Миша закрыл двери гаража и оперся на них правой рукой, сложив на руку лоб, чтобы отдышаться. Тяжело без машины: перетаскивать эти бесконечные мешки картошки. Садовый сезон подходил к концу, и скоро предстояло переносить и соленья. Дома хранить их будет негде, а денег на починку машины не появятся. Стоит она бесполезным мусором в сарае уже второй месяц. Миша сплюнул на низ гаражных дверей. Пошарился в карманах потертой кожанки, наверное ей уже лет десять, как и джинсам на нем. Вся его одежда была покрыта серой бетонной пылью, казалось и волосы застыли как цемент после высыхания. Искать деньги одной рукой было неудобно, и ему пришлось перестать опираться на гараж, чтобы освободить вторую руку и продолжить шнырять по карманам и ею. “Что за жизнь-то такая?!” подумал он не найдя достаточно мелочи на проезд. Обратно идти пешком. Всего полчаса, но сейчас хотелось как можно скорее почувствовать себя чистым и свежим. А если повезет, провести оставшийся вечер без скандалов с женой. Знакомых мужиков в гаражах не было, так бы можно было напроситься доехать с кем-либо из них. Он бы все равно не позволил себе сесть в чью-либо машину в таком виде, но отсутствие знакомых — еще один повод чертыхнуться на судьбу.
Миша уныло побрел вдоль ряда капитальных гаражей. Можно пойти через пустырь, так будет быстрее, и он свернул вглубь гаражей, что срезать через них. Дорога вся была в мелких ямах и покрыта ощутимым слоем смеси пыли, песка, грязи и мелких камней. Каждый Мишин след запечатлялся на ней недолговечным рисунком и добавлял деталей к слепкам протекторов и собачьих лап. Хоть дорога и была довольно широкой, казалось гаражи по бокам старались пихнуть в плечо Мишу своим серыми бетонными стенами.
Какое прекрасное лето прошло, особенно когда автомобиль был на ходу. Сразу после работы на дачу на заслуженные два выходных. Дома обычно был только в ночь между сменами. Питался тоже в основном свежесорванным и пойманным. Конечно ловил он только рыбу. И пару раз позволил купить убитых уток у местных охотников. Да как охотников, понастроили дачи только ради удовольствия. Ничего у них не растет, может только цветы. Потом приезжают побухать, да поохотиться. Для них это просто развлечение, да они и так просто могли бы свои трофеи отдать.
— Михаил, вот вы отличный рыбак. Искусный, в некотором роде мы о вас наслышаны среди местных, — бородатый Сергей Юрьевич пытался завести с ним разговор. Зачем они пригласили на свой праздник. Мише было неуютно среди этих людей, но он не смог придумать причину для отказа, когда соседи пригласили к себе на какое-то празднество.
— Так вот Миша, я бы советовал вам порыбачить с яхты, да в каком-нибудь море… Решено! Приглашаю вас в сентябре со мной в Норвегию, вы должны там побывать.
Голос Сергей Юрьича был доброжелательным и искренним. Миша ненавидел его.
Уроды богатые! Коммерсанты! В это слово Миша всегда вкладывал всю свою ненависть и обиду. В принципе-то люди не плохие, только забот у них мало, может когда-то было много, но они забыли, и Мише с ними поговорить было не о чем. И на курорты он с женой не ездил, фильмы новые не видел даже, чего уж там. Рыбалка — наверное единственная тема для разговора. И не съездит он наверное никуда дальше своего огородного участка. Ни в какую гребанную Норвегию! Чувство жалости к себе пронизало его.
Никому не было до него дела. Были конечно компанейские отношения с коллегами, с такими же… да с такими же неудачниками, как он. Никаких перспектив впереди, наверное, надо было поступать еще куда-нибудь кроме этой шараги, хотя да и после шараги одногруппники шли на завод и поднимались куда-то дальше. Наверное, надо было научиться задницы лизать. Да. Как эти все.
Ольге тоже было не до него. Только если доколупаться.
— Почему мы живем в нищете?! Почему ты не можешь что-то с этим делать?! — она стояла в халате на кухне перед разделочным столом. Перед ней стояло с десяток еще не закатанных огурцов, — Почему я должна заворачивать эти гребанные банки?! Брось работать, пойди к Олегычу, он уже давно тебя зовет, ты же с руками, за ремонты-то больше заработаешь.
Миша растерянно стоял. Он не умел по другому.
“Ну хоть не отрицает того, что я с руками.” — подумал он тогда.
Миша вышел на этот пустырь. Уже потемнело до сумерек. В метрах ста у деревьев пробегает стая собак. Темнота с небес обвалилась на него и заставила согнуть спину еще сильнее, чем обычно. А воспоминания повисли на шее.
К Олегычу-то не пойдешь — условия его Ольге не понравятся. А может наоборот.
— Ты вот, знаешь, что жена твоя красавица? — спросил Олегыч тