глаза тварей засверкали.
     — Как думаете, что замышляют? — спросил командир.
     — Окружают, конечно, — уверенно объявила Мелфа. — когда каждый займет требуемую позицию, начнется бойня.
     — Будет жарко, — деловито согласился еж и полез в портсигар за другой сигарой.
     Я, осмотрев спутников, не выдержал и злобно спросил:
     — Как можете быть такими уравновешенными? Находимся на волосок от смерти, а вы спокойно обсуждаете стратегию щерей!
     — А что плохого? — не понял Бонапарт.
     — Еще решите, поспорьте, ведь так интересно, кто с нас первым умрет!
     — Я скажу! Я! — поднимая лапку верх, запрыгал серый зверек. — Ответ легкий: ты!
     — Что? — потрясал черепом.
     — Не понимаешь? — усмехнулся ежик, обнажив крохотные острые зубки. — Ты уже мертв, Эрберон, можешь не переживать о будущем. Щери не причинят тебе телесного вреда, а нам, наоборот, есть что терять.
     Я поразился сказанному. Точно! Чему волноваться? Кроме царапин нечего опасаться. Я в шоколаде!
     Твари прибывали, однако их присутствие уже не угнетало. Пусть они бояться! Я их Смерть! Как изумляться, когда это поймут. Нарвались не на того.
     Радость быстро отхлынула. Друзья в опасности! Со мной решено, лучше не придумаешь, но они стоят одной ногой в могиле! И все из-за меня! Готовы расстаться с жизнью, лишь бы помочь мне добраться к Пуцекору.
     Другими глазами посмотрел на героев. Они не поддавали виду беспокойства, но готов поклясться, сердца их бешено стучали. Смерть стояла на пороге.
     — Сделаю все возможное и даже больше, — вымолвил я.
     — Другой разговор, — похвалил Бонапарт и подмигнул.
     Щери бросились в атаку. Первые твари пригнули и вцепились в шеи глоттеротов. Неуправляемый фургон накренился на правый бок и, недолго удерживая равновесие, перевернулся. Я, не успев уцепиться за борт, отлетел в середину повозки, сбив с ног Наполеона. На брезент навалились монстры и принялись терзать ткань.
     Зазвенела сталь. Я мигом поднялся и рванул наружу. Клинки оставили глубокие полосы на туловище первого попавшегося щера. Клыкастая тварь, не ожидая внезапного выпада, не успела увернуться, за что поплатилась жизнью. Другой соплеменник, более верток, отклонился и в свою очередь, расставив когтистые лапы, прыгнул. Под тяжестью туши я упал на колени, но ловко снизу верх воткнул остроконечный клинок в полноватое брюхо. Монстр, испуская дух, визгнул и, ослабив хватку, соскользнул на землю. Неприятности на этом не закончились, подоспел третий. Взобравшись на еще теплый труп брата, щер, вертя головой, заревел. Стекающая с пасти слюна не предвещала ничего хорошего. Я выпрямился и, размахивая мечами, бросился на него. Атака не принесла плодов, ибо еще одно чудище обошло со стороны и лапой сбило меня с ног. Набравшись храбрости, щери вцепились за мои конечности: один за руку, другой за ногу и потянули в разные стороны.
     — Черт! — беспомощно кричал я.
     Затрудняюсь сказать, чем бы закончилась экзекуция, если на помощь не подоспела кошка. Она перерезала сухожилия на задних лапах щера и он отцепился от моей ноги. Не теряя времени, я свободной рукой нащупал на земле рукоятку меча. Через секунду клинок торчал во лбу чудовища. Из раны текла багряная кровь.
     Потом наступил черед другого. Я прыгнул на незащищенную спину щера и, обхватив широкую шею монстра, душил его. Щер, однако, без особого затруднения сбросил меня. Но в этот момент Мелфа улучила возможность и острием кинжала хлестанула по глазам. Ослепшее создание отпрыгнуло и, шатая громадной головой, покинуло поле сражения.
     — В порядке? — обеспокоилась кошка.
     Я, лежа на спине мертвого щера, поднял кулак верх с вытянутым большим пальцем. Мелфа, удовлетворившись ответом, кинулась помогать ежику, который по-девичьи веща, увертывался от когтистых лап хищника.
     Я последовал примеру приятельницы. К счастью, Гарь сам успешно справлялся, поэтому побежал на выручку Бонапарту. Капитан без шляпы и в истерзанном сером сюртуке, весь в крови, противостоял трем монстрам, кои окружив жертву, по очереди наносили удары.
     Подобрав косу, я взмахнул ею и опустил лезвие на предплечье твари. Вспышка боли отразилась в неистовом реве раненного монстра и он, обернувшись, злобно на меня уставился. Это последнее, что он увидел, ибо Наполеон, верно оценив ситуацию, перерезал ему глотку.
     Праздновать локальный успех мы повременили. Двое других чудищ, завидев смерть соплеменника, не слишком огорчились и, разинув пасти, приближались. Я, не замедляя шага, бежал на встречу и за метр до столкновения отпрыгнул в сторону, присел и концом древка ударил в глаз твари. Удар не достиг цели, попал в бровь, тем не менее существо жалобно завило. Его родич зашел из-за спины и ударил меня широкой лапой по спине. Я отлетел на деревянного капитана и его повалил.
     — Давай, Эрберон, добьем их! — предчувствуя победу, яростно кричал Наполеон.
     Мы встали и с двух сторон накинулись на щера. Чудовище не ощущая опасности, не отступило. Приняв вызов, зверь допустил промах, и после ожесточенной схватки лежал бездыханным на спине. Последний с тройки, вероятно, самый сообразительный, не испытывал судьбу и бросился наутек.
     Нападение щерей захлебнулось. С трех десятков монстров бой продолжало пятеро. Конец приближался. Вдруг твари, все как один, бесславно отступили. Бонапарт поднял верх окровавленные руки и победоносно заорал:
     — Победа! Победа!
     Я присоединился к возгласам. Гарь, не издавая звука, над головой поднял отрубленную клыкастую голову щера. Миг триумфа прервал писклявый голосок ежика:
     — Мелфу забрали!
     — Твою дивизию! — не сдержался Бонапарт. — Куда ее повели?
     — Туда! — в сторону каменных деревьев указал зверь.
     — За мной!
     Я подбежал к фургону, с вывалившегося на землю ящика выхватил короткий топор и, моля Бога, чтобы кошка не пострадала, догонял товарищей.
     Деревья, жавшиеся друг к другу, замедляли скорость, что вызывало ругань. Лес пугал. Каменные корни дерев выползали на поверхность, подобно змеям. Ветви переплетались, словно каменные истуканы-деревья держались за руки.
     — Не вижу ее! — отчаивался ежик.
     — Вперед! — неустанно орал командир.
     Вдалеке, среди каменных стволов, замаячил щер и, когда убедились, что движемся верно, ускорили шаг. Каменные растения, напоминающие троллей, расступились, и мы вышли на открытую местность. В центре возвышалось большое, развесистое дерево — король леса. Высотой — тридцать метров. Обхватить ствол, взявшись за руки, будет недостаточно и десяти человек. Вокруг него, нахохлившись, стояли щери, а подле них лежала бесчувственная Мелфа.
     — Духи Империи! — испугался Наполеон, — хотят ее пожертвовать дереву!
     Уловив суть слов капитана, я внимательней глянул на каменного исполина. У подножья ствола раскрылась каменная кора и образовала широченную пасть. Изо рта дерева выглянул громадный шершавый язык. Густая крона затряслась, и на землю посыпалась рыжего цвета листва. Черт, оно живее живого! И голодное! Дерево не ходило, корни глубоко ушли под землю. Безглазое с рождения, но рот, главная особенность, отличала его от родичей.
     Клыкастые звери не теряли драгоценное время. Один с них аккуратно сжав челюсти за пушистый хвост кошки, потянул ее ближе к дереву. Безучастно мы не стояли и смотрели, как подругу будут заталкивать в пасть каменного чудовища. Еж, издавая боевой клич, кинулся на гладкую спину щера. Гарь и Бонапарт бросились оттягивать в безопасное место Мелфу. Я, размахивая топором, подбежал до крайнего щера и ударил его в пасть. Лезвие, войдя в мясо, застряло в челюстях. Обагренная пасть, превозмогая ужасную боль, крепко сжимала стальное острие. Я забрался на спину монстра и надавил пальцами в глаза. Лишившись зрения, зверь побежал. В последний момент я отцепился и упал на твердую землю, а щер со всей силы ударился головой о каменное дерево и рухнул.
     Вторая тварь, оставшись без поддержки, сразу подбежала ко мне. Я ухватился за верхнюю и нижнюю часть пасти и уперся. Зверь пробовал сомкнуть зубы, но после бесчисленных стараний выдохся. Я напрягся и выгнул руки. Прозвучал хруст. Челюсть монстра не выдержала. Повалившись на бок, чудище с разорванной пастью бессвязно шевелило лапами.
     Прикончив зверя, я осмотрелся. Бой завершился. Отряд остался невредим.
     Погодя, успокоившись и отдохнув, вернулись обратно к повозке. Развели костер и стали трапезничать. Мелфа, обретя сознание, настояла, что желает попробовать мясо щера. Никто не спорил. Мясо щера — дорого ценилось в Империи, поэтому спутники, не противясь, поддержали девушку. Зачем пропадать добру?
     Жадно пережевывая, Мелфа сказала:
     — Какая вкуснятина!
     Я повертел в руках мясистый кусок, изучая его с разных углов, а затем отложил в сторону:
     — Почему щери не съели добычу, а жертвовали его дереву?
     Кошка помрачнела. Бонапарт вытер руки о сюртук и, очистив их от слоя жира, заговорил:
     — Он их дух, они считают его покровителем леса. По данным научных работников, ботаников, деревья со ртами, кембры по-научному, являются родителями этого каменного леса. Те, кто безо рта, намного моложе, им где-то с тысячу лет, точней никто не скажет. А вот те, с пастью, возвышаются над землей многие десятки тысяч лет. Но и они не первые туземцы этой земли. Раньше, очень давно, до появления каменных деревьев, здесь росли дикие кустарники.
     — Все течет, все меняется, — безразлично вставил еж и вгрызся зубками в жирное мясо.
     — Когда сюда пришли щери, у них образовался культ поклонения кембрам. Чтобы показать преданность и получить от каменных гигантов благосклонность они приносят им жертвы.
     — Жуть, — молвил я. — Получается, мясоедов-дерев в лесу множество?
     — В точку, — подтвердил командир, — у каждого племени щер свое дерево-идол.
     Я кисло спросил:
     — Выходит, это не последняя встреча с клыкастыми мордами?
     — Теоретически да, — неопределенно ответил Бонапарт.
     Кошка оторвалась от ароматного куска мяса:
     — Предупреждала об опасности! Говорила, умоляла поехать через столицу. Да нет, куда там! Командир с завышенной самооценкой и бестолковая команда упрямо следовала плану.
     — Мелфочка, успокойся, — ласково начал ежик.
     — Не сейчас! Не понимаете? Мы погибли! Отсюда живыми не выбраться!
     — Зачем сгущать краски? — смягчал разговор Наполеон.
     — Говорю, как оно есть! В отличие от вас я не летаю в облаках, а смотрю на вещи реально.
     — Я… — не сдавался командир.
     — Все молчите! — прервала кошка. — Хочу выговориться, устала держать все в себе!
     Лекция затянулась на полчаса. Мужчины, зевая, сморкая носом, нудно слушали обвинения в свой адрес. По сути, все сказанное по делу, только соглашайся и кивай. Никто не решался взять огонь на себя — прервать собеседницу.
     Вспомнил годы учебы в университете и, почудилось, что я опять сижу за партой. Слушаю и ничего не понимаю, ибо думаю об ином, и жду звонка на перерыв. Да, там хоть знал, подсчитывал, сколько минут остается до конца пары. Тут ситуация сложней — временного предела нет.
     Оратор с Мелфы превосходный: ни разу не запнулась, не повторилась, сыпались новые обвинения, изредка надсмехалась над нашими умами, всего в меру. Под конец «урока» я уже лежал и рукой поддерживал голову. Гарь пальцем водил по земле. Наполеон педантично очищал шляпу от грязи и пыли. Лишь ежик внимательно слушал кошку: глазки горели, сердечко волнующе стучало, кивок за кивком. Отношение зверька к девушке переменилось в лучшую сторону, после того, как она спасла его от щерей. От ненависти к любви один шаг.
     С запозданием я сообразил, что лекция закончена. Мелфа развернулась и пошла в сторону перевернутого верх днищем фургона.
     — Что решили? — поинтересовался я.
     Капитан резко поднял глаза от шляпы:
     — Уже все?
     Гарь перестал пальцем водить по земле. Колючий мячик возмутился:
     — Не слушали? Бестолочи!
     — Почему же, слушал, — обманул я. — Просто уточняю, правильно ли все понял.
     Зверек недоверчиво уставился на меня:
     — Она сказала, что надо выбрать нового командира.
     — Прямо так и сказала? — подпрыгнул от неожиданности Бонапарт. — Бунт созревает?
     Ежик продолжал:
     — Сказала, что принесет листы бумаги, и каждый напишет, кого он видит на месте капитана.
     — Тайное голосование? — пылал от негодования деревянный полководец. — А в лицо сказать слабо?!
     Зверек пожал плечиками.
     Кошка вернулась, раздало каждому по листу и карандашу:
     — Приступим. Напомню, если кто-то хочет, чтобы избрали его, пусть пишет собственное имя.
     Каждый, скрываясь, сел боком и начеркал имя.
     — Сдавайте мне листы, — попросила кошка.
     — Не пойдет! — ударил кулаком о землю Бонапарт. — Свою судьбу не отдам в лапы супостата! Я буду вести подсчет голосов!
     После секундного замешательства Мелфа язвительно произнесла:
     — Согласна. Сдавайте листы пока еще действующему капитану.
     Наполеон недовольно стрельнул глазами на девушку. Держа в руках четыре бумаги, капитан подгонял ежика:
     — Еж, дружище, не стесняйся, давай листочек.
     Зверь возмутился:
     — Я не стесняюсь! Не видишь, пишу.
     Деревянный товарищ пригляделся:
     — Рисуешь? Нужно написать имя.
     Еж злобно сверкнул глазками:
     — Кто как может, так и пишет.
     Меня озарило и рассмеялся в полный голос:
     — Собутыльник не умеет писать!
     — Не твое дело! — смутилось животное и протянуло сложенный пополам листок Наполеону.
     Собрав листы в ровную кучу, Бонапарт сказал:
     — С вашего позволения, верные друзья, начнем-с, — и, воздав руки верх, прибавил. — Всемогущие духи помогите мне, праведному и умному!
     Последняя реплика вызвала недовольную гримасу на кошачьей мордочке, однако, следует отдать должное, она промолчала.
     Назвать процедуру тайным голосованием, значит, не увидеть бревно в глазу. Каждый видел, кто каким по очереди сдавал листы. Бумаги капитан не тасовал. Он поднял верхний листок и развернул его. Увидев изображение, Бонапарт растерялся, но быстро взял себя в руки и без дрожи выговорил:
     — Художник с тебя, Еж, никудышный, — и показал рисунок остальным.
     На белом листе в стиле примитивизма изображалась двуногая особа. Объемные груди, слегка увеличены, показывали, что это девушка. Зверек-художник насупился и отвернулся.
     Кошка улыбнулась:
     — Один ноль в мою пользу.
     Бонапарт взял второй лист и, прочитав имя, удовлетворенно посмотрел в сторону Гари:
     — Наполеон, — и в подтверждение слов показал написанное, — ничья.
     После следующих двух листов счет, как ожидалось, стал два-два. Я нервничал, наверное, больше двух претендентов. Мой лист, определяющий капитана, сжимал в руках Бонапарт. Почему я такой дурак? Ну напиши туда свое имя, как поступили Мелфа и Бонапарт, или, в крайнем случае, имя Гари или Ежика. Получалась патовая ситуация, ничего страшного, на меня бы ответственность не падала. Почему всегда начинаю думать трезво, когда ничего уже не изменить? Надо узнать, существует ли дух мудрости, его помощь мне точно бы пригодилась.
     Наполеон и Мелфа с надеждой на меня смотрели. Я не выдержал прессинга и опустил взгляд. Хочу провалиться сквозь землю!
     Дрожащими деревянными пальцами Бонапарт развернул бумагу. Мелфа нервно сжимала пальцы рук. Два кандидата — один победитель.
     Наполеон, не проявляя эмоций, молчаливо показал обратную сторону бумаги. Прочитав имя, Мелфа поднялась и приблизилась ко мне. Затем ударила в район щеки. Бонапарт, гордо выпрямившись, подбежал и от чистого сердца пожал костяную руку.
     — Верил в тебя, Эрберон! — искренно вопил Наполеон.
     Я понимал Мелфу. Она спасла меня в Нижнем городе, она провела в страну Ядустана и снова она помогла мне освободиться от двух щер. Наполеон ничем не мог похвалиться. Тем не менее я поддержал нынешнего капитана, который со своим планом чуть всех не погубил. Чем объяснить решение? Конечно не здравым смыслом, скорее интуицией. Консерватор я.
     Насытившись победой, Бонапарт приказал:
     — Нечего впустую сидеть. Собираем вещи и идем вперед. Если память не подводит, кажись, до полночи доберемся до замка Рудшард.
   
    18
   
     Капитан не ошибся, действительно спустя пару часов на горизонте над верхушками леса показались величественные башни. Завидев часть замка, путники приободрились и прибавили шаг. После того как Наполеона заново выбрали капитаном, нам сопутствовала удача. Стаи щер больше не встретились.
     — Будьте внимательны, щери могут быть внутри, — сказал я.
     — Не думаю, — не согласился Бонапарт. — Замок заброшенный. Помню еще время, когда читал новость в газете, что гарнизон покинул крепость по собственной воле. Солдаты, несшие здесь службу, жаловались на всякие аномальные вещи, видения. Многие сходили с ума, посему было решено покинуть замок. С тех пор он пустует. Сомневаюсь, чтобы щери в нем поселились, виду недоброжелательности этого места.
     — Тоже об этом читала, но в исторических книгах, — подала голос кошка. — Крепость еще называют по-другому — Замок призраков.
     — Только их не хватало, — без энтузиазма сказал маленький зверь.
     — Постой-ка, Мелфа, я не ослышался, в исторических книгах? Как давно это произошло?
     — В этом все и дело, сотни лет назад.
     Все уставились на командира.
     — Сколько тебе лет, Наполеон? — не удержался я.
     — Не медлим, заходим, — произнес Бонапарт.
     Отвечать он не собирался. Ладно, позже расспрошу.
     Зашли через открытые настежь ворота. Замок Рудшард не впечатлял: две башни, одна с которых разрушена, крепостная стена и два каменных дома. Посовещавшись, для ночлега выбрали уцелевшую башню. Входную дверь заперли, и поднялись по винтовой лестнице наверх.
     — Я и Эрберон будем на карауле, все равно сон нам противопоказан, — решил командир. — Остальные идут спать.
     Никто не оспаривал решение, посчитав его разумным. Когда отряд улягся, Наполеон приблизился ко мне:
     — Спущусь и осмотрю крепость, может, найду что-то полезное. А ты смотри через бойницу на дорогу. Если увидишь, что по ней что-либо движется, буди всех, спускайтесь и всеми способами пытайтесь его остановить.
     — Хорошо.
     Командир ушел. Все спали, ежик даже храпел.
     Я уставился в прорез на стене. Строители крепости не наобум выбрали место для постройки. Замок стоял на пригорке, а дорога спускалась вниз, позволяя намного километров вперед следить за приближением врагов.
     Минуты не шли и не текли, а медленно вслепую лезли. Я облокотился о стену.
     Призраки не появлялись. Страх их увидеть исчез. Быть может, крепость покинули из-за не финансирования, а для народа придумали легенду о привидениях? На Земле так часто поступают, а чем лучше жители Хаттбада? Ради денег чего только не придумают.
     Однообразный вид приелся, поднял голову и посмотрел на луну. Фиолетовый диск, ярко сверкая, привлекал внимание. Шар погружал в себя. Луна словно приближалась, увеличивалась. Появились очертания кратеров, маленьких и больших. Пики гор росли, горные хребты змеились. Я падал все ниже.
     В центре песчаной пустыни стояла обветшалая часовня. Дверь поддалась вперед и наружу, прихрамывая, вышел толстый уродец. От предплечья вместо рук тянулись широкие стальные лезвия. Бесформенное лицо, исполосованное шрамами, покрылось язвами. Тело гнило, испуская запах мертвеца. Безглазое создание раскрыло рот. Черные гнилые пеньки заменяли зубы.
     Одинокая часовня скрылась за горой. Песок, песок, песок. Пустыня без начала и конца. Подул ветер, вихрь песка поднялся, повертелся в причудливом танце и опустился. Песок жег ступни. Я, пребывая в человеческом облике, переступал и вил от боли. Цепи сжимали руки и ноги. Я, совершенно нагой, упал. В спину грубо подтолкнули. Превозмогая боль, приподнялся на четвереньки, выпрямился и последовал дальше за уродом.
     Проводник не оглядывался. Сзади шел еще один стражник, но с нормальными руками. Я, не вытерпев исходящую от них вонь, вырвал на песок. Стражники весело загудели. Вытерев наспех ладонью рот, не желая получить пинка, догнал проводника.
     Шли через песчаные холмы. Чугунные ноги поджались, и я, кувыркаясь, покатился вниз. Песок набился в рот. Руки и ноги пульсировали от боли. Всюду на голом теле пятна синяков. Проводники брезгливо поставили меня на ноги. Путь продолжался.
     Казалось, прошла вечность. Поднявшись на очередной холм, впереди привиделся спиральный дворец. Сверкающее архитектурно чудо не позволяло детальней его рассмотреть — глаза слезились. Особенности дворца сливались воедино, не позволяя ощутить полное великолепие. Глаза отказывались служить, но сознание утверждало, что ничего красивее нет на свете.
     Пару раз валился, однако всегда, посапывая, поднимался и продолжал с последних сил идти. Ржавые цепи терлись, оставляя на теле глубокие раны. Дверь дворца заблаговременно открылась и мы вошли.
     В конце огромного тронного зала неподвижно восседал гигант в железной маске. Выпуклые груди с отчетливыми темными сосками указывали, что это женщина. В одной руке она держала скипетр, в другой серебреный шар. Кроме нее в зале никого не наблюдалось. Внутренняя цветовая гамма стен, колонн и пола соответствовала внешним краскам — все в фиолетовом цвете.
     Посреди зала находился не работающий фонтан. В нем кто-то плавал.
     Стража повела меня вперед. В двух шагах от фонтана они остановились. Вместо воды в нем плескалась кровь. Я рассмотрел обитателя фонтана — спиной верх на поверхность всплыл изувеченный труп человека. Меня пробрала дрожь.
     Великанша положила скипетр на подлокотник и, приблизив руку к выемке между грудей, резким движением сорвала с цепочки круглый медальон. Сжав в кулак, бросила его в фонтан. Опустившись на поверхность крови, в разные стороны полетели брызги. Медальон поглотила кровавая жидкость. Страж, тот, кто с руками, надавил на мои плечи, поставив на колени, и опустил мою голову в низ. Гадкая жидкость вмиг ворвалась в нос и рот. Захлебывался. Пытался вырваться. Тело извивалось. Легкие заболели. Когда казалось, что смерть довершит начатое, стражник потянул за волосы. С подбородка и с ноздрей струями стекала противная жидкость. Жадно глотая воздух, помутненными глазами глянул на гиганта в железной маске. Восседавшее существо не переменило позу.
     — Чего, сука, хочешь!? — вырвалось с моих уст.
     Уроды, решив, если я в состоянии говорит, значит, готов продолжать, принялись за дело.
     — Черт! — отчаянно успел вскрикнуть.
     Голова опять вошла в кровь, но на этот раз ниже, почти до самого дна.
     Все, точно убьют, как моего предшественника. Баловство закончилось.
     Неожиданно губы дотронулись до некоего предмета. Необъяснимо для чего, я открыл рот и, борясь с хлынувшими потоками крови, вцепился за него намертво зубами. Умру, но не отпущу! Мое! Туловище билось в агонии.
     Я умирал. Хотел умереть, чтобы прекратить невыносимые муки.
     Смерть сжалилась.
     Сердце остановилось.
     
    ***
       
     Я лежал. Сверху на синем небе плыли бесчисленные облака. Вон-то справа, похоже на собаку, а левее, второе от него, копия птицы. Земля дрожала. Я присел.
     — Очухался! — раздался радостный голос ежика. — Я выиграл спор!
     — Какой спор? — не понимая, спросил я.
     — Не отвечай, — предусмотрительно прикрикнула Мелфа.
     На зверька, однако, слова спутницы не подействовали:
     — Спорили: жив ты или умер.
     — Ясно, — хотя ничего не стало понятно, — а что случилось? — повертел черепом, оглядывая незнакомую местность — и где мы?
     — Я расскажу, — вызвался капитан и поправил съехавшую на бок шляпу.
     Обследовав замок Рудшарда и ничего занятного не найдя, Наполеон возвратился в башню. Все спали. Даже я, что в моем случае, невозможно. Капитан приводил меня в чувство, но безрезультатно. Пришлось будить остальных и спрашивать совета. Тем не менее ничего не помогало. Я лежал без сознания. Отчаявшись, члены группы не знали, что делать дальше. Если умер, а мое состояние очень на это было похоже, получается, в продолжение похода нет смысла. Пока товарищи решали дальнейшие действия, Гарь с башни увидел, как по дороге в сторону замка движется повозка запряженная лошадьми. Бросив размышления, приятели бросились на перехват и остановили ее.
     — Что сделали с ее хозяевами? — обеспокоился я.
     Вмешалась кошка:
     — Наполеон, не говори, ты ведь его знаешь.
     Капитан задумался и, в конце концов, ответил:
     — Отпустили. 
     Мелфа лучезарно улыбнулась.
     Я недоверчиво глянул на сговорившихся друзей:
     — А если честно?
     Еж в обыкновенной грубой манере признался:
     — Убили, разумеется, и не зарыли, — сделал затяжку.
     Откуда берет столько сигарет?
     — Зачем? Вам смертей мало?
     Мелфа искоса посмотрела на курящего зверька, устало выдохнула и пояснила:
     — Если бы их оставили, как ты того желаешь, они бы все одно не выжили. До границы Ядустана далеко, своим ходом не добраться. Поверь, Эрберон, быстрая смерть от клинка лучше, чем попасть в когтистые лапы щерей.
     — Не уверен!
     — И лучше, чем оказаться в пасти всеядного дерева, — добавил Бонапарт.
     Я смолчал. Логика друзей имела веские основания, но нравственность не принимала жестокие доводы.
     — Продолжаем, — сказал Наполеон.
     Завладев повозкой, друзья перенесли мое тело на нее. Возвращаться ни с чем товарищи не осмелились, и продолжили путешествие. Никто, кроме ежа, как позже признались, не верил, что я воскресну. Наполеон, в отличие от остальных, не имел единой точки зрения, свое мнение оставил при себе.
     — Хоть кто-то, — горько заметил я.
     — Нет, не так, — поспешил исправить зверек. — С большой буквы: Кто-то!
     Я протянул руки, взял колючее животное и нежно сказал:
     — Верный дружок.
     — Тебя не колит? — удивилась Мелфа.
     — Костям не больно.
     — К тому же, я не всегда колючий, — признался еж, — когда ощущаю опасность, поднимаю иголки. А так я гладенький.
     — Возьмешь? — спросил я.
     Кошка отмахнулась:
     — Нет, что ни говори, боюсь. Вдруг он обманывает?
     — Никогда не обманываю! — вскипятился ежик.
     — Не уговоришь, тебя знаю как облупленного.
     — Да ты что? — бушевал пухленький зверь.
     Беседа, как у нас принято, переросла в ссору. За время моего отсутствия, отношения между кошкой и ежом вернулись в прежнее русло. Мир продержался не долго.
     Бонапарт присел на корточки и сказал шепотом:
     — Не хотел говорить при всех, не знаю, возможно, это твоя тайна или с помощью этого предмета входишь в транс, без разницы. Так вот, когда тебя нашел в бессознательном состоянии, твои челюсти сжимали вот это, — достал из внутреннего кармана порванного сюртука круглый медальон и передал.
     С обеих сторон серебреного предмета изображался квадрат. Я сжал его в кулак и громко выговорил:
     — Хочу рассказать о сне.
     Перепалка между товарищами прекратилась. Ничего не тая от друзей, поведал о сновидении. Заканчивая рассказ, продемонстрировал загадочный медальон:
     — Вот.
     Еж почесал носик:
     — Занятно.
     — Кто-то слышал о гиганте с железной маской? — с надеждой спросил я.
     Все покачали головой. Мелфа задумчиво произнесла:
     — Не понимаю, как ты заснул, и почему железная маска приснилась тебе, а например, не мне.
     — Видимо, привидения приложили усилия, чтобы он заснул, — заявил деревянный полководец.
     — Для чего?
     — У них спроси.
     — Если придерживаться данной гипотезы, — произнес зверек, — призраки сами и подложили медальон.
     — Скорей всего, — кивнул Бонапарт.
     Все безмолвствовали, размышляли. Я прервал молчание:
     — Какие наши действия?
     — Через день доберемся до Хабютштайна. — ответил Бонапарт. — Скоро, по заверениям прежних хозяев повозки, начнут появляться жуки.
     Я помрачнел.
     — Главное проскочить и добраться к городу. Не буду скрывать, как этого достичь не знаю, — командир устало вздохнул. — Будем надеяться наудачу.
     — Пусть духи благословят, — вставила кошка
     Выслушав план, я без слов ляг, повернулся на бок и шутливо сказал:
     — Не буду зря время терять — начну молиться.
     — Хорошая идея, — серьезно изрек капитан.
     Лошади, подгоняемые Гарью, неслись вперед навстречу опасности.
     
    19
   
     Каменный лес плавно перетек в степь. Встретились первые кустарники с дикими цветами, первый признак, что попали в Хабютштайн. Герцогство большей частью занимало степную зону, на остальной территории росли уже знакомые каменные леса и возвышались горы. Юг государства пребывал под властью Топей, куда мы держали путь.
     Появились первые жуки. К всеобщему облегчению они попадались изредка и передвигались в одиночку. Завидев скачущих лошадей, панцирные создания безуспешно пытались перехватить повозку. Скоростью и ловкостью черные хищники не обладали, мощь в основном исходила от внешних жвал, растущих по обеим сторонам пасти.
     — Они приостановили захват Империи, — заключил Бонапарт.
     Ежик, не расставаясь с сигарами, выдохнул дым, и спросил:
     — Почему?
     — Что-то произошло.
     — Я знаю, что случилось — уверенно заявила Мелфа.
     — Откуда? — поразился Бонапарт.
     — Во время короткого разговора с командиром патруля букентавров.
     — И? — торопил зверек.
     — По его словам, — продолжала кошка, — в тот день, когда мы пересекли границу Ядустана, Император с войском вступил в земли герцогства.
     — Невозможно! — вступил в беседу я. — Читал в газете Нижнего города, что Император пока проводит сбор армии. Конкретней, ждет солдат с горного королевства Цверств. Неужели за пару дней успел начать поход и вступить в земли Хабютштайна?
     Деревянный капитан задумчиво пригладил элегантные усы:
     — Конечно нет. Замок Императора и Хабютштайн разделяет два государства. Даже если представить, что выступили в освободительном походе в тот же день, когда ты, Эрберон, попал в Нижний город, они бы не успели за этот срок добраться до дальнего герцогства.
     Первым нарушил наступившее молчание ежик:
     — Кто-то обманывает, — и уставился на Мелфу.
     — Я, по-твоему? — встрепенулась спутница. — Повторила то, что мне рассказал букентавр!
     — Успокойтесь, — поспешил командир, — еж, особо тебя касаться, не разжигай ссору.
     — Кто, я? — повертел недоуменно головой. — Лишь предположил, но не упоминал конкретно никого имени, — еж сузил глазки и заговорщицки прибавил, — а Мелфа начала защищаться.
     Кошка надула щеки, тем не менее не ответила. Наполеон продолжал:
     — Похоже, букентавр рассказал правду. Если армия вступила в Хабютштайн, жуки могли двинуться им навстречу, чтобы оборонить захваченные земли. Теперь ясно, почему нам пока встречаются одинокие существа, а не сплоченные отряды.  
     Я рассмеялся:
     — Дезертиры хочешь сказать?
     — Вполне, — серьезно выговорил капитан. — В любом войске есть дезертиры, это аксиома.
     Я скептически вымолвил:
     — Не слишком высокого мнения о жуках? Сомневаюсь, чтобы они понимали принципы войны.
     — Что удивительного? Не будь у них руководителей, разбирающихся в основах войны, захватили бы герцогство? Ответ — нет. Да и сплотить массу для общей цели без разума нереально.
     — Все-таки…
     — Эрберон, ты низкого мнения о них. Безусловно, я с ними также не имел дела, однако, заранее не изучив их поведение, не ставлю штампы. Ими движет некая цель — идея. Если есть идея — есть мысль.
     Ежик пессимистично произнес:
     — Генеральная идея — уничтожить все живое в Хаттбаде.
     — Почему бы и нет? Даже я, житель Империи, ненавижу ее. Она изжила себя. Жуки, представим, решили также. Как погубить Империю? Уничтожить. Вот жучки и принялись за работу.
     — Жутковато, — скривился еж.
     — Уговорили, жуки преследуют великую цель, — начал я, — с этим определились. Только не понял, кто лжет, газета?
     Капитан кивнул:
     — Думаю да.
     — Для чего?
     — Проще простого. Набброджа состоит в холодной войне с Императором. Разумеется, они показывают друг друга с наихудшей стороны. Правительственная газета «Набброджа» целенаправленно исказила суть, заявив, что Император медлит, изображая его нерешительность и неспособность принять верное решение. Все те, кто прочтет, подумают, что так оно и есть. Хотя на самом деле все иначе, армия уже подходила к границам падшего государства.
     Я покачал черепом:
     — Короче, граждан держат в неведении, а сами творят историю.
     — Лучше не скажешь, — согласился Бонапарт.
     Мелфа высоко подняв подбородок, обратилась к пухленькому зверьку:
     — Запомни, я никогда не вру.
     Маленькое существо, раскрыв пасть в зевке, почесало животик:
     — Значит, напрасно провела жизнь.
     Глаза коши расширились:
     — Не понимаю.
     — Я не врач, диагноз не имею право ставить, но сделаю исключение: честные создания раздражают.
     — Что ты несешь? — разгневалась Мелфа.
     — Говорю, как нам тяжело переносить твое присутствие.
     Кошка нахмурилась:
     — Не правда.
     Зверек безразлично сказал:
     — Пациент редко соглашается с выводами врача.
     Собеседница отвернулась и скрестила руки на груди:
     — Специально действуешь на нервы?
     — Ни в коем случае, — отмахнулся ежик, — всего лишь ставлю диагноз.
     Кошка вздохнула. Зверек, позабыв о перепалке, достал из-под сложенных ящиков колоду карт и осведомился:
     — Кто играет?
     Делать нечего, пришлось откликнуться на предложение. Капитан тоже присоединился. Мелфа заменила Гарь, и на одного картежника прибавилось.
     Скоро появятся очертания падшей столицы, и тогда для глупых игр наступит конец. Может, это последняя возможность вместе порезвиться. Что будет завтра — тайна.
     Весело хохотали. Мне не везло, много раз оставался дураком. Друзья подбадривали, уверяли: мне, значит, в другом деле повезет. Поглядим.
   
    ***
   
     — Смотрите, — сказала кошка.
     Отвлеклись от игры и глянули вперед. В бескрайней степи, посреди разноцветных цветов и трав, возвышался город древней династии Хабютов. Стены, высотой с десятиэтажный дом, тянулись до самого горизонта. К небу поднимался пик высокой башни. У подножия стен лежали трупы жуков и защитников столицы. Омерзительный запах мертвых тел властвовал вокруг. Немногочисленные черные жуки поедали падаль, независимо собрат он или враг.
     Стук копыт привлек внимание, и смертоносные твари отвлеклись от кушанья. Устремив головы на незнакомый звук, шестилапые жуки, задвигали жвалами. Мы приближались, поэтому бросив трапезу, насекомые бросились в погоню.
     — Их слишком много. Не проскочим! — завопила Мелфа.
     Бонапарт, быстро оценив обстановку, приказал:
     — К воротам! Гарь, замени Мелфу!
     Молчаливый приятель, кинув карты, ринулся исполнять требование. Кошка, не противясь, отодвинулась, уступив место. Обугленное создание крепко взялось за вожжи и направило лошадей к открытым воротам. Остальные, забросив неоконченную игру, вооружились. Я, держась двумя руками за древко косы, нервно поглядывал вперед. С города выходили жуки.
     — Ах, вот где скрывались, — догадался еж. — Понимаю, зачем блуждать по степям, если можно не уходя из города прокормиться. Еды ведь навалом!
     — Гарь, вся надежда на тебя, — сказал капитан. — Делай как видней, главное проскочи в город, а дальше покажу дорогу, как добраться на Центральную площадь.
     — Зачем на площадь? — клацая зубами, взволновано я спросил.
     — Там статуя забытых, — вместо командира ответила Мелфа.
     Наполеон, оторвавши взор от преследователей, поразился осведомленности спутницы:
     — Откуда знаешь, что нужен тот памятник? Я не посвящал никого с вас об этом пункте.
     Кошка, опустив плечи, и водя руками по пушистому хвосту, призналась:
     — Кое-кто с членов «Истинного» рассказал.
     — Кто? — напирал Бонапарт.
     Мелфа, собравшись с силами, с вызовом посмотрела в глаза Наполеона:
     — Не скажу. Он просил не называть его имени.
     Командир, сдерживая гнев, уточнил:
     — И что твой тайный поклонник еще рассказал? Надеюсь, это не секрет? — и, не услышав признания, Наполеон взорвался. — Говори, твою мать!
     Спутница, растеряно вертя головой, поведала:
     — Что статуя — робот.
     Деревянный капитан молниеносным движением руки вытащил из ножен шпагу, но потом, устыдившись инстинктивного поступка, вдвинул ее. Быстро перебирая различные варианты в голове, полководец остановился на одном из них:
     — Конечно, кто еще, если не напудренный Людовик! Сволочь безмозглая! — бранился Наполеон. — Угадал?
     — Да, — тихо созналась кошка.
     Насекомые, безразлично всматриваясь на переполох в повозке, сокращали расстояние.
     — Кому-то говорила? — продолжил допрос командир.
     — Нет, — без заминки ответила Мелфа.
     Наполеон приблизился и поднял подбородок кошки. Всматриваясь в ее глаза, вновь спросил:
     — Не врешь?
     Намокшие глаза от слез смотрели на командира. Хриплым голосом Мелфа отозвалась:
     — Никогда не лгу, — и, прижавшись мордашкой к сюртуку капитана, горько расплакалась.
     Бонапарт, растерянно обнял деревянными руками подрагивающие плечики кошки и ласково умолял:
     — Прошу, не плачь.
     Еж кашлянул в кулачок:
     — Извиняюсь, что прерываю такое событие, но, кажется, сейчас есть дела куда важней.
     Парочка встрепенулась. Мелфа, вырвавшись с объятий, лапкой вытерла слезы. Командир поправил сюртук:
     — Позже продолжим беседу.
     Лошади, окруженные хищными созданиями, замедляли скорость и вертели головами. Гарь привстал и хлестанул по их широким вспотевшим спинам. Животные заржали и побежали со всех сил. Погонщик безжалостно бил кнутом, направляя лошадей прямо на преградивших дорогу жуков.
     Я прижался к борту и намертво вцепился в борт повозки, чтобы не выпасть. Остальные последовали моему примеру.
     Панцирные насекомые стояли стеной. Столкновение неминуемо.
     Я посмотрел на заядлого курильщика. Зверек ненасытно вдыхал дым от сигары. Увидев, что за ним наблюдаю, еж стыдливо выговорил:
     — Зачем пропадать добру? Если суждено умереть, я должен накуриться сполна.
     — Тоже верно.
     Найдя понимание, зверь немедля продолжил глубокими затяжками гробить легкие. Портсигар на половину опустел, выкурить его до конца не успеть, однако не огорчал друга. Зачем портить настроение, и так хуже некуда. Возможно, для ежика это последняя радость перед тем, как отправиться в место забытья. Кстати интересно, а куда отправляются души мертвых после смерти? Что говорит религия имперцев? Жаль, что не узнал.
     Лошади с пеной у рта неслись на верную смерть.
     
    20
   
     В стене из жуков образовалась брешь и Гарь, это отметив, направил скакунов в спасительную щель. Жвала насекомых громко сжимаясь, не достигали цели. Повозка промчала сквозь ряды беснующихся созданий и, оставив позади неудачливых тварей, ворвалась через ворота в город. Допустив ошибку, насекомые не искали виновных, а стремглав кинулись в погоню.
     Оказавшись внутри стен столицы, мы расстались с новообретенными надеждами. Город кишел жуками. Повсюду сновали шестилапые панцири. В разряд невыполнимых задач становилось условие добраться до статуи.
     — Мчи вперед к башне! — прокричал Бонапарт. Его глаза, словно прыгающие попрыгунчики, жадно искали свободную дорогу. Лошади с бешено колотящимися сердцами покорно двигались вглубь Хабютштайна.
     Опасность быть настигнутыми не позволяла оценить и рассмотреть прелестную архитектуру города. Невзирая на не подходящее время, я, однако, отметил главную особенность столицы. Все постройки, независимо от предназначения, состояли с металла. Даже дороги покрывались слоем с твердого материала. Растительность вся без исключения осталась за пределами высоких стен. К удивлению, копыта лошадей, ударяясь об металл, не издавали звука, словно шли по мягкой бархатной ткани.
     Дорога сужалась. Дома, безмолвные обитатели Хабютштайна, поблескивали под лучами двух солнц. Башня в виде заостренного копья, по мери нашего при приближении, росла в размерах. Внезапно, из соседнего дома у развилки выскочил жук и, как истинный хищник, соединил острые жвала на ноге скакуна. Кость хрустнула и лошадь, отчаянно заржав, повалилась. С обрубленной конечности ручьями сочилась кровь. Скакун от немыслимой боли бился головой о металлический пол. Повозка перевернулась.
     Ожидая что-то подобное, в последний момент успели покинуть телегу. Не получив ушибов и травм, подвелись и побежали дальше, не выяснив отношение со злополучным насекомым.
     — Мы умрем! — не останавливаясь, рыдала кошка.
     — Беги! — требовал капитан.
     Я, прижав к ребрам ежика, вместе с молчуном замыкал процессию. Преследователи, отталкивая друг друга, с рвением сокращали расстояние. Каждый хотел первым догнать лакомый кусочек свежего мяса.
      Как назло, дорогу впереди перекрыла шеренга смертоносных существ. Наполеон взял за руку Мелфу и потянул ее в сторону левого строения. Гарь и я, не изобретая ничего нового, последовали за ними. Металлическая дверь, к счастью незамкнутая, отворилась и впустила в обитель. Я, убедившись, что все собрались в доме, затворил дверцу на засов.
     — Успели! — обрадовался я.
     — Окна! Поднимайся наверх, не стой! — без видимого довольства сказал Бонапарт.
     Я не уточнил — что окна? А просто посмотрел на них и, не обнаружив решеток, ставней и стекол, горько вздохнул, и поднимался по ступеням. Через большие проемы окон пробирались первые монстры. Поднявшись на крышу дому, я аккуратно, чтобы не поскользнуться, пробрался на самый край. Затем, следуя примеру остальных, оттолкнувшись ногами от черепицы, подпрыгнул и перелетел на крышу соседнего дома. Уцепившись за выступ, подтянулся и перелез через решетку балкона.
     — Не медлите! — не позволял делать пауз для отдыха Наполеон.
     — Зачем так спешить? — задыхаясь, спросил еж. — Нас не достать на крыше.
     — Ты прав, — не споря, согласился деревянный командир, — им сюда не залезть. Но как мы спустимся, если снизу будут окружать жуки? Пока их немного, надо по возможности быстро двигаясь по крышам добраться до того дальнего дома. А потом, сошедши на землю, перебежать к башне.
     Зверь, взвесив все за и против, кивнул:
     — Разумно. Непонятно только, собственно, зачем башня?
     — Нет времени обсуждать. Поверь, в ней спасение.
     Приятели подозрительно переглянулись. Все предыдущие планы командира были провальными. Сомнения терзали душу в правильности решения. Каждый ждал от сотоварища услышать иной план действий и если будь он даже нереально исполнимым, тем не менее его бы поддержало большинство. Секунды текли, но альтернатива не поступала. Попав в сложную ситуацию, мы терялись в догадках, мысли хаотично прыгали, не позволяя сосредоточиться и придумать спасительный проект. Опустив головы, как овцы побежали за Бонапартом-пастухом.
     Расстояния между строениями не превышали метра, что облегчало экстремальный бег. Однажды фортуна сыграла злую шутку, и Гарь неудачно приземлился на крышу и покатился вниз. Мелфа, наблюдая за падением, закричала. Я не в состоянии что-либо изменить обессилено смотрел на катящегося вниз обугленного друга. В последний миг, Гарь ухватился за край карниза. Ноги не находя упора свисали. Снизу твари подняли головы и клацали жвалами. Гарь, находясь на волосок от смерти, мысленно поблагодарил любимого духа и подтянулся. Мы подхватили и помогли ему подняться. Похлопав по спине обугленное создание, не задерживаясь, продолжили бег.
     Кровля дальнего дома, к которой пробирались, отделялась одним прыжком. Очутившись на ней, Наполеон с любопытством оценил обстановку. Насекомые разгневанные собственным бессилием, отстали. Мы спустились по пожарной лестнице и понеслись через огромную площадь к стене, которая окружала башню. Необъяснимо, но факт, на площади живых панцирных тварей не было, лишь их трупы. Кто-то или что-то дало им бой. Жуки, однако, на этот раз переступили запретную черту.
     Кошка часто оборачивалась, созерцая, как сокращается дистанция между нами и преследователями. Не заметив впереди лежащий на земле ящик, Мелфа зацепила его и упала. Держась за вывихнутую ступню, кошка жалобно вскрикнула:
     — Не могу бежать!
     Капитан подбежал к пострадавшей спутнице и взял ее на руки. До стены оставалось каких-то сто метров.
     — Успеем! — обманывая, подбадривал командир.
     Наполеон мог не сжалиться и бросить Мелфу на растерзание. Тогда появлялся шанс успеть достичь заветной стены. Но приобретенный груз убивал надежду в зародыше. Кинь кошку и ты спасен. Он этого не делал.
     Я переборов страх, не говоря ни слова, остановился и развернулся навстречу надвигающим монстрам. Широкотелые твари быстро перебирали лапками.
     Еж первым заметил мое отсутствие:
     — Что делаешь, Эрберон? — устрашился зверь.
     — Бегите, не останавливайтесь! — приказал я. — Задержу их. Они не причинят мне вреда!
     Наполеон, ошеломленный моей инициативой, быстро все обдумал и кивнул:
     — За мной!
     Я благодарил судьбу, что никто не воспротивился и не ослушался. Остался один.
     Лезвие косы не пробило панцирь жука, и я оказался погребен под его телом. Брюхо насекомого не защищалось панцирем. Кое-как повернулся и повторно сделал выпад. С раны монстра потекла синяя жидкость. Шесть лапок бессвязно шевелились. Выбравшись из-под мертвого туловища, я сразу подвергся нападению второго жука. Опасные жвала целились в череп, намериваясь его разломать. Я успел пригнуться и, перекувыркнувшись через плечо, выбрался на простор. Коса осталась торчать в пузе бездыханного жука и я, оставшись без оружия, набросился голыми руками на панцирное чудовище. Взобравшись на спину, я прижался к ней. Соплеменники жука, не считаясь с собратом, напали. Чтобы меня достать, им пришлось сначала смертельно ранить родича. Монстры не считались ни с кем, каждый хотел полакомиться. Интересно, понимают, что кроме костей им ничего не достанется?
     Я не удержался и скатился с умирающего жука под лапы его родичей. Без разбору взялся за ножку противника и переломал ее. Чудище, в пылу сражения, не ощутило боль и в свою очередь опустило жвала. Я увернулся от удара, и ротовые клешни супротивника ударились о металл. За ногу что-то вцепилось и меня потянули.
     Неужели на этом все закончиться? Мы проиграли?
     Запахло паленным. Жуки до того закрывающие собой небо отступали. Меня перестали тянуть. Сверху над головой появилась струя огня. Я рефлекторно закрыл лицо руками. Гадкий запах обволакивал место недавнего сражения.
     — Вставай, Эрберон, все закончено, — молвил Бонапарт.
     Я сквозь пальцы посмотрел наверх. Капитан лучезарно улыбался. Вокруг лежали дымящиеся трупы жуков. Впереди шел в защитном серебряном костюме незнакомец с огнеметом. Со ствола рвалось ненасытное пламя. Уцелевшие твари, не оглядываясь, покидали площадь.
     Я встал:
     — Что происходит?
     — Спасшиеся жители Хабютштайна пришли на выручку. — Бонапарт весело спросил. — Я ведь говорил, что все сработает, не так ли?
     — Ну да, — неохотно согласился.
     — Не стой — пошли. Нас ждут, — и шепотом прибавил, — учти, Эрберон, мы пришли сюда по требованию герцога Хабюта.
     — Кто в здравом уме поверит?
     — О! Лучше молчи, бери пример с Гари. Я все улажу, — и заговорщицки подмигнул.
   
    21
   
     — Добро пожаловать, достопочтимые гости! — не успели зайти через ворота, как нас приветствовало худощавое создание в коричневой рясе. — Мне передали, что вы пришли на помощь по распоряжению благочестивого Хабюта?
     — Именно, — солгал Бонапарт.
     Создания в рясе ударило в ладони:
     — Наконец-то! — и обратился к защитникам башни. — Слышали? Мы спасены!
     Толпа, в основном женщины, радостно сквозь слезы заревела.
     Я находился не в своей тарелке.
     — Не стойте, друзья, проходите! — приглашал лидер.
     Приятелей я не приметил. Видимо, их уже отвели в покои башни.
     — Кстати, меня звать Соркур, я временный наместник города.
     — Куда делся прежний? — не подумав, спросил я.
     Соркур резко остановился и подозрительно уставился:
     — Всемилостивейший Хабют уехал в Замок, просить помощи в Императора. Разве не знаете?
     Наполеон пренебрежительно меня отодвинул себе за спину:
     — Хабют вел беседу только со мной. А я своим солдатам ничего не рассказывал о деле. Держу все в тайне, по велению Хабюта.
     — Да, да! — торопливо сказал наместник. — Очень разумно, к тому же Хабют любитель тайн. Как на него это похоже.
     Интерес временного наместника ко мне пропал. Что взять с простого прислужника? Соркур и Бонапарт шли вместе, я плелся следом. Вдруг наместник на меня огляделся:
     — Могу при нем говорить о важных делах?
     — Конечно, — заверил капитан, — иногда с ним советуюсь. Будет хорошо, если он будет в курсе дел. Разумеется, в курсе маленькой части дел.
     — Мудро! — оценило создание в рясе.
     Будь у меня щеки, они бы сейчас от недовольства надулись и покраснели. Простая кость не в состоянии отобразить эмоции, посему казалось, что спокойно принял в свой адрес оскорбительные слова командира.
     — Извиняюсь, что тороплю, достопочтимый Наполеон, но не получается удержаться. Как и когда будете нас освобождать с заточения?
     Бонапарт пригладил усы: 
     — Хабют требовал, никому заранее не сообщать о пунктах плана.
     — Ох, простите, понимаю! — сдерживая улыбку, огорчился Соркур, и переменил тему. — Наверное, проголодались и желаете отдохнуть?
     — Думаю, моей команде это пойдет на пользу, — сухо ответил капитан.
     — Эмели! — громко прокричал наместник.
     — Слушаю господин? — откликнулся женский голос.
     Я от неожиданности даже подскочил. Сзади стояло сгорбленное пожилое существо в черном одеянии. На сухощавых руках вздымались вены. Бородавки скрывали глаза и нос.
     — Накрой стол, и приготовь наилучшие постели для дорогих гостей. Живо!
     Служанка скрылась за стеной.
     — Может, пока идут приготовления, наедине поговорим в моих покоях? Для такого случая найдется бутылка изысканного гедварского вина.
     — Заманчиво звучит, — вымолвил деревянный лжец. — Нужно быть глупцом, чтобы отказаться.
     Соркур хитро ухмылялся.
   
    ***
   
     Передо мной наглухо закрыли дверь. Недолго постоял один, потом заскучав, решил сделать экскурсию по башне. Лестница винтом шла верх. На каждом этаже имелось четыре-пять комнат. Казалось, что попал в дешевый провинциальный отель. Некоторые этажи не делились на комнаты, а представляли собой великие роскошные залы. Поднялся на восьмой поверх и подошел к окну. Вид сверху одновременно завораживал и страшил. Столица пребывала под властью жуков. Везде куда падал взгляд, обнаруживались гигантские монстры. Просмотрев наш маршрут, убедился, что нам сопутствовала удача. Случай подсобил, что на тот момент, там обитала небольшая горстка чудищ.
     Пространство между стеной башни и домами разделяемые пустотой, так называемой площадью, являлось границей. Насекомые без надобности не ступали на нее. Многие их родичи обгорелыми лежали на металлической земле. Повторить их участь никто не осмелился. Этот крохотный клочок земли до сих пор оставался под властью хабютштайнцев. Огнеметные редуты стали неодолимой преградой для панцирных чудищ.
     Да, повезло, что удача не отвернулось. Я приблизил руки к шее и сжал медальон, висевший на веревке. Возможно, он принес успех? Без потусторонней помощи наверняка не обошлось.
     Опустив медальон, с новым интересом рассматривал город, пытаясь найти Его. Недолговременный поиск принес плоды. Вдалеке, фактически на другом конце города, возвышалась статуя гиганта. Памятник внешним видом напоминал робота.
     Меня прервали. Девичий голос спросил:
     — Сталин?
     Я повернулся. Девушка. Как она похожа на нормального человека! И как прекрасна! Рост выше среднего, рыжие волосы связанные сзади в косу, маленький носик, карие глаза; цвет кожи розовато-белый; даже серое грязное платье, сдавалось, светилось ярками красками.
     — Нет. Я Эрб… — запнулся, вовремя сообразив. — То есть да, Сталин.
     Девушка смущенно опустила длинные ресницы:
     — Я покажу вашу комнату.
     — У меня есть комната? — тупо спросил.
     Собеседница улыбнулась:
     — Соркур распорядился вам выделить покои для отдыха.
     — Вот в чем дело. Другое дело, — запоздало поднял глаза от груди девушки. — Куда идти?
     — Пожалуйста, следуйте за мной.
     Она шла впереди, поднимаясь по ступеням верх. Я, любуясь прекрасным видом, следовал по пятам. Поднявшись на одиннадцатый этаж, проводница свернула и открыла боковую дверь.
     — Проходите.
     — После вас, — уступил я.
     Комната не впечатляла убранством. Шкаф, кровать и стол. И проем в стене — окно. Стиль — минимализм. Я присел на край постели. Девушка, опустив голову, сказала:
     — Обед будет через час в трапезной зале.
     — Отлично.
     Стояла, не уходила. Я полюбопытствовал:
     — Что-то еще?
     И она предложила что-то еще. Платье упало. Девушка совершенно нагая стояла напротив. Я не в силах отвести взгляд жадно глядел на прекрасные формы тела. Одолев хлынувший инстинкт, поднял отвисшую челюсть и грубо приказал:
     — Быстро оденься.
     Слова никак не подействовали на красавицу. Она непонимающе смотрела. Через силу выговорил:
     — Слышишь: скрой срам. Немедленно.
     — Не нравлюсь? — спросила и обиженно поджала губки. Самолюбие пострадало.
     Я подскочил:
     — Да еще как! Но как… чем… с помощью чего… — сокрушался. — Одевайся! Не искушай!
     Девушка все-таки перестала соблазнять и обратно надела серое платье. Я успокоился:
     — Так-то лучше, — и обратно упал на мягкую постель.
     Девица, так ничего не сообразив, сердито спросила:
     — Привести другую? Какие предпочтения?
     Покачал головой:
     — Глупышка, мне никто не нужен.
     Ответ потряс:
     — Стыдно признаться? У нас есть мальчики…
     Снова встал и, подойдя к двери, ее открыл. Гнев вырвался наружу:
     — Никто не нужен! Тяжело понять? Проваливай!
     Девушка закрыла изящными руками личико и громко зарыдала. Я, не шевелясь, стоял, не зная, что делать. Рыдание не прекращалось. Закрыл дверь, затем подошел и обнял девушку. Какая я сволочь! Довел до слез. Но разве виноват, что она не слишком понятлива? Не признаюсь, хоть убей, что не в состоянии выполнить мужской долг! Стыдно!
     — Прости, что кричал.
     Всхлипы не прекращались.
     — Ну да, идиот я. Не видно? Прошу, успокойся. Что сделать, чтобы перестала плакать?
     Прелестное создание подняло намокшее лицо:
     — Хозяйка накажет, если сейчас уйду.
     — Ах, вот оно что, — нежно рукой гладил девичью спину. — С этого надо было начать, а не раздеваться. Я бы понял.
     — Значит, могу остаться?
     — Разумеется, — кивал. — Давай, садись на постель. Молодец.
     Девушка краем платья вытерла слезы, оголив ноги. Я сел на пол:
     — Как тебя зовут?
     — Ольвия. — успокаиваясь, ответила девушка.
     — Красивое имя. А кто хозяйка?
     При последнем слове Ольвия вздрогнула:
     — Старая Эмели.
     Я, догадываясь о ком идет речь, уточнил:
     — У нее вся физиономия в бородавках, да?
     Девушка удивленно подтвердила догадку:
     — Именно.
     Шутливо сказал:
     — Повезло, что прислала тебя, а не сама пришла. Думаю, тогда уже бы я рыдал.
     Щеки Ольвии покраснели и тихо засмеялась.
     — Если сейчас покинешь мою комнату, бабуля накажет, — вслух обдумывал. — Получается, ты должна здесь пробыть до начала трапезы.
     — Да.
     — Хорошо. Поскольку секс у нас все равно не получиться. Ольвия, не смотри так, говорю, не получиться, значит, нет! Не судьба. Закрываем этот вопрос навсегда, — и принял решение. — Чтобы впустую не терять время, лучше расскажи о себе и об этом городе.
     — С чего начать, Сталин?
     — Скажи, родилась здесь или прибыла с другого мира?
     — Что?
     Я пристально всматривался в человеческое лицо:
     — Отвечай.
   
    ***
   
     Ольвия родилась в Хабютштайне. Ее родители, крепостные, по праву принадлежали семье Корлози. Сколько себя помнит, ей приходилось безропотно исполнять грязную работу. Уже с детства мыла посуду и вытирала полы. Отец и мать, захворав неизлечимой болезнью, еще молодыми покинули мир Хаттбада. Оставшись сиротой, Ольвия не сдалась и продолжала бороться за жизнь. Повзрослев, ее заметила госпожа Эмели и забрала под свое попечительство. Радость от перемен быстро перетекла в ужас. Новая хозяйка славилась твердым и своенравным характером. Часто применяла для поучения кулаки, из-за чего временами на теле Ольвии не оставалось живого места. Когда девушке исполнилось семнадцать лет, Эмели отвела ее во дворец Хабюта, где с того времени она служила и жила. К не счастью, вместе с ней туда приняли и старушку. Избиения не прекратились, хотя и случались уже не так часто. Работа не переменилась: мойка полов, приготовление пищи для правящей семьи. И так каждый день. С утра до вечера. Целый год.
     Потом пришли жуки. Кто мог — покинул город. Эмели и Ольвия остались, как и большинство крепостных. Герцог перед уходом назначил Соркура, сына обедневшего дворянина, временным наместником и приказал ему всеми доступными средствами защитить усыпальницу династии Хабютов. Башню. На верхних этажах мавзолея, с пятнадцатого до двадцатого, покоились в саркофагах прежние правители герцогства. Хабют XXVI не желал осквернения завоевателями древней усыпальницы, поэтому для ее защиты оставил сто человек, треть с которых, составляли профессиональные воины.
     Огнеметы, новейшая разработка ученых, не позволяла монстрам одолеть оборону. Однако запасы нефти, используемые для пламени, истощались. Завтра-послезавтра сырье закончиться и жуки прорвут ряды защитников.
     — Сегодня с подругами ликовала, когда узнали, что вы пришли нас спасти, — призналась девушка.
     Я смолчал.
     Затем Ольвия рассказала о городе, за пределы какового она никогда не ступала ногой. Хабютштайн — город древних. Точной датой возведения никто не владеет. Больше восьми тысяч лет назад безжизненный город нашли имперцы. Предполагают, что его построили забытые, огненные создания, поскольку материал города и их животных, обитающих поныне в Бескрайней Кхарахе, схож. Гипотезу, однако, не подтвердили, и она осталась гипотезой. Эрберен, тогдашний император, назначил наместником верного приятеля — меченосца Хабюта, ставшего основоположником древнейшей династии.
     — Слышал, в центре города есть памятник.
     Ольвия подтвердила:
     — Статуя Металла. Духа Металла.
     Как гласит легенда, давним давно с Топей пришло ужасное чудище и вошло в пределы города. Оно не причиняло вреда горожанам. Добравшись до места, где оно сейчас стоит, чудовище, покрывшись слоем металла застыло. Хабютштайнцы его боготворят, ставя в один ряд к пяти духам Империи и назвав монстра Духом Металла. Эрберон-император имел иную точку зрения и запретил ему поклоняться. Тем не менее ересь глубоко впиталась в сознание хабютштайнцев и они отказались прислушаться к словам владыки. И доныне, несмотря на запрет, существует множество сект, возвеличивающих шестого духа.
     В дверь постучали и пригласили спуститься в трапезный зал. Мне принесли чистое одеяние. Выбрал серую накидку и завернулся в нее. На череп одел капюшон. Ольвия отнекивалась, отказывалась идти, стесняясь показаться в своем убогом платье, но я настоял. Взяв ее за руку, вышли с комнаты.
     Соркур и Наполеон восседали во главе стола. Еж-ловелас сидел в кругу роскошных девиц и травил анекдоты. Девушки весело хохотали. Гарь, истинный волк-одиночка, уединился, отгородившись от всех. Мелфа не показалось, похоже, осталась у себя и залечивала травму.
     Я приблизился к обугленному приятелю и сел рядом с ним вместе с Ольвией. За столом, рассчитанного на тридцать-сорок мест, сидели и хабютштайнцы, имеющие покровительство временного наместника. Слуги подносили и расставляли жаркое.
     Соркур встал и поднял хрустальный бокал:
     — Минуту внимания! — когда наступила тишина, продолжил. — Сегодня знаменательный день, друзья! День, каковой прекратит наши страдания! День свободы!
     Гости зааплодировали.
     — Перед тем как начнем трапезу, дам слово Наполеону, тайному советнику всемилостивейшего Хабюта!
     Бонапарт, поблагодарив кивком, принял эстафету и, дождавшись прекращения рукоплескания, заговорил.
     Я не слушал, как друг лгал, но по реакции публики легко догадался — у него это получалось превосходно. Есть чему поучиться. Потом опять слово взял Соркур. После него говорил кто-то с его приближенных. И так дальше. Я ковырял вилкой мясо. На душе погано. Нас любили и превозносили, не подозревая, что мы врем. Командир — что-то задумал, а чтобы воплотить идею в жизнь, следовало лгать. Вранье — инструмент для решения задачи. Я стыдился и боялся смотреть в глаза хабютштайнцев. Вдруг догадаются, что мы не те за кого себя выдаем?
     Заиграла музыка. Многие поднялись из-за стола и принялись танцевать. Гарь плечом меня подтолкнул. Когда я вопросительно посмотрел, он кивнул в сторону Ольвии. Девушка ощущала себя неуютно: глаза и плечики опущены. Мысленно поблагодарил друга и пригласил Ольвию на танец. Игнорируя отказы, все-таки вывел ее на помост. Обняв тонкую талию партнерши, стали танцевать. Девушка засияла. Движения раскрепостились. Она радовалась жизни, как никогда прежде.
     Веселье длилось долго. Я выходил еще на пару танцев, ведь как отказать прелестному созданию? Однако не чувствовал радости. Грызло изнутри. Не оставляло ощущение, что буду должен предать Ольвию и ее соотечественников. Если начали врать, надо довести дело до конца.
     Ежик и Бонапарт не предавались самобичеванию. Ложь — их стихия. Зверек ел, пил, танцевал, пел, курил, целовался. Бонапарт, держа марку, не опускался до уровня приятеля, но и не сдерживал себя.
     Гарь, характером чем-то напоминал меня. Грустил и молчал. Разница лишь в том, что это был стиль его жизни, а я специально себя казнил.
     Я прекратил мучение. Сначала попрощался с приятелями, потом простился с Ольвией, пообещав, что еще увидимся. И пошел обратно к себе в комнату. Ляг на кровать и смотрел в потолок. Через час поднялся и подошел к окну. Взгляд остановился на статуе.
     Памятник духа Металла сверкал в лунном сиянии.
     
    ***
   
     Стук в дверь.
     Кому не спиться?
     — Да?
     — Это я, Наполеон.
     Поднялся с постели и открыл дверь. Бонапарт, слегка опьяненный, вошел и без приглашения упал на кровать. Он расстегнул пуговицы на сюртуке:
     — Ух, как жарко.
     — Пить меньше надо.
     — Ну да, ну да, — машинально кивал капитан. — Почему так рано ушел?
     — Заскучал.
     — Как так? — поднял деревянную бровь командир. — Находился в компании прелестного создания и заскучал? Кстати, а где нашел такую красавицу? Не мог оторвать от нее глаз!
     Я скрестил руки на груди:
     — Пришел сюда обсудить девушку?
     Бонапарт пристально уставился:
     — Что случилось, Эрберон? На себя не похож.
     — Будто не понимаешь! Лжем, как политики, вводим всех за нос! Выдаем себя за тех, кем в действительности не являемся!
     — Тише, тише! — боязливо просил Бонапарт.
     Исправившись, перешел на шепот:
     — А ты улыбаешься, хихикаешь! Это огорчает.
     Наполеон снял шляпу и положил на колени:
     — Совесть замучила?
     Злобно поглядел на друга:
     — Не поверишь, но да. Тебе, думаю, не понять, что это такое.
     Командир покинул мягкое место и подошел к окну. Стоя спиной ко мне говорил:
     — Поверь, знаю, что такое совесть. Считаешь, мне легко врать и в тот же момент улыбаться? Отнюдь, но пойми, Эрберон, другого выхода не существует. Жизнь ставит нас в такие условия, когда безо лжи нельзя обойтись. Придерживаться принципов праведника сложно, а иногда бесполезно. Представь, как бы с нами обошлись, если бы я рассказал истинную нашу роль? Молчи, сам скажу. Во-первых, сомневаюсь, чтобы нас впустили за стену, скорей всего, бросили бы на растерзание жукам. Во-вторых, ты бы сейчас не стоял и грустил, а в разобранном виде — скажи спасибо жукам — валялся бы по всему городу. Неприятно слушать? А ты слушай! Внимательно слушай! Вот, что бы дала правда.
     — Не факт, — неуверенно произнес.
     — Эрберон, отрешись от всего и раскрой глаза. Без обмана достичь цели в нашем случае невозможно. Если хочешь править миром — разделяй и властвуй.
     — Не хочу править.
     Бонапарт развернулся:
     — Наверно, послышалось, да?
     Я громче повторил. Капитан подошел на расстояние вытянутой руки:
     — Так какого лешего сюда пришли? — гневно спросил Наполеон. — Я конечно не подслушивал твой разговор с Людовиком, однако не нужно иметь большой мозг, чтобы догадаться, что тебе предложил Луи. Место императора, не так ли, Эрберон?
     Я посмотрел вниз.
     — Не рисуй иллюзий, ты желаешь вершить судьбы жителей Хаттбада. Не упрекаю, каждый новорожденный хочет богатства, власти, признания. Эрберон, все эти три сокровища по случаю судьбы можешь получить. Ради них, кстати, ты и отправился с нами в путешествие. Прекрати нести чушь, носом чую, когда меня пытаются надуть.
     Признался:
     — Я не помышлял, что за для успеха кампании доведется жертвовать невинными созданиями. Будущий триумф, как сейчас понимаю, будет стоить многих жизней.
     — Преобразование мира всегда сопровождается пролитием крови невинных. Даже если переустройство предпринято для улучшения будущего существования. Пролитая кровь во время междоусобиц — бальзам на душу и тело Хаттбада. Кровь — благословение для новых идей. Эрберон, скажу откровенно: тебе придется еще много раз врать, предавать и убивать. Это цена трона. Все зависит всего лишь от тебя — готов ли пойти на это?
     Я задумчиво ходил взад-вперед. Сдавалось, прошла вечность. Спросил:
     — По какому делу пришел?
     Наполеон обрадовался:
     — Слышу в голосе деловые нотки — отлично! Значит так: завтра выступам к статуе.
     Не скрыл изумление:
     — Все так быстро.
     — Как иначе, если за дело взялся я? — хвастливо спросил командир. — Соркуру ничего не оставалось, как уступить и поддержать мое решение. Отказать советнику Хабюту — выше его полномочий. А даже не будь я советником, что тогда? Смерть ходит рядом, Эрберон. Сидеть и не предпринимать действий — не лучшее решение. Я пообещал, что мы, завладев роботом, вернемся и поможем. Короче, завтра днем с нами пойдут тридцать профессиональных воинов. В придачу возьмем все три ручных огнемета.
     — А башню чем защищать? — подозрительно поинтересовался.
     — К чему она? — не понял комбинатор. — В башню не вернемся.
     — Обалдеть! Оставим на верную смерть хабютштайнцев!
     — Опять за свое? — устало спросил Бонапарт. — Только что обсуждали, что жертвы необходимы.
     — Не понимаешь? Мы неизлечимые сволочи, уроды, если пойдем на это!
     — Эрби, Эрби, — вздохнул деревянный полководец, — правитель с тебя — никакой. Может, тебя это успокоит, знай, огнеметы завтра-послезавтра будут негодны. Обитатели башни, если умрут не завтра, так послезавтра. Дополнительный день — великая роскошь?
     — Бездушный монстр! — выкрикнул, расхаживая по комнате.
     Командир не находил нужных слов, посему посчитал, что лучше промолчать. Я остановился:
     — Наполеон, ты командир отряда, верно?
     Бонапарт, предчувствуя подвох, завуалировано сказал:
     — Минуту назад был еще им.
     — А я один из членов отряда, который обязан тебе подчиняться?
     — По логике — да.
     — Но я могу в любой момент покинуть группу, и тогда, выходит, существование отряда не будет иметь смысла. В результате, твоя должность командира — пшик.
     Бонапарт сузил глаза.
     — Приходим к выводу: я не простой подчиненный, а как минимум второй командир, даже, возможно, выше.
     Наступило молчание. «Тайный советник Хабюта» признал поражение:
     — Что предлагаешь?
     — Ничего сверхъестественного: возьмем два огнемета, а один оставим. Поскольку им умеют пользоваться только воины, оставим еще пять бойцов. Получается, с нами пойдет два с половиной десятка солдат и два огнемета.
     — Последняя фраза лишняя, я умею считать, — холодно молвил Бонапарт. Встал и направился к двери. — Пусть будет по-твоему, но пеняй на себя.
     Он взялся за ручку, собираясь выйти. Я напоследок весело спросил:
     — Завтра мы будем управлять роботом?
     — Не мы, а ты, — не выражая эмоций, оглянулся Наполеон. — Я знаю, как забраться в кабину управления, остальное мне неведомо. Управлять роботом — будешь ты, ибо механизм заточен под тебя. Император Эрберон — ездил на нем, значит, и ты сможешь.
     — Как? Я совершенно не разбираюсь в технике!
     — Вся ночь впереди, подучи.
     Дверь захлопнулась.
     С запозданием сообразил, что необходимых книг под рукой нет. Черт, вообще нет никакой книги! Паршивец, испортил весь отдых! Пришел, увидел, напоганил в душу! Вот вам и друзья.
   
    22
   
     Крепостные, обитатели башни, собрались на плацу вокруг солдат. Кто-то плакал, кто-то смеялся. Воины не показывали слабости, держались уверенно с гордо поднятыми головами. Задача перед ними стояла не с легких — дойти к Центральной площади через орду насекомых. Следует отметить, бойцы не зря ели свой хлеб. Очаг паники не разгорался и глубоко сидел в каждом.
     Я влился в ряды солдат. Старый изорванный плащ выкинул, набросив на плечи новый серый. Прикрепил ножны, подаренные наместником, в которых умещались два клинка. Сиял, как новая копейка. Гарь отдал предпочтение остроконечному копью. В углу, поодаль от всех, сидел еж, обхватив лапками голову — вчерашний алкоголь был дешевого качества. Мелфа пока не спустилась.
     Поднялись восторженные крики толпы. С башни спускались Соркур и Наполеон. За ними прихрамывая на левую ногу, следовала кошка. Великий полководец бегло осмотрел бойцов, отмечая готовность армии. Потом, сделав определенные выводи, касательно состояния войск, выстроил квадрат, по пять в каждом ряду. Впереди и сзади поставил огнеметчиков. Гарь и ежа направил занять место в центре, сам с Мелфой стал впереди возле огнеметчика. Мне, со стороны наблюдавшим за перемещениями бойцов, приказал стать в конец. Определив каждому место, Бонапарт не произносил долгую речь, лишь проговорил пару слов о предстоящем деле. Тем не менее этого хватило в достатке. Воины восторженно заревели.
     Соркур отказался покидать пределы башни, обосновывая тем, что без его организаторских способностей оставшиеся не выживут. Никто не спорил. Ольвия не вышла пожелать мне удачи, замкнувшись в своей комнате. Благодаря моим стараниям. Утром хотела зайти ко мне, но я, бранясь, выгнал ее. Приказал не попадаться на глаза, что она послушно и делала. Ее плач не переставал отдаваться в голове.
     Ощущал себя свиней. Осознавал, что поступил жестоко и неправильно, но не находил мужества смотреть ей в глаза. Я предам ее, как и всех хабютштайнцев. Продолжать врать — увы, знал, что не сумею.
     Железные ворота открылись, и солдаты организовано вышли. Трупы обгорелых жуков лежали нетронутыми на тех же местах. Мы не останавливались. Живые гигантские жуки не показывались с укрытий. Квадратная колонна войск без сопротивления пересекла площадь и ступила на узкую улочку.
     Я и огнеметчик в серебряном костюме — своеобразный арьергард — постоянно посматривали назад. Дыхание товарища стало тяжелым. Черт, куда они делись? Покинутые дома провожали колонну грустными окнами-глазами. Страх разъедал психику. Сдавалось, что за каждым зданием затаились монстры и вот-вот бросятся в атаку.
     Я крепче сжал рукоятки мечей. Огнеметчик сглотнул.
     Мы вдвоем смотрели назад. От нас зависело многое. Секунда невнимательности и смерть всей колонне. Все молчали, прислушивались. Город затих. Ненормально тихо. Еще вчера вечером столица гудела завоевателями. Может, они ушли из Хабютштайна?
     Не мечтай, Андрей! Соберись! Смотри и не думай!
     Вовремя взял себя в руки. Огнеметчик пустил струю пламени. Жуки, кинувшиеся из-за угла, дымились. Однако других это не остановило, они отбрасывали обугленных родичей и занимали их места. Спереди тоже заработал огнемет. Со всех сторон атаковали. Мы попали в западню.
     Сквозь стену пламени пробрался дымящийся монстр. Я подбежал и взмахом клинка перерубил опасные жвала. Раненное чудище, борясь с непостижимой болью, кинулось обратно. Огнеметчик, вдавливая кнопку, не прекращал поливать огнем.
     Колонна распадалась. Солдаты, позабыв о дисциплине, покидали места. Звенело оружие.
     К спине огнеметчика кралась тварь. Я заслонил брешь собой. Жук не сильно огорчаясь смене цели, побежал на меня. Я не успел нанести удара, потому что один из солдат устремил в бок монстра острие копье. Жук, истекая синей жидкостью отступил.
     Огнеметчика отрезали от колонны. Он, целиком погрузившись в сражение, не замечал, что отдаляется. Я выругался и поспешил к нему на помощь.
     — Назад! — орал, но шум оружия заглушал мои попытки докричаться. Я в последний момент подоспел и отразил удар, какой должен был убить солдата. Я присел и сделал выпад. Переломав три лапки, жук не удержал равновесие и упал. Он жил, но не мог передвигаться — опасности не представлял.
     — Куда лезешь! — прокричал я и потянул за серебряный комбинезон.
     Огнеметчик повернул шлем. Из-за стекла недоуменно глядела лохматая медвежья морда.
     — Отходи назад!
     К счастью, боец догадался, что от него хотят и подчинился. Жуки отступали, покидая на произвол раненных сородичей. Первый бой мы выиграли. Колонна потеряла семь единиц солдат, еще один был смертельно ранен. С разорванного живота лезли кишки. Бонапарт, посмотрев на рану, не задумываясь, перерезал горло воину. На лице солдата застыла улыбка.
     Перегруппировавшись, колонна продолжила движение. Противный запах обгорелых тел остался позади. Жуки уже не таились. Ими кишело. Однако они шли на расстоянии недосягаемости огня.
     Колонна свернула на другую улицу. Монстры щелкали — переговаривались.
     — Наверно, решают, как лучше нас прикончить, — со знанием дела сказал огнеметчик.
     Я не ответил. Обагренные синей кровью клинки, угрожающе посматривали на тварей.
     Черт, они нас ведут! — запоздало меня осенило. Наверняка ждет впереди сюрприз. Разве они умеют думать?
     Что-то сверху упало. Я обернулся. С крыши дома свалился жук и придавил трех бойцов. Падение не прошло бесследно, тварь-камикадзе погибла. Воспользовавшись сумятицей, монстры предприняли вторую атаку. Медведь сразу отреагировал. Перед ним возникла стена из огня. Жуков, однако, это не остановило. Не боясь смерти, твари проникали в жаркую стену.
     По опыту первого боя знал, что от меня требуется. Защищать огнеметчика. Дымящий монстр выглянул с пламя. Я тут же всунул впасть острие меча. Жвала напрасно бились о клинок. Со стороны подоспел следующий соперник, умудрившийся не попасть под огонь. Оставшись с одним мечом, я занял оборонительную стойку. Опьяненное успехом насекомое, пренебрегая основами защиты, кинулось в нападение. Я подпрыгнул и оседлал панцирное создание. Взявшись двумя руками за рукоятку, поднял меч и с разгону пробил панцирь. Клинок, пробравшись через толстую оболочку, погрузился в мягкое тело. Враг обмяк.
     Я поднял взор и посмотрел на медведя. Ужаснулся.
     Обугленное существо, умирая жуткой смертью, пробралось сквозь пламенную стену и с последних сил клацнуло жвалами. Острия пробили комбинезон и впились в плоть бойца. Брызги крови разлетелись в разные стороны. Шлем слетел с головы. Медведь, намертво зажав кнопку, пуская струю пламени, падал на спину. Лохматое лицо огнеметчика, не понимая, как такое несчастье случилось, выражало удивление.
     Важный редут обороны пал. Колонна находилась в шаге от полного истребления.
     Я скатился со спины мертвого недруга и побежал. Кроме огнемета для меня ничего не существовало. Все остальное, словно смылось, исчезло, ушло на второй план. Чего бы это не стоило, но я должен к нему добраться!
     Жуки, несдерживаемые больше огнем, дружно двинулись на оголившуюся спину храбрых воинов. Ударили в бок, и я отлетел на товарищей. Тем не менее не смирился с неудачей. Поднялся на ноги и с голыми руками побежал навстречу панцирным тварям. В шаге от столкновения, я пригнулся и проскользил под жуком. Оказавшись за его спиной, не остановился и продолжил бег. Уворачиваясь от монстров, все-таки добрался до нужного места. Пальцы, подобные шаловливым детям, искали шланг и снимали ранец. Сверху навалился жук и придавил. Не обращая внимания на неудобство, я перевернулся, направил шланг на чудище и нажал кнопку. Вспышка озарила тесное пространство между мной и жуком. В который раз благодарил судьбу, что она избавила тело от мяса, шкуры и органов, иначе бы не обошлось без ожогов.
     Монстр задвигал лапками и кинулся наутек. Я встал на одно колено и начал вертеться вокруг оси. Пламя безжалостно жгло гигантских насекомых. Обугленная плоть вызывала рвоту.
     Я зловеще хохотал:
     — Нравиться, ублюдки? Вижу, что нравиться! Получайте!
     Жуки неорганизованно отступали. Менее сообразительных родичей затаптывали. Чудищам не чуждо понятие самосохранения. Панцирные танки, опустив голову, признавали поражение.
     — Трусы! — не прекращал я злорадствовать. — Позор!
     Когда твари скрылись, опустил шланг и склонил череп. Тихо повторял про себя:
     — Победили, мы победили…
     На плечо опустилась рука, и я поднял голову. Порванный сюртук свисал на Бонапарте. Шляпа, к удивлению, не пострадала. Наполеон гордо произнес:
     — Молодец.
     Не ответил.
     — Ты спас всех нас, — и добавил. — Однако праздновать успех рано. Выиграли бой, но не победили в войне. Они, Эрберон, вернуться. Надо идти.
     Я кивнул и выпрямился. Ранец удобно висел на спине. Огнеметчик умер, да здравствует новый огнеметчик!
     Осмотр состояния бойцов вызвал новую волну пессимизма. Вместе с ранеными отряд насчитывал четырнадцать единиц. Трое с них не в состоянии продолжать путь. Один лишился глаз, другой расстался с ногами, третий исполосованный глубокими ранами бился в горячке. Жить осталось ему не долго. Двое добровольно требовали немедленной смерти, что им и предоставили. Последний с троицы, ослепший, отказался умирать, просил, чтобы над ним смиловались. Он осознавал, что будет обузой, посему просил оставить его здесь. Просьбу калеки исполнили.
     Ежик тоже пострадал. Задняя ножка кровоточила. Мелфа вся в синяках отрешено смотрела в одну точку. Гарь, как настоящий супергерой, без ушибов вышел из стычки.
     Я приблизился к охающему зверьку и аккуратно, чтобы не причинить боль, поднял:
     — Я тебя понесу.
     — Хорошо, что сам додумался, ведь меня знаешь, я бы не попросил о помощи, — созналось колючее животное.
     — Сильно болит?
     — А то! — скривился зверь. — Не чувствую лапку. Эх, будь в загашнике сигара, закурил, и боль моментально бы исчезла.
     — Да ну? — усомнился.
     Еж нахохлился:
     — Не веришь? За свою недолгую жизнь в стольких потасовках участвовал, не сосчитать на одной лапке. Это, что только что произошло, цветочки, по сравнению с тем, — убеждал друг. — После стычки всегда курю, и боль перестает ощущаться.
     Пришлось подыграть:
     — Фантастика! Следующий раз на себе испытаю это лечение.
     — И не прогадаешь, — заверил ежик.
     Присоединился капитан и сказал:
     — Давай мне ежа, я его понесу.
     — Как я популярен! — обрадовалось пострадавшее животное.
     Я повеселел:
     — Ревнуешь, Наполеон?
     Бонапарт серьезно объяснил:
     — У тебя огнемет в руках, во время боя можешь случайно обжечь ежа.
     Зверек запаниковал, глазки увеличились:
     — О! Отпусти! Хочу жить!
     Командир говорил разумно. Я передал зверька в руки деревянного полководца. Бонапарт сказал:
     — Собирайся да идем. Осталось немного.
     От памятника нас разделяла улица и широкая площадь. Немногочисленный отряд пошел дальше. Жуки не показывались, стало быть, залечивали раны и перегруппировывались. Следующая потасовка должна стать последней.
     Слепец грыз ногти. Линии крови, берущие начало с глазных проемов стекали в рот и капали на грязные пальцы. Он не пожелал принять легкую смерть. Когда мы скрылись за углом, донесся жалобный крик незрячего. Твари решили ему помочь.
     Выйдя на Центральную площадь, мы побежали. На открытом пространстве легче окружить жертву. Жуки, как по зову, высыпались на площадь. Огнеметчик в авангарде расчищал дорогу. Я, как и прежде, шел замыкающим. Частые оглядывания через плечо подсказывали, если не успеем к памятнику, выжить шансов нет. Подпустив тварей в зону досягаемости, я надавил кнопку. Наиболее активный жук, загоревшись, повернул вбок и завалил другого насекомого. Монстры, переступив через неудачливых сородичей, продолжали погоню.
     Статуя-робот росла по мери приближения. Время, разумеется, неудачное, однако я рассмотрел великолепное творение забытых. Робот высотой, как десятиэтажный дом. Формой нагадывал безголового человека. На плечах прикреплялись металлические квадратные конструкции, что, как подсказывала интуиция, являлись ракетными установками. Правая рука заканчивалась огромной пушкой, а левая тремя пальцами. Массивные ноги, не гнувшись, твердо держали многотонную машину.
     — К правой ноге, там лестница! — кричал Бонапарт.
     Жаль, что не левая, придется дальше бежать.
     Еще одно чудище, опалив ноги, вышло с игры.
     Огонь не сдержал врагов, и они врезались в середину колонны. Мускулистый солдат, со вспоротым животом оставаясь в сознании, повис на голове монстра и бил по ней длинным кинжалом.
     — Не останавливаться! — неустанно вопил командир.
     Пламя уменьшалось. Не желая в это верить, понимал, горючее заканчивается. В самое нужное время! Я, отстав, начал догонять отряд. Сбросил бесполезный ранец. Пробегая мимо гигантской металлической ноги, я своевременно отскочил. Жвала твари не зацепив костей, прорезали воздух.
     Почти все забрались на лестницу и поднимались верх. Огнеметчик стоял снизу и оградил пламенем лестницу. Я, поравнявшись с неустрашимым солдатом, подпрыгнул и повис на лестнице, потом подтянулся. Ухватившись рукой за ступень, другую протянул бойцу. Огнеметчик поднял лицо. Сквозь стекло шлема проглядывали умиротворенные глаза. Я растерялся — он готов умереть. Пришло понимание, что он не сможет подпрыгнуть на достаточную высоту вместе с тяжелым ранцем. А сбросить его и повиснуть на ступенях лестницы не успеет.
     Орды жуков все прибавляли — нигде яблоку упасть.
     Я начал спускаться и… Застыл. Струя огня резко прекратилась. Огнемет остался без горючего. Бойца разорвали на части. Окровавленное тело скрылось под жуками. Проклиная все живое, я полез наверх. Лестница вела на уровень бедра робота и заканчивалась перед отворенной настежь дверью. Переступил через высокий порог и зашел внутрь. В центре небольшой комнатушки прикреплялась еще одна лестница. Поднялся и в конце пролез в круглое отверстие. Попал в просторную комнату. Кабину управления. Повсюду стояли механизмы с рычагами и кнопками, в центре кожаное кресло. Дальняя сторона комнаты заканчивалась сплошным стеклом.
     Команда расхаживала, с любопытством рассматривая диковинку. Даже ежик освободился от опеки Бонапарта и, не ступая на раненную лапку, осматривал сердцевину робота.
     Я озадачился:
     — Почему прежде никто не забирался сюда? Чтобы догадаться открыть дверь не надо иметь мозговитую голову.
     Наполеон довольный результатами работы пояснил:
     — Верно, не надо. Но к твоему сведению, дверь просто так не открывается, выломать ее тоже нельзя. Замок запрограммирован таким образом, что отпирается при произнесении определенной фразы.
     — Сезам, откройся? — шутливо предположил я.
     Капитан, по-видимому, не понял смысл слов и продолжил:
     — Нужные слова фактически никто не знает, потому что император Эрберон с усердием хранил тайну. Конечно, кому-то с приближенных он проговорился, из-за чего секрет вырвались наружу. Тем не менее, приближенный советник умел хранить тайны. За тысячи лет, смотри, роботом никто не завладел.
     Я удивился:
     — Откуда известно?
     Командир разошелся в самодовольной улыбке и туманно ответил:
     — Чего только не знаю.
     — Повезло, что ты владеешь скрытыми знаниями, а не враги.
     — Не совсем так, — прозвучал незнакомый голос.
     С тени помещения на свет вышли птицеголовые. Четыре инквизитора заняли углы прямоугольной комнаты. Команда совершенно поражена внезапностью нежданных гостей собралась вместе. Нас окружили.
     Один с инквизиторов уточнил: 
     — Смотря, с какого угла смотреть: для нас вы враги — мятежники Империи.
     Деревянный полководец, лишившись хорошего настроения, спросил:
     — Как узнали тайные слова?
     — Император знает, — не углубляясь в детали, ответил птицеголовый.
     Бонапарт задал другой вопрос:
     — Но откуда знали, что мы будем здесь?
     Эмоций инквизитора за маской невозможно различить, но наверняка он злорадствовал. Птицеголовый поднял руку и подозвал к себе кошку:
     — Мелфа, подойди.
     Кошка, не медля, оставила друзей и, склонив голову, подчинилась. Инквизитор обнял ее:
     — Император благодарит тебя за неоценимую помощь.
     Я отказывался в это верить, но происходящее не давало усомниться — предательство! И кто? Мелфа! Нет, нет, не верь! Разве не самоотверженные усилия Мелфы помогли дойти так далеко? Безусловно, она что-то задумала!
     Ежик не хотел мириться с новым поворотом судьбы:
     — Мелфа, куда пошла? Возвращайся!
     Кошка не двигалась. Наполеон не выдержал:
     — Как могла?
     Она застенчиво подняла глаза:
     — Давно служу Императору. По его непосредственному приказу вступила в клан «Истинного» и сообщала ему ваши планы.
     Никто не осмелился прерывать девушку. Она уверенней продолжала:
     — Да, это я известила прислужников Императора, что Эрберон находиться в плену Дала. Да, это я рассказала, где и когда члены «Истинного» собираются его спасать.
     Командир пробубнил:
     — Теперь ясно откуда тогда взялись инквизиторы.
     — Именно, — подтвердила кошка. — Все шло по плану, но никто не учел, что ты, — указала на меня пальцем, — одолеешь в равном бою птицеголового.
     Я опешил:
     — Но ты тоже дралась против инквизитора!
     Мелфа рассмеялась:
     — Играла роль, а не сражалась. Упала от одного удара, который, по сути, и не зацепил.
     Лжет! Хочет войти в доверие слуг Императора! Я сделал вторую попытку:
     — Но для чего привела к шару, который отнес нас к Людовику?
     — А что оставалось? — недоумевала кошка. — За нами гнались стражники, солдаты князя Набброджы. Отдать ему тебя — было бы ошибкой. Я выбрала с двух зол наименьшее — отвела к «Истинным».
     — Не верю!
     Наполеон взял эстафету:
     — Не понимаю, а когда успела оповестить настоящих друзей, куда мы движемся? Ведь ты, как и все, узнала маршрут, когда мы отправились в дорогу. Ты всегда была с нами!
     Мелфа повеселела:
     — Помните границу Ядустана? Как, по-вашему, сумела добиться пропуска? Ну конечно, как и думала, никто не задумывался. Проясню: пришлось капитану патруля показать вот эту грамоту, — из внутренней стороны жилетки достала небольшой лист бумаги, — где за подписью и печатью Императора сказано, что я его тайный сотрудник. Я приказала букентавру передать инквизиторам в столице Ядустана, что мы через пару дней будем в Хабютштайне и захотим завладеть роботом.
     Бонапарт гневно выговорил:
     — Глупый Людовик! Из-за неудержимого языка все провалилось.
     Кошка подняла бровь:
     — Думаешь, раньше не знали, что Дух Металла не обыкновенная статуя, а робот? Наивный. Развею и этот туман: знали уже давно. И заходили сюда в кабину управления, однако дальше не могли продвинуться. Робот не подчинялся. Пришли к выводу — да, роботом сможет управлять только Эрберон. Об этом позаботились величайшие техники-изобретатели Бескрайней Кхарахи. — Мелфа жевала губу. — Вопросы еще есть?
     Раненный зверек взял слово:
     — Не вопрос, а констатация факта: ты сука!
     Уверенность, что кошка блефует, исчезла. Я хрипло вымолвил:
     — Как могла?
     Птицеголовый отодвинул предательницу:
     — Не обессудьте, но пора заканчивать, надеюсь, не опечалитесь. Но для начала хочу обратиться к людям Хабюта. Вы за кого: за ересь или за Императора?
     Два солдата, оставшихся после битвы с жуками, без долгих раздумий покинули нас и присоединились к птицеголовым.
     — Мудрое решение, — одобрил инквизитор, — а теперь перейдем к окончанию беседы. Согласны?
     Не дожидаясь ответа, птицеголовые приближались. Мелфа ухмылялась. Солдаты, сбитые с толку, не двигались.
     Инквизитор предупредил:
     — Эрберон, поверь, теперь знаем твою силу, поэтому недооценки не будет.
     Гарь, я, Наполеон и Ежик прижались.
     Все кончено.
     Император победил.
   
    23
   
     Гарь вышел вперед. Обугленное существо, черное как тень, расставило руки. Птицеголовых непонятное действие неприметного существа не остановило.
     Наполеон ужаснулся:
     — Ты умрешь!
     Туловище Гари покрылось трещинами, из которых исходило сияние. Черная скорлупа отваливалась кусками. Обновленные части тела горели. Перерождавшийся приятель медленно обернулся. Новые глаза излучали печаль. Прежняя кожа отвалилась и оголила лоб.
     Бонапарт затих, словно проглотил язык.
     Я недоумевал, перескакивая глазами то на капитана, то на Гарь. Инквизиторы на секунду остановились, но затем, одолев сомнения, продолжили сжимать капкан.
     Догадался, кого в новом облике напоминал Гарь. Забытого. Защитная скорлупа с твердого материала лежала кусками у ног огненного существа. Забытый кивнул, словно прощался. Я сжал пальцы. Живой факел отвернулся.
     Бонапарт тряхнул деревянной головой, торопливо взял в руки зверька и, прижав его к груди, пригнувшись, сел спиной к Гари. Дальше комнату озарила яркая вспышка. Я рефлекторно закрыл лицо руками.
     Послышался неистовый крик.
     Нижние конечности ощущали твердый пол. Облегченно выдохнул — я цел. Птицеголовым не повезло. В беспорядке размахивали руками и бегали. Они горели. Мелфина шерсть тоже воспламенилась. Два солдата-хабютштайнца упали и корчились от боли.
     Я оттолкнул горящего инквизитора, который случайно, обезумив, бежал на меня. Наполеон поднялся с пола и торопливо снимал горящий сюртук и шляпу. Зверь, благодаря расторопности капитана, остался в порядке — ненасытное пламя его не коснулось.
     Наконец, взгляд остановился на куче пепла. Все, что осталось от Гари. Он пожертвовал жизнью.
     Ради меня.
     Я хотел рыдать.
     Сколькими друзьями должен пожертвовать, чтобы стать императором?  Налетевшая горечь не позволяла увидеть, как плащ, висевший на мне, тлел.
     Приспешники Императора падали от боли. Многочисленные раны не оставляли шансов соперникам. Воняло паленым мясом. Обугленные существа перестали дергаться. Умерли.
     Я сделал шаг и присел на корточки. Пальцами взял щепотку пепла. Все, что оставил после себя Гарь. Пройти длинную дорогу жизни для того, чтобы лишить пепел. В этом ли смысл жизни?
     Капитан вывел меня с задумчивости:
     — Ты в порядке?
     — Да.
     Еж носиком дотронулся моей ноги:
     — Он пошел на это осознано.
     Я выпрямился:
     — Знаю, — и добавил. — Он поменял жизнь на мою свободу. Равноценная сделка?
     Приятели промолчали.
     Мысленно попрощавшись с бесформенными останками Гари, я встал и перешел к обугленному трупу кошки. Разившее вонью тело мало чем напоминало Мелфу. Я ее не пинал. Она получила достаточное наказание.
     Очередь перешла к птицеголовым. Однако Бонапарт не разрешил снимать маски.
     — Почему? Мелфа раньше мне тоже не позволила смотреть в лицо инквизитора.
     Наполеон разъяснил:
     — Инквизиторы — полуживые создания. Они не родились в Хаттбаде, их сотворили в Замке Императора. Ученые наделили их громадной физической силой и незаурядным умом. Однако у них есть недостаток. Маску носят не для красоты, она скрывает их нос. Точней, третий видящий глаз, каковой находиться на его месте.
     Я скривился. Деревянное существо продолжало:
     — Этот глаз — бич инквизиторов, слабое место. Если в него посмотреть — инквизитор тут же умирает. А тот, кто глянул, вселяется в его тело.
     — Что здесь плохого? — недоумевал я. — Например, я не прочь обменяться телами.
     — Дослушай, не все так просто. Душа переселиться, но ты потеряешь разум. Забудешь свое имя, всех кого знал, но самое ужасное, мысли не будут находить покой. То есть, превратишься в идиота. Правда, игра не стоит свеч?
     — Убил мечту, — расстроился. — Но почему Мелфа не разрешила мне расстаться с памятью?
     Командир задумался:
     — Сложно сказать, похоже, Император дал приказ привести тебя в здравом уме.
     — Зачем?
     — Я Император? Откуда мне знать?
     — А предположения?
     Бонапарт почесал затылок:
     — Кто знает, что вертеться в голове Императора. Вариантов много.
     Зверь вмешался в разговор:
     — Не тошнит? Давайте очистим для начала комнату от трупов, а после продолжите беседу.
     Слова ежа имели резон. Не откладывая дел на потом, взялись за уборку. Жуки одобрительно клацали жвалами, когда на их головы посыпались трупы. Тело Мелфы бросили последним.
     Еж и Наполеон меня не уговорили. После долгих споров все-таки приняли мою точку зрения. Я настоял оставить пепел. Пересыпав останки Гари в металлическую коробку, поставили ее в угол. Думаю, погибший приятель оценил бы этот поступок. Живим или мертвым, но он дойдет до конечного пункта путешествия.
     — Садись в кресло. Нужно убираться с этого города, — сказал капитан.
     Я колебался:
     — Я не в курсе как править машиной, да и взрыв наверняка вывел из строя механизмы управления.
     Бонапарт вывел туман с головы:
     — Во-первых, тебе не нужно обучаться управлять машиной. Разве учился фехтовать? Нет. Так и здесь. Главное, ты Эрберон, робот тебе беспрекословно подчиниться.
     — Я его часть — скелет!
     — Не суть важно. Машину не интересует тело, ей нужны мысли хозяина. А во-вторых, касательно первого вопроса, взрыв не в силах причинить вред. Металл такого сплава, что выдержит любое потрясение. Народ забытых делает не на века, а на тысячелетия.
     Речь друга убедила, и я уселся в кожаное кресло. Сразу загорелись кнопки, заработали механизмы. Шумел рев моторов. С потолка на череп опустился шлем. Пальцы рук сжали джойстики. На стекле шлема с левой стороны возникли очертания робота, своеобразная панель состояния машины. В центре снизу приняла очертания панель боекомплектов, показывающая, сколько снарядов осталось в наличии. По центру находился маленький кружок — прицел. Кроме перечисленного, экран изобиловал другой информацией, но пока непонятной. Не унывал, практика позволит вспомнить забытое.
     Потянул на себя правый джойстик, что заставило поднять руку робота. Поднял поочередно правую и левую ногу — машина сделала два шага.
     За спиной радостно завопили приятели. Робот действует!
     Я нагнулся. После того как Дух Металла сделал тоже самое, различил, что происходит снизу. Жуки бросились врассыпную. Два необдуманных шага придавили с десяток насекомых. Панцирные чудища, завидев смерть сородичей, не желали испытывать своенравную судьбу.
     Палец нажал на кнопку. С руки-орудия вылетел снаряд и упал в гущу жуков. Взрыв поднял в воздух части тел монстров. Гигантские твари как можно быстрее убирались с площади.
     — Удовлетворен? — спросил сзади Бонапарт. — Машина мечта!
     — Хочу тоже пострелять! — требовательно кричал зверек.
     — Робот слушается только Эрберона. — огорчил Наполеон. — Тебе такое удовольствие невозможно.
     Зверь надул щеки:
     — Как всегда — все лучшее Эрберону!
     Сполна навеселившись стрельбой по живим мишеням, я довольно сказал:
     — Будто поиграл в шутер на компьютере.
     Ежик в ответ хмыкнул. Бонапарт красноречивее оказался за колючего дружка:
     — Рад, что тебе понравилось, Эрберон. Но не думаешь, что пора идти к памятнику?
     — Наверное, ты прав, — без особой радости я согласился.
     — Разворачивайся и пошли, — командир подошел к сплошному стеклу. — Хорошо, что додумался заправить огнеметы до полного бака. Представь, что бы произошло, если горючее закончилось раньше?
     — Страшно гадать, — произнес я.
     — Смерть всем. Нет, конечно, ты бы остался жив, но все мы…
     Наполеон продолжал говорить. Я огородился невидимой стеной и задумался над словами приятеля. До полного бака… Черт!
     — … сомневаюсь, что ты…
     — Стоп, Наполеон! — прервал я. — Где взял горючее, чтобы заполнить баки? У хабютштайнцев не оставалось излишков.
     Деревянный товарищ растерялся:
     — Эрберон, пойми…
     — Сволочь! Ты их всех погубишь!
     Капитан не нашел, что ответить.
     Я повернул вбок джойстики и машина начала разворачиваться. Металлические руки задели стены дома, сотворив неприятный звук. На экране появились очертания башни. Быстро задвигал нижними конечностями — робот перешел на бег.
     Как мог забыть? Ольвия прости! Я иду!
     Пару насекомых-неудачников хрустнули под ступнями робота. Творение забытых, как стрела, выпущенная с лука, летела на помощь.
     Душа подсказывала, что защитники башни стоят на пороге смерти. Надеюсь, на этот раз интуиция ошибается.
     — Возвращаемся? — удивился зверек.
     — Да, — кратко я ответил.
     — Разве не к памятнику надо?
     — Успеем, здесь остались незаконченные дела.
     Еж не уточнил, какие именно, вероятно, мой безмятежный тон возымел должное действие. Бонапарт не осмелился открыть рот. Хочу верить, что он осознал ошибку, оставив хабютштайнцев без горючего для огнемета.
     Опасения преобразовались в явь. Полчища панцирных тварей оккупировали стену башни. Становясь друг на друга, перебирались через защитную ограду. Мы не успели…
     Ствол заработал. Снаряды ложились кучно, в пределах контурах цели. С установок, прикрепленных на плечах, вылетели ракеты, оставляя за собой хвост дыма. Повсюду образовывались вспышки огня.
     Жуки в панике разбегались. Я поднял высоко ногу, позволяя роботу переступить через стену. Ситуация во внутреннем дворе не радовала — насекомые ворвались в башню.
     Подвел робота к стене. Снял шлем и сказал:
     — Я пошел.
     — Я с тобой, — вызвался капитан и на мой невысказанный вопрос добавил. — Хочу исправить вину.
     Пожал плечами:
     — Ты хозяин барин, тебе решать.
     Ежик не отличался геройством:
     — Не забудьте прихватить на обратном пути выпивку!
     Спустились по лестнице и открыли дверь. Стена башни на расстоянии метра находилась от робота. Без особых затруднений перебрались через проем в башню. По ступеням винтовой лестницы тянулись следы крови. В луже темно-красной жидкости лежал обрубок руки хабютштайнца. Везде доносились звуки клацаний жвал и стук лапок.
     — Наверх, — скомандовал деревянный полководец, — единственный шанс оттянуть смерть, это забраться на самый верх. Хабютштайнцы, полагаю, мыслили также.
     Я кивнул. Мы находились, как указывал номер на стене, на пятом этаже. Таким образом, проведя не сложные расчеты, впереди ждет десять этажей.
     Удача сопутствовала, захватчики пока не встретились на ступенях. Только на седьмом этаже показались спины монстров — они обследовали квартиры. Между восьмым и девятым лежал мертвый жук и три трупа защитников — все девушки. Осмотрел каждую и облегченно выдохнул — Ольвии среди них нет.
     Когда одолели ровно половину пути, встретился жук, нас ожидающий. Он не торопя события, медленно спускался, разинув пасть. Бонапарт отвлек его, а я, воспользовавшись моментом, воткнул клинок в незащищенную часть туловища.
     Неслись вперед.
     Тринадцатый этаж дался с трудом. Четверка насекомых, проявляя сообразительность, дала серьезное сопротивление. Однако наша настойчивость перевесила. Прикончив тварей-переростков, не двинулись выше, а обследовали этаж. Неспроста ведь тут собрались целой компанией. Поиски не принесли результата — помощь подоспела поздно. Жуки до нашего прихода успели убить полдесятка жителей Империи.
     Угнетенными оставили безжизненный этаж и продолжили подъем.
     Следующий уровень также не стал прогулкой. Жуки ожесточенно рвались в бой, проявляя отвагу. Синяя кровь ручьями лилась по ступеням вниз. Мы выстояли в неравной схватке. Наполеон вытер рукой лицо от синеватой жидкости:
     — Не устал, Эрберон? — и, услышав ответ, одобрительно сказал. — Другого и не ждал. Вперед!
     Последний пятнадцатый этаж. Я одновременно ликовал и боялся. Вдруг не успели и все старания напрасны? По звукам было ясно — насекомых там тьма. Но этот факт давал надежду, значит, защитники еще держаться.
     Ольвия, я пришел!
     Словно опьяненный, перепрыгивая через ступеньки, мчал на помощь. Бонапарт не отставал. Вид открытых дверей ведущих в просторный зал вызвал ярость. Захватчики прорвали оборону!
     Ворвавшись в зал, я на мгновение окаменел — уперся рукой за дверь. В помещении, являвшиеся храмом, пировали десятки насекомых. На полу лежали изувеченные трупы имперцев. Перед алтарем два жука не поделили безжизненное тело, каждый тянул в свою сторону. Всюду преобладала красная кровь.
     Я заревел и, размахивая мечом, как крутящийся винт вертолета, кинулся на группу монстров. Всадив клинок в спину крайнего жука, я кувыркнулся и ухватился за жвала другой твари, пытаясь их разорвать. Однако старание не вознаградилось, и меня отшвырнули на алтарь. Сильно ударившись спиной, упал на четвереньки. Вбок врезался жук и меня снова отбросило.
     Со стола я взял подсвечник и взмахнул им перед монстром. Огоньки остановили чудище. Временная передышка позволила подвестись. Затем я бросил в его сторону подсвечник и сам пригнул следом. Сжав голову твари, пальцы нашли глаза и проткнули их. Бешено размахивая головой, жук избавился от меня и я отлетел.
     Несмотря на падение, потирал руки — еще один соперник вышел с игры.
     Подоспел Бонапарт и протянул руку. Я не отказался от помощи и встал.
     Навстречу бежал обезумевший монстр. Я увернулся, а капитан упал ему под ноги и поднял клинок острием верх. Промчавшийся над ним жук с распоротым брюхом врезался в стену.
     Объединив усилия, дело пошло лучше. Попытки чудовищ заканчивались крахом. Иногда задевали нас жвалами, но мы, бессмертные, не обращали на укусы внимания. Насекомые не имели шансов. Битва завершилась нашей безоговорочной победой.
     Перебив врагов, начали искать выживших. Несуществующее сердце разболелось. Все погибли. Вот труп Эмели, Соркура и многих других… Тело Ольвии не находил. Быть может, голову сожрали жуки и вот это у дверях безголовое тело и есть разыскиваемая девушка? Да нет, торс мускулистый…
     Я осознавал, что вел аморально. Умерли многие, но жалел только Ольвию и никого больше. Если разобраться, пришел сюда, чтобы спасти ее, а не других. Если не она, сознаюсь, я бы не вернулся. Неужели превращаюсь в истинного владыку? Спокойно и без сочувствия наблюдая за смертью своего народа.
     — Они молились духам, прося у них защиты…
     Голос Наполеона отвлек от размышлений.
     — А те не пришли на помощь, — закончил я мысль.
     Командир повернулся и сухо выговорил:
     — Эрберон, мне жаль, но она, скорей всего, умерла.
     Как догадался, что я ищу Ольвию? О ней не говорил. Я непреклонно произнес:
     — Она жива.
     Бонапарт потупил взор:
     — Я сожалею, — и отошел.
     Он остался при своем мнение. Я до хруста сжал пальцы.
     Нет, не хочу верить! Чем провинился, что со мной так жестоко обходиться жизнь? Потери друзей, любимой… Сколько еще умрет близких мне личностей, чтобы все прекратилось?
     Цена за власть высока. Неизмерима и не имеющая границ. Я сделал выбор, обратной дороги нет.
     Сдерживаясь от криков, я вымолвил:
     — Ты прав.
     Наполеон грустно глянул.
     — Пошли, — сказал я и вышел с оскверненного храма.
     
    ***
   
     Возвращение к роботу не было с легких. Наверх продолжали подниматься насекомые, к счастью, не группами, а поодиночке. Сопротивление жуков не приносило успехов.
     Спустившись на пару этажей, Наполеон прервал молчание:
     — Кстати, Эрберон, куда дел медальон?
     — Висит на шее, — безразлично отозвался.
     Друг нахмурился:
     — Его там нет.
     Командир не шутил. Пальцы безуспешно пытались найти амулет.
     — Проклятье, — занервничал я. — Похоже, его уронил во время битвы с жуками.
     — В башне или в городе?
     — Не знаю.
     Друг остановился:
     — Надо отыскать. Хоть не в курсе для чего он нужен, но сдается, просто так духи замка его бы не дали.
     Я, позабыв о девушке, полностью переключился на безделушку. Неужели в моей жизни настала черная полоса?
     — Что будем делать?
     — Чтобы упростить поиски, нужно наверняка знать, где ты его видел в последний раз. Вспоминай.
     — Нелегкая задача. Когда вошли в башню он был… или не был. Постой-ка, когда держал огнемет… ой нет, кажется, не видел. Или видел?
     Приятель покачал головой.
     Размышления не прояснили ситуацию:
     — Ничего не помню.
     Резюмировало деревянное создание кратко:
     — Дело дрянь.
     Я подошел к проблеме с другой стороны:
     — А ты когда его видел в последний раз?
     Бонапарт взялся за подбородок:
     — Хм. Дайка подумаю, — молчание затянулось. Уже не надеялся услышать ответ, как Наполеон энергично выговорил. — Да, точно. Я наблюдал за твоим танцем в трапезном зале. Признаюсь, держался ты молодцом, по крайней мери мне понравилось.
     Вновь явилась перед глазами Ольвия. Ее лучезарная улыбка.
     — К чему это?
     — Тогда обратил внимание, что на тебе нет амулета. Не придал этому значение, поскольку подумал, ты его специально снял, решив, что он не слишком красив для нового одеяния.
     — Плохо обо мне думаешь. Я мало придаю значения внешности.
     Капитан пошутил:
     — Заметно.
     Я размышлял. Если верить словам товарища, получается, медальон потерялся еще вчера. Но когда именно? Куски мозаики складывались в рисунок, части воспоминаний принимали необходимый порядок. Конечно! Перед знакомством с Ольвией держал в руках амулет. Воодушевленный открытием, мысли потекли дальше. Затем комната, приглашение от Соркура…
     Я воскликнул:
     — Вспомнил! Здесь недалеко, пошли.
     Спустились на одиннадцатый этаж. Перед дверьми квартирки, которую я ранее занимал, стоял жук. Заметив нас, перестал ломать входную дверь и напал. Переступив через труп, мы услышали плач. Я мигом выбил ногой дверь и бросился к Ольвии. Она сжалась в углу комнаты и, закрыв лицо руками, рыдала. Нежно ее обнял:
     — Все позади, милая.
     Череп погрузился в темные локоны волос девушки. Радость переполняла — она жива! Живая! Словно вернул часть себя, родной утраченный кусочек возвратился в семью. Надежда не обманула!
     Я ее любил, как никого прежде. Она в жатые сроки покорила мое сердце, заточив его в клетку. Я ее желал, взгляд жадно блуждал по белоснежной коже. Однако не решался признаться в любви, боясь услышать отказ. Как может принцесса ответить взаимностью чудовищу?
     Я повторял:
     — Ты в безопасности.
     Всхлипывая, Ольвия произнесла:
     — Я верила, что ты вернешься. Верила…
     Ближе прижал подрагивающее тело:
     — Надежда оправдалась.
     Девушка продолжала:
     — Несмотря на переубеждения других. — Ольвия подняла мокрое лицо. — Говорили, что я наивная дура, летающая в облаках. Настаивали, чтобы пошла с ними в храм. Но я отказалась, ведь знала, что ты придешь сюда, а не туда. И ты пришел.
     — Да, я вернулся, — и добавил. — За тобой.
     Глаза девушки внимательно на меня смотрели. Голос стал тверже:
     — Не за мной.
     У меня отобрало дар речи.
     — За ним.
     Беззащитное создание подняло кулачок и разжало пальцы. На хрупкой ладони лежал медальон.
     Я молчал. Ольвия говорила:
     — Сразу догадалась, что ты нас покинешь. Воспользуешься помощью и уйдешь. Я молода, но не глупа, кое-что смыслю. Твои следующие слова и действия убеждали мою правоту.
     — Нет, не правда…
     Девушка не дала договорить:
     — Когда впервые тебя увидела, заметила, как смотришь на амулет. Тогда зародилась мысль украсть его, знала, будь он у меня, ты возвратишься, чтобы вернуть пропажу, — в голосе появились расчетливые нотки. — Так и поступила. Незаметно сняла медальон, когда были вместе в этой комнате. Знала, что когда станешь восстанавливать картину событий, придешь сюда. Поэтому здесь и ждала.
     Не доказывал иное. Все равно не поверит, посчитает, что лгу. За помощью глянул на Бонапарта, но он отвернулся.
     Медальон перекочевал мне в руки. Девушка отпрянула от объятий и поднялась. Следы от потоков слез все еще остались на щеках. Сарказм вылетел с уст:
     — Надеюсь, благородные рыцари, вы не оставите девушку в беде.
     Радость встречи позабылась. На смену пришла ее сестра — печаль. Сознание с жалостью понимало — она меня после случившегося никогда не полюбит. Будет до конца жизни ненавидеть.
     А на что собственно надеялся? Мир Хаттбада безусловно необычен, чего тут только нет. Уродливые существа прелюбодействуют с другими тварями, для них это в пределах нормы. Но я с другого мира. Их устоявшаяся система для меня немыслима, противна. Как может человек искренне обожать скелета? Никак! Даже если вообразим, она ответила симпатией, что дальше? Я не пойду на сближение, травмировать психику ни к чему.
     Мне суждено быть одному. Навсегда. Так распорядилась судьба. Посему похотливость пора запереть в дальний ящик и никогда его не открывать. Для своего блага и остальных. Аминь.
     Гордость девушки иссякла. Боялась, что перегнула палку и ее оставят. Сердце стучало, руки дрожали, щеки покраснели.
     Я выпрямился, хрустнуло в коленях:
     — Идем. Нечего здесь больше делать.
   
    24
   
     Безграничная степь, усеянная коврами летних цветов, тянулась до самого горизонта, туда, где небо сходилось с землею. Серые тучи, гонимые ветрами, закрыли девственную голубизну поверхности. Травы и цветы прижались к земле и затрепетали лепестками. Небосвод прорезала неровная линия. Загрохотало. На покинутую диким зверьем землю падали капли. Шел дождь.
     Робот, высоченный колосс, не щадя ступал на растительность, оставляя позади примятую траву.
     Панцирные монстры встречались изредка, не баловали частотой. Одинокие насекомые жались к земле, прятались, когда мимо шло металлическое создание.
     Наполеон отбросил заманчивую идею прийти на место битвы между имперцами и жуками, чтобы поскорее повидаться с Императором. Капитан не одобрил, сказал, что рано, ибо я не готов. Даже преимущество внезапности и союзника робота не принесет победы, ведь Император не так прост и слаб, как я считаю. У него, по словам Бонапарта, тоже есть древние артефакты забытых, которые он наверняка с собой взял. Без знаний, памяти предшественников, я в равном бою не устою, позорно проиграю. Без споров я быстро принял точку зрения командира.
     Присутствие Ольвии угнетало, я ощущал вину. Ее слова гризли, въедались в душу. Она редко вступала в беседу, большую часть времени проводила в уединении. Еж чаще всех предпринимал попытки поговорить с девушкой. Маленький ловелас сразу положил на нее глаз. Я не ревновал, поскольку смирился, общего у нас с Ольвией не будет. Наши жизни все равно не переплетутся.
     Старания казановы заканчивались ничем. Девушка безразлично слушала ежа, зевала и молчала в ответ. Апатия обволакивала зверька. Знаменитая довольная рожа переменилась в грустную физиономию. Настроение в коллективе желало лучшего.
     Бонапарт единственный кто поначалу прилагал усилия приободрить коллектив. Затем разуверившись, махнул рукой.
     Через пару дней на экране показалась Великая стена Хабютштайна.
     Я сказал:
     — Какая большая! — и поинтересовался. — Для чего ее воздвигли? С другой стороны разлеглись Топи. От кого или чего она защищает?
     Наполеон, обрадованный оживлением, активно пояснил:
     — Расскажу с самого начала, спешить некуда.
     Обосновавшись в древнем городе и набрав сил, потомки Хабюта решили покончить с нападениями обитателей Топей — троглодитами. Зеленокожие твари много лет подряд не давали спокойно жить окраине Империи. Набеги чудищ в основном предпринимались для похищения имперцев, превращая их в рабов и уводя в свои земли. В ранние годы династия Хабютов не единожды собирала со всей Империи добровольцев для войны с монстрами. Своеобразные крестовые походы не принесли плодов. С каждой новой кампанией, войска углублялись все дальше, но поселения троглодитов не обнаружили. Дороговизна походов не соответствовала результатам, поэтому после долгих дискуссий было решено соорудить защитную стену. Поскольку появления чудишь наблюдалось в разных местах, Хабют IV решил строить по всей границе. Практически пятая часть населения Империи принимала непосредственное участие в постройке. Множество работником из-за непосильного труда погибло, из-за чего ее в народе еще называют Великой стеной на костях.
     Длина стены составила почти тысячу километров. Дорогостоящий проект возымел пользу. Троглодиты после массы безуспешных попыток прорваться прекратили захватнические набеги. Со временем жители Топей отошли вглубь. В наши дни большой удачей считается увидеть хотя бы одного троглодита.
     Неизученный язык зеленых тварей не поспособствовал им влиться в Империю. Эрберон, многолетний правитель, держался правила не уничтожать новые расы, а, наоборот, с радостью принимал их согласие на объединение. Сложность речи, однако, поставила расы на разные стороны баррикад.
     — Никто не знает, что сталось с троглодитами, — заканчивал Наполеон. — Две сотни лет назад, была предпринята последняя научная экспедиция, финансируемая самым Императором, на обследование Топей. Если верить официальным данным, экспедиция на протяжении трех недель углублялась в Топи, но так ничего и не нашла. Чем дальше шли, земля становилась более заболоченной, малопригодной для жизни. За все время им посчастливилось повстречать лишь четверых троглодитов. Городов или поселков не нашли.
     — Невероятно, — впечатлено сказал я. — куда они делись? И где сейчас их пленники, может, с ними в дружбе живут? А жуки, не их ли творение?
     — Стоп, Эрберон, не спеши. Вижу, любишь тайны? — Бонапарт улыбнулся. — Никто не ответит. Хотя может нынешний Император что-то и знает. Да и ты, то есть твой предшественник в теле Эрберона мог знать. Когда Пуцекор вернет память, надеюсь, не забудешь мне, собутыльнику, рассказать судьбу троглодитов?
     — Тебе — обязательно.
     Каменная Великая стена Хабюта не стала преградой. Робот без трудностей переступил и вышел за пределы Империи. Топь, самая южная часть мира, дружелюбно махала рукой редкому гостю.
     Местность тут же изменилась, будто попали на другой континент. Мягкая земля не выдерживала, и тяжелый робот часто проваливался в трясину, однако это не мешало ему идти дальше. Неизведанный до конца край болот вызывал гнетущее зрелище.
     Сбиться с пути не могли, поскольку Топь прорезала тропа, тянувшаяся до памятника, проложенная паломниками еще много тысяч лет тому. Через пару часов тропа привела до конечного пункта путешествия.
     Металлический гигант остановился. Открылась дверь, и мы спустились по лестнице. Ежик не захотел покидать кабину, объясняя тем, что на земле очень грязно, а он чистоплотное животное не сможет смотреть, как его лапки пачкаются.
     Подошли к громадному мраморному обелиску.
     — Откровенно сказать, ожидал увидеть нечто другое, более изысканное, — сознался я.
     — Статую? — предположил Бонапарт.
     — Верно. А здесь обыкновенный сужающийся к верху монумент. И величина не блещет, чуть выше моего роста. На земле есть обелиски во много раз выше.
     — Хотел бы посмотреть, — сознался Наполеон.
     — Кстати, а почему памятник Пуцекору стоит за пределами Империи? Это неуважение к духу.
     — Так исторически сложилось. Летописи Хаттбада не говорят о причине.
     — Удивительно.
     — Не спорю. Интересен еще тот факт, что монумент Пуцекору нашелся позже всех, во время военных кампаний против троглодитов. Сначала солдаты решили, что обелиск творение и божество болотных тварей, пока дух неведения не явился во сне к одному с солдат. Совпало, что он поклонялся Пуцекору и каждый раз перед сном читал ему молитву. В тот день его поставили здесь стеречь и не особо исполнительный воин заснул. Когда проснулся, мигом побежал к своему командиру и рассказал, что во сне приходил дух и сказал, чтобы следующей ночью весь полк собрался у монумента и вслух читал молитву на его честь. Командир, ярый защитник веры, поверил и сделал все, о чем требовал подчиненный. Духослужение прервал голос Пуцекора. С тех пор это место святое.
     Капитан продолжал:
     — Кто строил памятники на честь духов неизвестно. Император Эрберон не признавался.
     — С этим ясно, что ничего не ясно. Но почему южную границу Империи не увеличили, чтобы включить в нее обелиск?
     Здесь взяла слово неразговорчивая Ольвия:
     — Мне рассказывали родители, что Пуцекор сам не захотел стать частью нашей Империи. Грозился навлечь проклятье на весь народ, если его все-таки не послушаются. Разумеется, ни у кого не хватило отваги пойти наперекор.
     Деревянный друг ухмыльнулся:
     — Спутница хорошо осведомлена.
     Девушка покрылась румянцем.
     Я заинтригованный услышанным уточнил:
     — Чем объясняется его поведение?
     Улыбка слезла с деревянного лица:
     — Он ненавидел императора Эрберона.
     — Замечательно, — скверно стало на душе. — И теперь хотим, чтобы он мне помог?
     — Нет другого выхода. Он последняя надежда.
     Я обозлился:
     — Раньше нельзя было сказать?
     — Нет, ты бы не согласился отправиться в путешествие.
     Гневно крикнул:
     — Надоела ложь! Куда не сунь нос — везде обман! И даже так званые друзья врут! Мир сошел с ума!
     Бонапарт спокойно произнес:
     — Мир сошел с ума — да, ты понял суть всего. По правде сказать, Хаттбад с зарождения был безумным ребенком.
     — Не уходи в сторону, Наполеон! — кипела злость. — О чем ты еще лгал?
     — О многом.
     Я растерялся. Так легко признался в обмане…
     Бонапарт продолжал:
     — Осознаю, Эрберон, тяжело о таком слышать, неприятно. Но пойми, по-другому твоя жизнь не могла пойти. Клан «Истинного» единственный кто оказал тебе помощь, остальные отвернулись или и того хуже заняли сторону врага. Так или иначе, сейчас или много лет спустя, тебе следовало оказаться здесь у обелиска. Не криви душой, скажи правду, не лучше ускорить неминуемый процесс? Как у нас любят говорить в Хаттбаде: лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
     Хрипло я поинтересовался:
     — Наполеон, а зачем ты помогаешь? Добиться власти не главная цель, верно?
     Деревянное создание выдержало паузу:
     — В любом деле нет одной цели. Их всегда намного больше. Просто всегда выделяем одну превыше всех.
     Мрачную беседу прервал крик зверька, выглянувшего из проема:
     — Уважаемые! Вы там долго? Хочу уже обедать! Эрберон, быстрей отправляйся на свидание с Пуцекором! Чем скорее вернем тебе память, тем раньше уберемся с этого мерзкого места и доберемся до ближайшего городка, где сможем вдосталь поесть и покурить!
     Ольвия поддержала:
     — Я тоже проголодалась.
     Я не выдержал:
     — Обалдеть! Мне грозит опасность, а вы думаете, как набить желудки! Хоть бы посочувствовали.
     Бонапарт молвил:
     — Не психуй, Эрберон. В отличие от нас с тобой, их организмы требуют еды. Разве забыл, как в прошлой жизни тоже ел?
     Я смягчился:
     — Но… Ладно. Что делать, чтобы заговорил Пуцекор?
     — Повторяй про себя: Пуцекор, явись.
     — И все? — не поверил.
     — Или что-то подобное. Важно, чтобы желал встретиться с ним, слова любые подойдут. Скорей всего, когда отзовется, ты исчезнешь и попадешь в его измерение.
     Я повернулся к мраморному монументу. Сзади слышался голос Наполеона:
     — Мешать не будем — подождем внутри робота.
     Шмякающие шаги по грязи. Я окликнул:
     — Бонапарт, постой, — и добавил. — Если не вернусь…
     Командир прервал:
     — Поверь, команда не умрет с голода.
     — Спасибо, — и после паузы. — За все.
     Ольвия и капитан забирались по лестнице.
     Сначала про себя, а затем шепотом повторял:
     — Пуцекор, явись. Я, Эрберон. Пуцекор, явись…
     
    25
   
     Густой туман. Видимость не превышала метра. Я не бросился в панику, хотя предстоящая встреча пугала. Недолго длилось бело-серое состояние. Туман пропал так же, как и появился — в одно мгновение.
     Все изменилось. Обелиск и робот исчез.
     Огляделся. Кладбище. Кресты на могилах тянулись верх до темно-красного безлунного неба.
     Жутко. Пошел. Внимание изредка останавливалось на табличках, прикрепленных на крестах. Незнакомые буквы не поддавались прочтению.
     Ждал услышать движение в земле, готовился к этому, но с могил никто не поднимался. Дул ветер.
     Черт, не тяните резину, выходите, сволочи! Жду!
     Мертвецы не вставали.
     Часто оглядывался, ибо сдавалось, что за мной кто-то идет. Мерещилось.
     Небосвод цвета крови не вызывал оптимизма — давил на психику. Взобравшись на небольшой холм, посмотрел вдаль. Кладбище шло до горизонта. Осмотрелся. Одни могилы.
     Боялся.
     — Где ты? — собравшись с силами, воскликнул я.
     Вопрос затерялся.
     Продолжил идти.
     Разум деградировал. Кресты, усеянные по всему полю, казались мертвецами, восставшими с земли.
     Взгляд остановился на одной могиле, ничем не отличающейся от других. Тем не менее я направился к ней. Ощущал ее отличие от остальных.
     Приблизившись, сел и посмотрел на табличку. Ранее не виданные буквы образовывали одно слово. К удивлению смог его прочитать.
     «Эрберон».
     Я отпрянул.
     Опять все переменилось.
     Стоял перед лесом. Стволы железных деревьев напоминали гвозди, верхушки которых заострялись. Ветки расходились в разные стороны, готовые расцарапать неуклюжего путника. Листва не наблюдалось, словно длился период осени.
     По тропе пошел вглубь железного леса. Гнетущее кровавое небо выглядывало из-под не лиственной кроны.
     Ноги ступали на сухую, позабывшую о воде землю. Ночь уменьшала видимость.
     Напрасно ждал услышать крик совы. В мертвом лесе все мертвы. Даже я. Скелет.
     Тропа привела к массивному черному кубу. Безвкусность строения своим минимализмом завораживала. Он словно дышал. Я почувствовал, что он рядом. Он ждал моего прихода. Уже давно.
     Дотронулся рукой до черной стены.
     Железные деревья, не гнувшись под ветром, меланхолично смотрели, как куб проглотил скелета.
      
    ***
   
     Беспросветная темнота. Пахло ужасом и скорбью.
     Руки наткнулись на гладкую стену. Держась за нее, я пошел. Ни разу не споткнулся, земля как гладкая поверхность без изгибов.
     Остановился. Через тьму, какая прояснялась — давая путь свету, увидел перед собой огромный круглый металлический круг — монолитную дверь. В центре нее изображался рогатый зверь. Уродливый, мерзкий, противный.
     Впрочем, это безобидный рисунок, но меня от страха передернуло.
     Монолитная круглая дверь со скрипом приоткрылась. Дунуло гадким смрадом.
     Вошел и оказался в огромном пустом зале. Вдоль стен горели факелы. Далеко впереди по центру что-то стояло. Ноги не подвели и зашагали. Расстояние сокращалось, и я разглядел квадратную клетку с шипами, которые не позволяли двигаться заключенному. Одно неловкое движение и острые шипи вгрызаются в тело, оставляя глубокие раны.
     Пленник напоминал человека, но превышал его ростом. На голове росли бараньи рога. Верхняя и нижняя губа, видимо, после хирургического вмешательства, отсутствовала, оголяя острые неровные зубы. Крепкая мускулатура нагого пленника сразу бросалась в глаза.
     Пуцекор поднял веки. Изуродованная пасть разошлась в зловещей ухмылке:
     — Добро пожаловать, мой милый друг. Ждал тебя очень долго — не одну тысячу лет. Целую вечность, — дух неведения не шевелился, стоял неподвижно, как статуя. Ехидно спросил. — Пришел за помощью?
     — Да.
     — Коли так, жаль тебя огорчать.
     Оглушительно захлопнулась монолитная дверь, через какую вошел в темницу.
     — Что происходит? — запаниковал. — Я только пришел просить вернуть память!
     — Брат, брат… — жалостно начал дух. — Эх, кажется, не помнишь, что мы родня?
     — Что?
     — Судьба изменчива, Эрберон. Сегодня властелин, завтра ничтожество. Безусловно лучше по-моему сначала быть никем, а затем встать всем. Но у каждого своя жизнь и она никогда не повторяется. — Пуцекор продолжал. — Ты хотел власти, хоть и не имел на нее право по рождению. Готов склонить колени, ты добился цели, несмотря на то, что пришлось для этого сделать. Жертвы, предательство, ложь. О да, это твой почерк! — пленник что-то вспомнил. — Минутку, брат, если не секрет, сколькими уже пожертвовал, чтобы дойти сюда?
     Я отшатнулся:
     — Ничего не понимаю.
     Из гортани заключенного вырвался цокающий звук — он смеялся:
     — Да, точно! Твой частый ответ.
     — Прекрати! Действительно не понимаю, о чем идет речь! — не сдержался.
     Улыбка слетела, лицо «брата» посерьезнело. Не слишком ли я много взял на себя?
     — Ты поплатился за свои деяния. Потеря памяти — страшная участь. Но поверь, я страдаю больше. Твои муки жестоки, немилосердны. Если убил — я бы ликовал, но нет! Заточил меня и моих братьев в миры-темницы. И дал это проклятое бессмертие! Для чего? Я скажу: желал нам вечных мук! Молодец, добился своего. По-твоему отнять жизнь — лучший подарок. Признаюсь, каждый день прошу смерть смилостивиться и прийти. И так двадцать семь тысячелетий! Доволен, брат?
     Я безмолвствовал. Пусть говорит.
     — Молчишь. Поскольку это тоже один с видов ответа перейдем дальше. Будем считать, что рад. Скажу сразу, не буду давать напрасных надежд — не верну тебе память. И не проси. Жизнь твоя на гране исчезновения, можно сделать подарок, но, увы. Ты не был добр ко мне, почему я должен поступать иначе? — Пуцекор закрыл веки. — Если убью тебя сейчас, согласись, облегчение не получу. Все эти года ожидания не искупит твоя быстрая смерть. Боишься, верно? Хорошо, я кое-что расскажу и покажу. Понимание происходящего — заставит тебя сожалеть умирать.
     Он блефует!
     — Угрозы беспочвенны, — уверенно выговорил я. — Что сделаешь? Ты запертый в клетку.
     — Я ничего, а вот они — кое-что смогут.
     Засветился ярким огнем зал. Повсюду стояли сотни птицеголовых в черных мантиях. Западня!
     — На языке вертятся вопросы? Подожди и слушай, — говорил Пуцекор.
     После того как Эрберон сел на трон, он создал миры-темницы, куда и отправил всех братьев. Государь пожаловал им бессмертие и наделил каждого характерной чертой. В Хаттбаде построил памятники-телепорты за пределами страны, с помощью каких передвигался по мирам и встречался с братьями. Чтобы они жили вечно, пришлось создать религию в пять духов. Обращение верующего к божеству передавало жизненную энергию пленнику. Память о нем делала его бессмертным. Братья ненавидели своих приверженцев, ибо они продолжали их мучения, поэтому часто на просьбы отвечали гневом и вместо помощи пытались насолить.
     Эрберон не имел потомков. Вечно жить он не хотел, ведь бессмертие не дар, а проклятие. Терять власть, однако, не возжелал. Каждую тысячу лет усталая душа уходила на заслуженный покой, а вместо нее приходила другая — молодая. Он выбрал мир Земли, где властвовало человечество, поскольку они внешностью походили на него.
     Утвердив новые устои государства, он принялся расширять границу страны, пойдя против воли отца, который требовал жить с соседями в мире. Первым сдалось ханство Ядустан. С того дня образовалась вечная Империя.
     Шли века. Менялись души императора. А братья не умирали. Злость и ненависть поглотили их сердца. Они жаждали отмщения.
     — Однажды, двенадцать веков назад, к старшому брату Же обратился житель Империи, просивший его поддержать у войне с Эрбероном. Сначала Же над просьбой смеялся, но потом, когда обратившийся показал истинную силу, переменил мнение.
     — Почему?
     — Он владел магией, запретным знанием на территории Хаттбада. Волшебник Зорнь создал сотни десятков солдат — птицеголовых. Непобедимую армию. Однако действующий император оставался неразрешимой задачей. Мы объединили усилия. — Пуцекор, смакуя каждое слово, прибавил, — и уничтожили Эрберона.
     — Как?
     Дух неведения не отмалчивался:
     — У брата существовала одна единственная слабость — смена душ. Мы дождались его перевоплощения. В тот год, когда он ушел с трона, мы все пятеро каждый день пытались мысленно встретиться с ним. Терпя неудачи, расставались с надеждами на успех. Зорнь заставлял не приостанавливать попытки. Не буду скрывать, лично хотел сломать ему шею, ведь я сын самого Дборрса! Творца Хаттбада! Зорнь, простой смертный, поднимал на меня голос! Но я вытерпел и делал все, чего он требовал. В конце концов, брат Чабб вошел в сознание Эрберона. Создав мост между ним и собой, волшебник Зорнь отправил птицеголовых в сон императора. Твари убили новую душу Эрберона. Старая не могла вернуться, она ушла. Эрберон умер.
     Я вспомнил недавний сон. Меня тоже хотели убить.
     — Да, брат. Ровно тысячу лет спустя, мы снова вошли в твой сон. Зорнь предупредил, что, несмотря на твою гибель, ты можешь ожить и вернуть утраченный трон. Мы потерпели неудачу. На этот раз с тобой повидался Жбарам, самый младший. Его промах состоял в том, что он оттягивал время, а не сразу преступил к делу. В последний момент ты исчез, и мы остались ни с чем, — горько закончил пленник.
     Мне помог случай. Точнее от смерти спасла Марина. Приди она на минуту позже, и я бы умер. Не попал бы сюда в Хаттбад, не встретил бы ежа, Наполеона, первую настоящую любовь — Ольвию и многих других. Всего бы лишился. Ушел в забытье.
     Наверняка духи о такой участи только мечтают. А я?
     Даже если сейчас умру — буду ли сожалеть о случившемся? Принес поворот судьбы радость или печаль? Стоило прожить на десяток дней дольше? Что лучше: десять дней в Хаттбаде или жизнь до глубокой старости в прежнем мире?
     Да! Жизнь на Земле — чехарда дней и не больше. Там я никто. Даже стань директором или начальником некого отдела в организации, и, имея большой финансовый оклад — ничего бы не изменилось. Будничность, так или иначе. Завтрак, работа, обед, снова работа, ужин, телевизор или компьютер и сон. И так почти каждый последующий день. Это мечта и смысл человечества?
     — Куда делся Зорнь?
     — Не надейся, Эрберон, он не умер. Зорнь — величайший маг Хаттбада, хотя о его существовании практически никто не знает. Он сам выбрал такой путь жизни. Изменил имя, чтобы навечно стереть знание о рождении.
     — Кто он сейчас?
     — Твой сменщик — Император, — довольная гримаса исказила уродливое лицо. — Зорнь в первые годы правления создал зелье бессмертия, позволяющее править уже тысячу лет.
     Я не выдержал:
     — Вы посадили на трон зло! Империя рушиться!
     Обладатель бараньих рог от удивления поднял левую бровь:
     — С чего взял, что мы зло? Только потому, что ты потерял власть? Брат, Империя при Зорне расцвела, усилилась. Остались позади мрачные тысячелетия твоего правления. Сейчас золотая эпоха.
     — Не правда! Ложь! Рассказ о том, что я отправил братьев в темницы — тоже вранье!
     Пуцекор холодно произнес:
     — Не веришь? Смотри!
   
    ***
   
     Дверь открылась, и вошел долговязый человекоподобный, с маленьким торчащим рогом на носу. Эрберон расставил руки и пошел навстречу:
     — Добро пожаловать, Чабб! Как рад, что ты прибыл на зов.
     Брат очутился в объятьях:
     — Разве был выбор? Твое письмо о хвори отца не оставило равнодушным, — однорогий уточнил. — Идет на поправку?
     Эрберон горько покачал головой:
     — Нет. Умирает.
     Чабб твердо принял страшную новость. Скулы сжались:
     — Все здесь?
     — Да, тебя ждут в покоях отца.
     — Не будем их задерживать. Веди.
     Два родных брат быстрым шагом поднимались по винтовой лестнице. Долговязый говорил:
     — Находился с рабочим визитом у големов в Наббродже, когда получил ужасную новость. Все потраченные месяцы на заключение нового долговременного союза, как того требовал отец, не принесли положительного результата, хоть до подписания договора остались нерешенными пара пунктов. С моим отбытием придется начинать все заново, — сожалел Чабб.
     — Не горюй, брат. Сделал все возможное, не твоя вина, что жизнь приняла такой оборот.
     — Очень жаль, что мечта отца не сбылась, — безутешно продолжал однорогий брат. — Он всю жизнь добивался мира между нами и Набброджей. Как посмею ему смотреть в глаза?
     Эрберон не оставил попыток утешить родича:
     — Он мудр, все поймет.
     Чабб остановился и взял за плечо брата. По щекам текли слезы:
     — Что будет дальше, брат? Как править без отца?
     Эрберон сжал руку долговязого:
     — Так же мудро. Он дал нам широкие познания — следует лишь правильно ими воспользоваться. Он был один, а нас шестеро — в столько раз страна окрепнет и похорошеет. Уверен, отец не волнуется лежа на смертном одре за цельность государства. Он оставляет бразды правления достойным потомкам. Отец будет горд, смотря с мира Упокоенных на деяния сыновей.
     Сквозь слезы второй брат по старшинству улыбнулся:
     — Ты младше меня, брат, но твои слова как мед, облегчают страдания и дают надежду в светлое будущее.
     — Соберись с силами и верь в успех, — и добавил. — Не стой, брат, идем. Нас и так заждались.
     Братья шли по коридору. Перед ними отворилась дверь.
     На белоснежных простынях постели лежал изнеможенный старик. У кровати стояли остальные братья и наблюдали, как угасает жизнь Дборрса.
     — Теперь все в сборе, — начал Эрберон. — Нужно выбрать наследника.
     Же, старший брат, разгневался:
     — Опять за свое, Эрберон? Бредишь властью? Угомонись. По праву старшинства я должен стать правителем.
     Рогатый Пуцекор закивал. Остальные промолчали.
     — Кто решил? — не отступил Эрберон. — Отец не говорил, что ты наследник его детища.
     — Ибо и так понятно, что я будущий государь! — настаивал синекожий Же.
     — Ну уж нет! — заявил Эрберон. — Пока об этом не заявил отец или мы не избрали тебя большинством голосов — ты не займешь трон.
     Громила Же выпустил пар:
     — Как смеешь со мной так говорить? Я старше тебя! Проявляй уважение!
     — О, ужас! — не вытерпел миротворец Чабб. — Отец бредит, но не мертв. Дождитесь его смерти, а потом делите государство.
     — Делить страну? — устрашился Же. — Никогда!
     Пуцекор поддержал:
     — Дборрс не одобрит раздела.
     Слово взял флегматик Гвинру:
     — Может, наследника назовет отец?
     — Как? — поразился Чабб. — Он в бреду!
     Эрберон поддержал шестирукого:
     — Гвинру прав, давайте попробуем привести его в сознание.
     Все кроме Чабба одобрили идею. Эрберон вызвался сделать все сам. Сел на корточки, наклонился над отцом и прошептал в ухо:
     — Отец, скажи, кто твой преемник?
     Наступила тишина. Братья боялись пошевелиться. Каждый хотел услышать собственное имя.
     Дборрс затих, а потом резко задергался. Пошла пена со рта.
     — Что вы наделали? — испугался Чабб.
     Братья не обратили внимания на упрек слабодушного члена семьи.
     — Слышали, он произнес мое имя! — воскликнул Эрберон.
     Лицо Же покраснело:
     — Что? Не дури, братишка! Все слышали, отец назвал меня!
     — Да, да! — восклицал Пуцекор и запрыгал вокруг постели.
     Раздался хриплый голосок Жбарама, младшего с братьев:
     — А я расслышал имя Жбарам.
     Началась ссора. Мнение разделилось. Никто не сдавался.
     Эрберон потерял самообладание:
     — Заткнитесь! На что надеетесь? Посмотрите на себя! Неужели вы похожи на отца? Куда там! Один с рогами, другой синий, третий безногий… Все вы — неудачное творение! Я истинный потомок! Я копия отца!
     — Ах ты, отродье! — бушевал Же. — Как смеешь, паршивец? Мы все деты Дборрса, независимо от внешности!
     Шестирукий заорал:
     — Молчать!
     Редко когда Гвинру переходил на крик. Несколько раз за всю жизнь. Братья замолчали. Флегматик пояснил:
     — Отец хочет сказать.
     Распря перевела отца на другой план. О нем позабыли. Длиннобородый Дборрс поднял веки и смотрел прямо в одну точку. Простыни и одеяние пропитались потом.
     — Хочу сказать, — хрипло начал длиннобородый Дборрс. — хочу сказать…
     — Да быстрей! — не удержался Эрберон.
     Братья оттолкнули несдержанного родича.
     — … Эрберон.
     Все застыли. Же и его любимый брат Пуцекор побледнели. Эрберон радостно прокричал:
     — Я государь! Я! Кланяйтесь мне!
     Отец закончил реплику:
     — Эрберон, ты не добьешься своего.
     Вопли празднующего победу прервались. Он замер.
     — Ты отравил меня, — голос ослаб. — Чувствую, как яд наполняет тело. Но я не умираю, страдаю. Знайте, дети, он предложил сделку, чтобы я назвал его имя взамен быстрой смерти, — с последних сил добавил. — Будь ты проклят, Эрберон!
     Веки закрылись. Навсегда.
     Братья глазами разыскали убийцу. Эрберон неприметно успел добраться к двери. Взгляды излучали гнев. Чабб первым не утерпел:
     — Что ты наделал, Эрберон?
     Вопрос остался без ответа. Же грозно спросил:
     — Думаешь убежать? — и пообещал. — Не получиться.
     Эрберон удивил всех. Он усмехнулся:
     — Убежать, возможно, не получиться. Но я не собираюсь уходить прочь.
     Входная дверь открылась и в покои Дборрса зашли забытые. Огненные солдаты наставили копья на братьев.
     — Все поставить на отца было бы неразумно, — говорил убийца. — Что подтвердили дальнейшие события. Конечно, основной план смотрелся лучше всего. Отец желает видеть меня. Хорошо? Отлично! Спорить никто бы не стал. В глазах общественности я истинный правитель. — Эрберон скривился. — Но старый дурак все испортил. Ну да ладно. Придется проследить, чтобы этот кусочек правды не внесли в анналы истории. Весьма не трудная задача?
     Безногий Жбарам, удерживаясь над полом на длинных мускулистых руках, начал умолять:
     — Одумайся, братишка! Если сделаешь задуманное, обратной дороги не будет.
     Вид младшего брата всегда забавлял Эрберона. Как такое могло уродство явиться на свет? Позор семьи, а не сын. Убийца брезгливо посмотрел на Жбарама:
     — Поверь, уродец, твоя потеря — не скорбь, а радость. Жизнь допустила ошибку, когда явила тебя на свет. Я избавлю Хаттбад от недоразумения, — отвернулся. — Возьмите их живыми.
     Забытые двинулись на братьев.
     Яркая вспышка.
     Белизну сменяет зал.
     Эрберон стоит возле клетки в огромном зале:
     — Ведите его!
     В зал под руки заводят Пуцекора и бросают у ног правителя. Истерзанный брат падает на колени. Голова опущена. По груди течет кровь, спускаясь в область паха. Эрберон берет за подбородок нагого брата и поднимает его. Губы изувеченные, вырванные. Зубы невидны за густой красной жидкостью.
     Владыка одобрительно сказал:
     — Замечательная работа.
     Забытый, доселе молчаливо стоявший за спиной Эрберона, выговорил:
     — Знал, что вам понравиться.
     Государь переключился на покалеченного брата:
     — Будь как дома, Пуцекор. Привыкай, здесь проведешь вечность.
     Ослабленный брат поднял красные глаза на Эрберона. Слова давались сложно, со рта летела кровь:
     — Прошу, убей.
     Государь обнажил фалангу зубов:
     — Извини, Пуцекор, я не братоубийца.
     Полуживой член семьи спросил:
     — Где моя супруга и дети?
     — В очень хорошем месте, брат. Мир Упокоенных их ласково принял.
     Пуцекор харкнул кровью на правителя. Красный сгусток попал на яркое одеяние. Эрберон брезгливо посмотрел на пятно:
     — Хочешь знать подробности? Солдаты ворвались в твой дом ночью, когда вся семья спала. Детей убили быстро, а вот с женой бравые солдаты немножко порезвились.
     Брат от безысходности опустил голову на грудь:
     — Когда?
     — Все это произошло больше месяца назад. Не знал? — наигранно осведомился правитель. — Какая жалость.
     Взяв себя в руки, Пуцекор опять уставился снизу верх на брата:
     — Зачем это делаешь? И так достаточно поиздевался.
     — Убить твоих потомков и потомков других братьев — должен был. Зачем рисковать? Кто знает, быть может, один с них, когда подрастет, сможет претендовать на трон. Чтобы избежать этого, они должны были умереть. Тебя неспроста оскопил, есть вероятность, хоть и невелика, что ты убежишь с темницы. И тогда наплодишь еще потомства. Теперь это невозможно. Я в безопасности на много веков вперед, — и без желания прибавил. — А вот рвать тебе губы и садить в клетку — это уже моя несдержанность. Признаю.
     Кровь каплями падала на холодный пол. Нагой брат дрожал от холода. Зубы стучали:
     — Для чего оставил мне жизнь?
     — Не одну твою. Всех братьев, — уточнил Эрберон. — Хочу, чтобы вы разделяли мою радость. Знали, каких я добиваюсь успехов, — веселый тон поменялся на злобный. — Чтобы завидовали! Жаждали умереть! Вот смысл жизни!
     — Ты болен, — прервал монолог искалеченный брат.
     — Ошибаешься, братишка. Я мщу! Меня в семье никогда не любили, даже ненавидели. Презирали! Не брали в игры, оскорбляли! Из-за того, что я жаждал большего, чем дано по праву рождения. Отец тоже с прохладой ставился ко мне. Вся его любовь шла на Же. Я с детства пытал злость ко всем вам. Знал, что будет расплата. Спустя мрачные годы она воплотилась! Чего молчишь? Радуйся вместе со мной!
     Пуцекор, наиболее веселый член семьи, любитель шуток, угрюмо молчал. Эрберон свирепо хохотал. Нагой брат вымолвил:
     — Я готов просить прощения.
     — Чтобы взамен получить смерть? Многовато хочешь! Прощения — это слова. Ничто. Оно нематериально, его нельзя потрогать. Увы, братишка.
     Голова вновь опустилась — Пуцекор смирился.
     — Перейдем к делу. Смотри, вот эта клетка, как и собственно весь мир-темница — творение забытых. Даже не представляю, что бы делал без их разработок. Принцип действия ее прост: поскольку ты бессмертен, не умрешь от ран, находясь там. Шипы будут, разумеется, причинять невыносимую боль, вонзаясь в тело. Но смерть не придет. Великолепно придумано, Пуцекор?
     Лицо брата излучало страх:
     — Не посмеешь…
     Эрберон усмехнулся:
     — Плохо меня знаешь, — владыка посмотрел за его плечо. — Мне надоело. Пора заканчивать.
     Изувеченного брата поставили на ноги:
     — Только не туда! Готов сделать все что угодно! — с глаз Пуцекора потекли слезы.
     — Все что угодно? — переспросил государь. — Замечательно! У меня одна просьба: влезай в клетку!
     Ослабленный брат отчаянно сопротивлялся, однако его без особого труда затолкнули вовнутрь. Остроконечные шипы впились в оголенное тело. Туловище покрылась сотнями маленьких ран, из которых сочилась кровь. Дверь затворилась. Заключенный бессвязно орал.
     Эрберон, наблюдая за муками брата, неистово хохотал.
     
    ***
   
     — Клетка принесла немало боли, — признался Пуцекор. — Думал, сойду с ума, не вытерплю страданий. Но как оказалось, тело привыкает ко всему. К тому же загадочная конструкция забытых работает таким образом, что я забыл, что значит усталость. Ноги уже больше двадцати тысячелетий не гнуться.
     — Прости, — не сдержался я.
     Пленник не замолкал:
     — Через некоторое время решил убить себя. Перестал удерживать равновесие и прыгнул вперед. Сознание, к сожалению, не отключилось. Нестерпимая боль отдавалась во всех частях тело. Если не от смертельных ран, то от потери крови я должен был умереть. Но проклятое бессмертие не давало так просто покинуть плоть. Раны залечивались, и организм снова функционировал в нормальном состоянии. Ради интереса, даже проткнул глаз. Правильно, через день он был как новенький.
     — Прости за все.
     — Мне не нужна жалость, брат. Клетка убила сердце. Я разучился любить и сопереживать. Не поверишь, уже сомневаюсь, была ли у меня семья? Братья? Отец? Не сон ли то? Быть может, я в клетке родился и нахожусь до сих пор в утробе?
     Я упал на колени:
     — Я монстр!
     — Верно, брат. Твоя месть — не имеет границ. Жестока. Так как сердце сохло, я начал ценить бессердечие. Нахожу в нем своеобразную красоту. По прошествии многих лет — вечности — пришел к выводу, что лучшего наказания не придумать. Оно бесподобно!
     — Мне очень жаль…
     Пуцекор моргнул:
     — Эрберон, не жалей за содеянное, не вернуть прошлое. Прими его таким, каким оно есть.
     Я поднял голову:
     — Почему ты еще в клетке, а не на свободе?
     — Зорнь пытался освободить, но безрезультатно. Его магия не одолела заклинание забытых. Чего он только не испробовал, но все зря. Замки не отворялись, а клетка не ломалась.
     Я жалостно глядел на духа:
     — Забытых звали на помощь?
     — Естественно. Зорнь первым делом, увидев, что его усилия напрасны, обратился к огненным существам. Однако забытые утверждали, что не знают, как отворить замок, потому что их знания были потеряны во время великих катаклизмов. Но они утверждали, что среди них остался один, кто создавал великие творения. Его имя — Безымянный страж.
     Я сжал пальцы.
     — Земля Кхараха — непригодна к жизни. Ни одна с рас Империи не проживет дольше одного дня на ее территории. Организовать большие поиски не удавалось. Нынешний Император, однако, за большую плату, нанял нескольких забытых, кои обязались найти и привести соплеменника. — Пуцекор безрадостно прибавил. — Никто с них не вернулся. Затем было еще пару походов, но конец во всех одинаковый — Безымянный страж не показывался. Мы начали сомневаться, а не придуман ли он? Возможно, забытые желали подзаработать?
     Я сознался:
     — Безымянный страж действительно существует. Я его повстречал, когда вернулся в Хаттбад.
     Усталые глаза человекоподобного наполнились надеждой:
     — Правда?
     Нехотя сказал:
     — Я его убил.
     Пуцекор не отвечал. Инквизиторы за время всей беседы не сделали ни одного движения. Факелы умиротворенно испускали пламя.
     Дух заговорил:
     — Просидел здесь немало лет, осталось, видимо, еще больше. Знания потеряны, пока не восстановлены. Заметь, не говорю, что вечность — мой рок. Верю, как и остальные братья, что придет освобождение. Ничего нет вечного, и даже вечность не вечна. У всего есть начало и конец. Как пример, посмотри на Империю. Ей столько же лет, сколько я здесь нахожусь. Мы одногодки. Даже не предвидел, что она просуществует так долго! Каждый имперец с рождения верит, что Империя несокрушима. И его не переубедить. Сознание жителя эволюционировало с годами, у него появлялись потомки, у них свои дети. А Империя стоит. На подсознательном уровне с ныне живущих никто не подумает о крахе отчизны. А опасность здесь, рядом. Жуки. Откуда взялись, чего хотят — не понятно. Зорнь не может создавать миры, да и, по сути, мы тоже не умеем. Все эти миры-темницы, Хаттбад, твой мир — Земля, — создал кто-то другой. Мы ими только пользуемся. С этим миром, где я нахожусь — ясно. Он творение забытых. А вот остальные? Это сообщаю не для простого слова. Император не в силах осмотреть весь Хаттбад. Множество мест недоступных. Топь не исключение. Что находиться на другом ее конце — загадка. Гибель Великой Империи близка. Реальная мощь и сила насекомых замалчивается, чтобы не возникла паника, порядок превыше всего. Но это продолжиться недолго. Раскрою секрет, Император проиграл сражение на земле Хабютштайна. Войско разбито, Зорнь в панике бежит. Первые дни смуты наступили.
     Пуцекор закончил:
     — Брат, тебе суждено было увидеть крах своего детища. Так распорядилась судьба.
     Я не перебивал брата. Поток хлынувшей информации искажал привычное представление мира. Требовалось время, чтобы спокойно сопоставить все за и против, с тем, чтобы прийти к новому пониманию.
     — Думаю, этого достаточно будет. Брат, не криви душой, скажи, мои усилия изменили твое мировоззрение?
     После недолгой паузы я ответил:
     — Да.
     — Значит, не зря старался. Хотел показать действительность, избавить взгляд от тумана, который тебе напустили так званые доброжелатели. Все тайные организации, в том числе и клан «Истинного», не есть добро. Но они и не зло. У каждого своя правда. Их интересует власть, меня месть и забвение. Каждого можно понять, смотря, какие принципы тебе близки. Даже твои жестокие действия оправдываются. Ты добился поставленной цели — взял власть и отомстил семье. Браво! Пойми, я не издеваюсь. Даже готов преклониться перед тобой. Я искренно рад за тебя, горжусь тобой. Мне не повезло всего лишь одном, что я твой брат. Твоя месть подразумевала мое страдание. Чтобы воплотилась мечта — я должен был пройти через все это. Вот и все.
     Я не знал, что ответить. Слова брата не поддавались уму. Его взгляд на мир — поражал необычностью и безысходностью. Бессмертие и клетка оставили неизлечимый след на душе Пуцекора.
     — Пора кончать, Эрберон. Не обижайся, пойми, у нас, родных братьев, есть своя мечта, и она, как ты догадался, касается тебя. Месть. Мы не оригинальны в выборе, идем по шагам предшественника — за тобой.
     Изуродованная пасть разошлась в подобие улыбки:
     — Ты узнаешь, что значит самому страдать.
     Птицеголовые, как единый организм, зашевелились.
     Я не думал сопротивляться.
   
    26
   
     Медальон, висевший на шее, засветился фиолетовым сиянием. Заточенный в темнице брат заподозрил неладное:
     — Снимите с него амулет!
     Птицеголовые прыгнули на меня и, не достигнув цели, упали на пол. Я растворился.
     
    ***
   
     Я в теле обнаженного человека стоял перед фонтаном. В нем вместо трупа человека плавала мертвая лошадь. На троне так же восседала великанша в железной маске. Уродливые слуги отсутствовали.
     Я не чувствовал перед ней страха, напротив, гнев рвался наружу:
     — Зачем спасла? Я не просил! Хочу получить наказание за согрешение!
     Ответ женщины отдался в голове. Произносимые вслух слова она заменяла мыслями.
     «Так суждено быть».
     — Не суждено! — воспротивился. — Если не твой амулет, я бы сюда не попал!
     «Но у тебя он ведь был».
     — Разумеется, ты все подстроила! — возмутился. — Верни немедленно! Я не отрекаюсь от вины, она заслу…
     Речь оборвалась. Рот исчезал, срастался. Пальцы безуспешно пробовали найти отверстие.
     Не дает, сука, говорить! Ладно, пускай, я уйду! Мне тоже безынтересно ее слушать.
     Ноги не двигались — ступни слиплись с полом. Я запаниковал, ибо осознал ее истинную силу.
     В голове отдавались слова Великанши:
     «Твоя участь предрешена, Эрберон, задолго до сотворения Хаттбада. Многие действия твоих предшественников казались спонтанными, однако они шли по писаному сценарию. Эрберон, сын Дборрса, обязан был стать правителем, а затем императором. Братья не имели спасения — судьба выбрала их и с этим ничего не поделать. Империя росла, но ее народ страдал, жил в бедноте, умирал в бесчисленных войнах. Эрберон неустанно расширял Империю, покоряя огнем и мечом соседние государства. Империя строилась не на искусных договорах, а на костях и крови. Императора боялись, но уважали, преклоняли перед ним колени. История не могла пойти по-другому пути. Сценарий один и не имеет альтернативы».
     Разучившись говорить, я мысленно спросил, надеясь, что собеседница меня все-таки услышит.
     «Не верю. Каждый кузнец своего счастья».
     Получилось.
     «Увы. Каждое живое существо играет роль, даже если не подозревает о ней. Возьмем как пример тебя. Неслучайно твоя душа вселилась в тело бывшего императора. Не случайность, что в конченом итоге попал в темницу Пуцекора, а затем сюда. Поскольку ты иначе не мог поступить».
     «Но что мне все это дало?».
     «Необходимые знания. До разговора с родным братом, твое видение мира не соответствовало действительности. До сих пор бы считал духов, если не врагами, так союзниками, или того хуже, вообще никем, второстепенными персонажами. Кроме Пуцекора или других братьев, никто не рассказал бы правду. Все еще не веришь? Призадумайся, без защитного медальона, ты бы стал пленником духов. И что дальше? Нет, сценарий прописан до мельчайшей детали, он не обрывается на полуслове. Попал сюда — это следующая страница твоей судьбы».
     Я решил зайти с другой стороны:
     «А другие создания Хаттбада? Они ни на что не влияют, большинство рождается, живет незаметную жизнь и умирает. Какова их роль?».
     «Своя. Чаще всего она мелкая, для большинства незаметная. Не все рождаются будущими героями, кто-то должен его родить, воспитать, рассказать интересную историю, после которой ребенок формирует личные идеалы жизни. Дальше представим: герой спасает мир, он оказался в пустыне без коня и воды, смерть близка. Но вдруг на горизонте появляется караван. Герой спасен. Или другой случай. Он находит в песках мертвого всадника и его скакуна. Герой роется в вещах мертвецов и находит воду, и через день добирается к ближайшему городку. В первом случае все караванщики сыграли требуемую роль. Во второй, мертвец оказался в нужном месте. Он даже не подозревает, что выполнил задачу, ради какой явился на свет».
     Я ошарашено спросил:
     «Всех кого встретил в Хаттбаде, тоже исполняли задуманную роль?».
     «Совершенно верно. Аднер привел тебя в Набброджу. Наполеон вовремя встретил в Окере, что дало возможность клану «Истинного» тебя быстро освободить с плена. Неудачный план путешествия, созданный Бонапартом, привел в замок Рудшард, где ты получил медальон. Еж, изменил твое мировоззрение. Мелфа, хоть и являлась предательницей, дала тебе свободу. Конечно, их роль на этом может и не заканчивается, кто-то, возможно, ее и не начинал».
     Потупил глаза:
     «Я не герой, а жестокий диктатор, тиран. Во время моего правления Империей заправлял гнет и немилость. Я отрекся от семьи и отправил ее в ссылку. Имя мне — антигерой».
     Монотонным голосом женщина-гигант продолжала:
     «Герой не всегда добр. Ему свойственны черты хаоса. Герой — это главный персонаж, его роль неоценима. Сценарий построен на нем. Он маленький винт большого механизма, как и все существа, но его отличие в том, что когда он ломается, устройство приостанавливается.
     Тебе, Эрберон, суждено поставить последнюю точку в книге. Неведомо — конец это романа или окончание первой тома. Роль должна быть исполнена, невзирая на последствия».
     «Я не могу».
     В самом деле, не мог. Меня ненавидят, считают абсолютным злом, язвой на теле. Не появись на свет, ничего бы этого не произошло. История пошла бы по-другому — лучше. Нынешний Император исправляет мои ошибки, зачем возвращать зло?
     Полногрудая великанша сказала:
     «Ты прошел долгий путь, многое постигнул, однако многолетняя подготовка не окончена. Остался последний шаг обучения».
   
    27
   
     Над городом гремел салют. Ночь озарялась множеством праздничных огней. Жители веселились.
     Я очарованный прекрасным зрелищем долго любовался разноцветными вспышками. Желтые, красные, зеленые. Сердце стучало от восхищения.
     Двинулся к распахнутым настежь воротам. Город впускал в утробу всех желающих. Стража пропуская, улыбнулась:
     — Проходите! Счастливый город рад вас приветствовать!
     Я благодарно кивнул и вошел.
     Ненасытные глаза не решались выбрать один предмет. Они перескакивали с каруселей, напоминающих животных, на разноцветный шатер цирка, затем на секунду остановились на шестиногом звере, диковинки с дальних земель, и в завершении устремились на прекрасных девушек, предлагающих недетские услуги.
     С раздумий оторвал подошедший низкорослый человек с довольной улыбкой:
     — Впервые у нас? — и получив утвердительный ответ, продолжил. — Готов поставить на кон жизнь, что лучшего места нет во вселенной! От города вам подарок — держите! Мое любимое виски!
     Нежадный встречный пошел дальше.
     Став обладателем бутылки, я с запозданием поблагодарил, а затем — зачем обижать человека? — ее откупорил. Горячая, щипающая жидкость потекла по горлу. Действительно отличное, не обманул.
     Сделав несколько глубоких глотков, зашагал в сторону цирка. Занял место в длинной очереди. Видимо, аншлаг сегодня. Интересно, кто приехал? Балуясь выпивкой, время прошло быстро, даже не заметил, как очутился перед окошком.
     — Следующий, — произнесла моложавая кассирша.
     — Одну минутку, — руки обследовали карманы длинного пальто, но ничего не находили. Вот растяпа, куда делись деньги, точно помню, я их брал собой. Преодолевая стыд, выговорил. — Ой, простите, кажется, потерял деньги.
     Собираясь уходить, девушка остановила:
     — Куда вы, мужчина? Возьмите билет.
     Я удивился:
     — Я же говорю, у меня нет денег.
     — Билет бесплатен. Все за счет города.
     Обрадованный новостью, взял подарок и поспешил в шатер.
     Заняв свободное место, глотнул качественное виски. Как удачно день складывается! Везунчик.
     Прозвенел звонок. Спектакль начался.
     Я словно вернулся в детство: смеялся, смотря на клоунов, сопереживал акробатам-эквилибристам, удерживающих с помощью шеста равновесие на канате, затаил дыхание, когда обученные люди глотали огонь. Огорчился, когда постановка завершилась, расставаться не хотелось уже с такими родными актерами. В конце присоединился к рукоплесканиям зала. Они их заслужили!
     Покинув помещение цирка, направился к группе людей. Протолкавшись вперед, увидел, что привлекло внимание горожан. В огороженной площадке сражались петухи. Толпа неистово ревела, сопровождая воплем каждую атаку. Перья разлетались. Свежая кровь струилась из ран.
     Я породнился с народом. Глотка орала, пытаясь всех перекричать. Черных петух с белыми пятнышками одолевал соперника. Я ликовал! Знал, что он победит. Давай, убей его! Ура! От радости я обнял одного с толпы.
     Сразу не ушел. Посмотрел еще пять боев, до тех пор, пока не наскучило однообразие. К тому же бутылка опустела.
     Сегодня мой день! Все чего желал, давалось бесплатно! Дали даром пострелять с ружья, покататься на чертовом колесе. Даже вручили бесплатно выпивку, на какую указал пальцем. Фантастика!
     Сполна насытившись весельем, подошел к лавочке и сел. Желаю, чтобы этот день никогда не заканчивался!
     — Нравиться веселье? — спросил пожилой мужчина с большой родинкой на лбу.
     — Еще спрашиваете! — навеселе ответил я. — Кстати, а что за праздник?
     Дед не промолчал:
     — Это не праздник. У нас каждый день так.
     — Да ты что? — не поверил. — Не шутишь, правда?
     Старик кивнул.
     Я почесал затылок:
     — Хорошего выбрали мэра. А наш, сволочь, ни хрена не делает, только бюджет города по карманам раскладывает. Выбрали на свою голову, — и добавил. — Не поверишь, мне сегодня две бутылки за спасибо вручили! Вот подфартило!
     — Действительно.
     Я положил ногу на ногу и откинул голову. Все, с завтрашнего дня сюда переезжаю! Все-таки рай на земле есть. Губы присосались к горлышку бутылки. Горючая смесь растекалась по телу.
     Минута блаженства прошла, и я расплющил веки. Дед исчез. Наверное, не понравилось мое присутствие? Да Бог с ним, пусть валит. Мне его компания, признаюсь, не слишком нравилась.
     Салют не прекращался. Сколько у них в загашнике осталось ракет?
     Опьянение не проходило. Голова слегка раскалывалась. Утречко будет еще то. Зачем расстраиваться раньше времени? До утра, как до Китая рачки. Продолжаем веселье!
     Поднявшись на ватные ноги, целенаправленно пошел к девицам.
     Я, скорее всего, брат или сестра госпожи Фортуны! Проститутки отказывались брать с меня денег! Утверждали — все оплачено. Я растерялся. Не знаю, быть может, алкоголь так действовал или они родились такими красивыми, но остановить выбор на одной единственной далось с трудом. Наконец-то, поборов все сомнение, предпочтение упало на длинноногую блондинку, одетую в черный комбинезон и такого же цвета облегающие кожаные брюки
     — Алиса, — моргая ресницами, представилась девушка.
     — Андрей, — и в десятый раз уточнил. — На всякий случай скажи, поправь, если что не так, чтобы потом не возникло недоразумений. Денег требовать не станешь в самый ответственный момент?
     Блондинка хихикнула:
     — Повторяю — нет.
     Вот это удача! Ладонь вытерла пот со лба:
     — Куда пойдем? Я к несчастью не отсюда родом.
     — Приезжий? — спросила Алиса.
     — Да.
     Девушка сморщила лобик:
     — Значит, ты не видел Его?
     — Его — это кто?
     — Сердце города.
     — То есть, мэр? — предположил я. — Зачем он нужен? Он мне не интересен.
     — Не мэр. Пошли, тебе его покажу, — блондинка потянула за рукав пальто.
     Ноги путались, рано или поздно меня ожидало падение.
     — Не спеши! — попросил я, и когда девушка замедлилась, добавил. — Алиса, давай покажешь Его позже, а сначала займемся кое-чем другим. Где твоя квартира?
     Длинноногая красавица осталась непреклонной:
     — Каждый житель Счастливого города раз в неделю ходит во дворец, чтобы увидеть Его. Так положено.
     — Я приезжей, думаю, меня это не касается, — с надеждой выговорил я.
     — Вовсе нет. Напротив, гости города сразу идут к Нему.
     Разочаровано опустил голову. Ладно, посмотрим, надеюсь, немного времени заберет. А затем, после небольшой экскурсии, закончим прерванное дельце.
     Впрочем, мы были неединственными желающими увидеть символ Счастливого города. Несмотря на поздний час, во дворец шло множество людей. Кто сам, больше парами, иногда удавалось заметить детей. Дворец принимал всех, не делая исключений.
     — Очередь! — досадно выговорил я.
     Девушка позитивней смотрела на ситуацию:
     — Небольшая. Не упирайся, ты должен Его увидеть.
     Бубня под нос, я все же занял место в хвосте. Ничего, потерплю, за все эти страдания ждет в конце приз.
     Люди улыбались, смеялись. Почему я недоволен? Держи себя в руках! Сегодня твой день! Смотри на вещи позитивней и не сгущай краски!
     Вошли в кабину небольшого лифта. Он медленно опускался.
     — Думал, будем подниматься, — признался я.
     Алиса пояснила:
     — Он обитает под городом.
     — Вот как. Это все объясняет, — делая умное лицо, сказал я.
     В кабине лифта душно. Рядом теснилась семейная пара с ребенком и пожилая дама. Двери раздвинулись. Я жадно глотал кислород.
     Возлюбленная на одну ночку недоверчиво посмотрела:
     — Не дурачься.
     — Мне, в самом деле, жарко.
     Девушка пожала плечами — показывая, что не верит.
     Взявшись за руки, поспешили за остальными. Чисто убранный коридор освещался ярким светом.
     — Мама, мама! — весело подпрыгивая, завопили девочка. — Я снова увижу Его!
     — Да, милая, — с теплотой отозвалась матерь.
     Алиса прошептала мне в ухо:
     — Видишь, в отличие от некоторых, даже ребенок рад встречи с Ним.
     Что-то нечленораздельное проговорил в ответ.
     Навстречу шла предыдущая партия людей. Они светились радостью. Женщина прижала руки к груди:
     — Он прекрасен!
     — Он умен! — поддержал другой.
     — Он добр! — не умолчал третий.
     Воодушевленная толпа прошла мимо. Я озадачился. Пожалуй, нужно самому увидеть Его. Чем он их поразил? Околдовал или загипнотизировал? Любопытство вело вперед.
     Ржавая железная дверь вгрызалась в белую стену. Остановились. Ребенок первым подбежал к двери и поднялся на цыпочки, глянув в окошко. Рыжая девчонка перестала вопить — молчала. Дыхание прервалось. С полминуты простояв, она повернулась и отошла. Глаза намокли. Слезы счастья умыли прекрасное личико ребенка.
     Черт, как не терпелось всех растолкать и посмотреть за дверь! Тем не менее, я сдержал эмоции и стал позади всех.
     После девочки пошли ее родители. За ними последовала старушка. Они тоже плакали от радости. Алиса пропускала, но я отказался. Ее реакция после увиденного не отличалась от всех.
     Настал мой черед. Я уверенно зашагал к металлической двери.
     Кто он? Тоже буду плакать от радости? Или не отреагирую никак?
     Вопросы прекратились, когда рукой прижался к металлу. Взгляд с жадностью впился в комнату.
     Я застыл. Тряхнул головой, моргнул, но картина не менялась. О Боже, это ужас!
     В центре темной грязной комнаты лежал скрюченный ребенок лет пяти. К голове мальчугана прикреплялся проводок, тянувшийся до верха. Привыкнув к темноте, я различил, что потолок дышал, выгибался. Проводок-щупальца кормилась ребенком. Мальчик непропорционального телосложения сжался и постанывал.
     Сжалось в груди. Я с яростью крикнул:
     — Держись! Я помогу! — и, разбивая в кровь кулаки, застучал по двери.
     За плечо потянули:
     — Прекрати! — послышался испуганный вопль.
     Я обернулся:
     — Там мальчик! Он страдает!
     Никто не сдвинулся с места. Девочка закрыла лицо руками и заплакала:
     — Я боюсь, мама.
     Матерь прижала ребенка и зло бросила на меня взор:
     — Мы уходим, не плачь.
     Отец семейства вышел вперед и гневно сказал:
     — Тебе не место в Счастливом городе!
     Немолодое лицо старушки скривилось, выбрасывая наружу морщины. Алиса отпустила мое плечо и ненавистно произнесла:
     — Осквернитель храма!
     Я потрясено смотрел на реакцию спутников. Куда подевались улыбки и звонкий смех? Где жизнерадостность?
     Однако я не сдался:
     — Как открыть дверь?
     Отец семейства, коренастый мужчина, посапывая, приближался:
     — Не расслышал? Уходи!
     Я не послушался и опять потянул за ручку двери. Не поддалась.
     Меня отшвырнули. Я ударился спиной о стену и упал. Все расплывалось:
     — Что вы делаете?
     — Очищаем храм Его, — произнесла гадким голосом старушка.
     Я вытер с губы кровь:
     — Одумайтесь, люди! Там ребенок!
     — Он, — неучтиво поправила Алиса. 
     Я запнулся. Все прояснялось. Неужели…
     — Мальчик и есть Он?
     — Разве это не сразу ясно? — озлобленно уточнил мужчина.
     — Но как тогда можете спокойно смотреть, как Его пожирает тварь?
     Вопрос повис.
     — Как?! — заорал я.
     Уродливая старуха не сдержалась:
     — Это его судьба!
     Теперь настал мой черед замолчать. Его судьба?
     Она, брезгая слюной, продолжала:
     — Для этого Он родился! Он страдает, чтобы мы жили в счастье!
     Я, не веря услышанному, воскликнул:
     — И вас это устраивает? Ради собственного благополучия позволите ему гнить? Его жизнь — ад!
     Алиса покраснела от злости:
     — Что его жизнь? Он один, а нас тысячи!
     Я закричал:
     — Но это его жизнь!
     Девочка рыдала и закрывала уши. Ее мать устремила на меня палец:
     — Разжигатель ереси! Тебе здесь не место!
     Коренастый мужчина грубо меня поднял. Со рта невыносимо воняло:
     — Мальчик не знает другой жизни! С рождения Он заперт в темнице. Его мир окружен четырьмя стенами! Ему не за чем жалеть, поскольку Он другого не видел и не знает. Он принимает муки, как часть жизни, для Него это нормально! Мы благодарны Ему, поэтому, как дань уважения, посещаем раз в неделю храм.
     — Вы нелюди!
     Чугунный кулак сломал нос. Нестерпимая боль жгла лицо. Я упал на колени.
     — Метцер, брось его, — вымолвила супруга. — Он глупец, ничего не поймет, — и добавила. — Уходим.
     Стучали каблуки. Звук отдалялся. Я расплющил глаза:
     — Вы не можете просто так все уйти!
     Никто не ответил и не оглянулся. Даже Алиса.
     Свет потух. Наступила кромешная темнота.
     Я прижался к стене. Из-за дверей доносились ели слышные стоны мальчика.
     По щеке скатилась слеза. Нос пылал.
     Незаметно шевелились пересохшие губы:
     — Так нельзя…
     Раздался гулкий щелчок. Заскрипела дверь.
     Стоны стали громче и участились.
     Я перестал дышать. Сердце выпрыгивало. Сдавалось, что вот-вот из-за двери выглянет бледное лицо мальчугана. Ждал, но ничего не происходило.
     Ноги выпрямились и, зажимая нос рукой, я обошел дверь и зашел. Все оставалось прежним: потолок-чудище с помощью клешни жадно впитывало энергию ребенка.
     Наглухо за мной затворилась дверь. Резко повернулся и увидел гиганта в маске.
     — Зачем это показываешь?
     «Это последний урок».
     — Что он дает? — не понимая, спросил я.
     «Сам скажи».
     Я раздумывал вслух:
     — Люди пожертвовали ребенком, чтобы самим жить в мире и покое. Зло приняло дар — договор уложен. О чем это говорит? Люди — сволочи! Ради собственного благополучия не побрезгуют сторонней жизнью. Верно?
     «Узко мыслишь, Эрберон. Для начала — Счастливый город — не часть твоей родной Земли. Он с другого мира. Их устои вселенной да философия иная. Его жители подобны людям, но это не они. Не только человечеству присуща черта заключать союз с хаосом, чтобы обогатить собственные интересы. Разделяй и властвуй — принцип всего живого.
     Второе, давай примем политику Счастливого города такой, какой она есть, несмотря на ее бездушие к ребенку. Вспомни, о чем мы говорили раньше, Эрберон».
     — Что у каждого своя роль? — предположил я.
     «Точно. А теперь посмотри в глаза мальчика и все прояснится».
     Женщина переросток отошла к стене.
     — Почему ты не скажешь?
     «Ты должен сам уразуметь».
     Великанша замигала, а потом исчезла.
     Переступая с ноги на ногу в нерешительности, я собрался с духом и повиновался железной маске.
     Ладонь опустилась на лоб, возле присоски. Мальчуган задергался и повернулся на другой бок. Я обошел символ Счастливого города и присел на корточки. Ладонь снова прикоснулась горячего лба. Мальчик издал незнакомые звуки. Веки поднялись. Печальные глаза уставились на меня.
     Все поплыло.
   
    26
   
     Ежик глядел в обозримое окно. Час назад если бы кто сказал, что безжизненная земля будет покрыта сотнями тысяч жуков, он бы тут же рассмеялся ему в лицо. Волна насекомых, хлынувшая из глубин Топей, направлялась в Империю, чтобы смыть древнюю цивилизацию. Зверек сплюнул.
     — Все, нам каюк, — заключил еж. — Почему мы раньше не ушли своим ходом?
     — Смысл? — спросил Бонапарт. — Нас бы, так или иначе, настигли жуки.
     — А умирать от голода в консервной банке, по-твоему, лучше?
     — Так остается шанс, что Эрберон вернется раньше, чем мы умрем.
     Колючее существо не сдавалось:
     — Тебе то что, Наполеон, без еды и воды обойдешься. А я нет! С вас удивляюсь, были в башне и ничего не взяли пожрать! Бестолочи! Кто в здравом уме пойдет в дальнюю дорогу без запасов еды?
     Ольвия не удержалась:
     — Не горячись. Тоже хочу кушать, но об этом не кричу каждые пять минут. Всем тяжело.
     Зверь заморгал:
     — Неужели принцесса соизволила говорить? Какое счастье! — наиграно поднял верх передние лапки еж. — Тоже плохо? Животик проголодался? Сами виноваты! Думать сначала надо, а не тупо лезть в кабину робота. Кстати, прийти в гости с пустыми руками — неуважение.
     Девушка надулась:
     — Я спасалась, а не пришла в гости!
     — Пришла или спасалась — какая разница? В любом случае, ты оказалась здесь в машине. А стол, как видишь, до сих пор пуст. Приглядись, он даже покрылся пылью.
     Ольвия хмыкнула и отвернулась.
     Ежик покачал головой:
     — Словоблудством не накормишься, — зверек ударил лапкой по металлическому полу. — Все, не вижу другого варианта — нужно кем-то пожертвовать, чтобы спасти остальных.
     Девушка расширила от изумления глаза:
     — Что имеешь в виду?
     — Кого-то с нас троих сожрем.
     Ольвия прикрыла рот рукой. Колючий парнишка размышлял:
     — Бонапарт, родившийся под удачливой звездой, отпадает. Древесину мой желудочек не переварит. Отбрасываем все за и против и приходим к заключению, что кроме тебя — Ольвия — лучшей кандидатуры не найти.
     Девушка возмутилась:
     — Почему себя не рассматриваешь?
     Маленькое создание отпрянуло:
     — Ты слышал, Наполеон, слышал? — волнительно задышал зверек. — Она посягает на добро Империи!
     — Не смеши, какое с тебя добро? — не поняла Ольвия.
     Собравшись с духом, ежик пояснил:
     — Я — вымирающий вид, занесенный в Книгу редких животных! Моя жизнь оберегается Империей! Любое посягательство на бесценную жизнь, то есть мою, карается смертью!
     — Абсурд, — не сдавалась девушка. — У нас на рынке Хабютштайна продавалось множества мяса ежей, и правительство не воспрещало этим заниматься. Впервые слышу, что ты — редчайшее создание. Куда не глянь — еж. Вас как тараканов — миллионы!
     Зверек ахнул:
     — Убивали и ели сестер и братьев? — грубо добавил. — Не зря уничтожен Хабютштайн! Духи поступили разумно — не место пожирателям ежей в Хаттбаде! Горите в огне!
     — Не смей так говорить! — поднялась Ольвия.
     — От правды не уйти, пожирательница милых существ!
     — Прекратить! — крикнул деревянный капитан. — Сейчас трудное время, тем не менее держите себя в рамках приличия.
     Девушка опять забилась в углу.
     Колючий зверь молчаливо двинулся к столу и, запрыгнув на стул, удобно умостился. Тишина длилась пару минут. Первым ее прервал ежик:
     — Ольвия, послушай, мы разумные существа, не дикари, ведь так? — получив кивок, животное продолжило. — Значит, будем мыслить разумно, не предаваясь инстинктам. Согласна?
     Девушка промолчала и подозрительно посмотрела на голодного спутника.
     Ежика не останавливался:
     — Давай рассмотрим два варианта. Первый, несмотря на все, ты съедаешь меня. За один присест, не больше. У тебя большой молодой организм, требующий постоянной энергии, а я, посмотрим правде в глаза, тощий как веточка — шкура да кости.
     — Не прибедняйся, — вставила Ольвия.
     Маленькое существо не придало значение словам девушки:
     — Выходит, удовольствие продлиться лишь раз. Затем живот снова начнет урчать. А Эрберон еще не ясно когда вернется. Через день, два, возможно, через целую неделю! Голод рано или поздно все одно прикончит, — зверь приободрился. — Второй вариант: я ем тебя. Здесь все наоборот — я тощ, ты обладательница немалого мяса. Мне на обед достаточно будет крохотного кусочка, чтобы стать сытым. Сколько я продержусь? Верно, месяц! Ольвия, отбрось самолюбие, стань командным игроком! Для процветания команды, какой вариант лучше?
     — Третий. Садимся удобней и едим в ресторан. — сказал третий голос.
     Наполеон подскочил:
     — Ты вернулся!
     Ольвия обрадовалось, но не сдвинулась с места. Еж спрыгнул со стула:
     — Эрберон, наконец-то! У меня уже не хватало сил их успокаивать. Все норовят кушать, кушать, кушать. Говорю: без паники, Эрберон скоро вернется! Потерпите немного. А им то что? Показывают на животы и орут.
     — Неправда! — не вытерпела девушка. — Не стыдно врать?
     Андрей потушил искру ссоры:
     — Все позади. Давайте смотреть в светлое будущее, — и сел в кресло. На череп опустился шлем.
     Наполеона разрывало любопытство:
     — Ну как, память вернул?
     — Нет, — без сожаления признался Андрей.
     Бонапарт опешил:
     — Все зря, получается?
     — Нет, — повторил скелет.
     Капитан бросил взор на команду, прося поддержки. Еж вызвался:
     — Эрберон, что будем делать дальше?
     Андрей быстро ответил:
     — Едим в ресторан. Будем спасать вас от голода. Да и сигары тебе купим.
     — Отлично! — но после тяжелого взгляда Бонапарта снова спросил. — А потом что?
     Эрберон не ответил. Спутники не решились продолжать допрос. Не время.
     Панцири жуков трескалась под грузом ступней робота. Машина безжалостно топтала насекомых, сплющивая их тела. Дым вылетал из труб и тянулся за ним хвостом.
     Два солнца игриво играли лучами на блестящем металле.
   
    ***
   
     Мальчик и я — главные персонажи миров. Он живет в муках, чтобы остальные пребывали в счастье; меня ненавидят, но именно я создатель Империи. У каждого своя роль в сценарии.
     Мы различны и похожи. Он проклинает существование, но любим всеми. Я проклят всеми, но люблю свое детище — Империю.
     Он сказал последнее слово.
     Я нет.

 

Дуэль

249 руб.
Купить



комментарии | средняя оценка: 3.00


новости | редакторы | авторы | форум | кино | добавить текст | правила | реклама | RSS

26.03.2024
Итальянского певца Pupo не пустят на фестиваль Бельгии из-за концерта в РФ
На сцене Государственного Кремлевского дворца 15 марта состоялся концерт «Большой бенефис Pupo. В кругу друзей» с участием известных российских артистов.
26.03.2024
Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.
25.03.2024
Кастинг на фильм про Жириновского возобновят из-за ареста Кологривого
Андрей Ковалев уточнил, что съемки фильма затормозились и скоро будет объявлен новый кастинг.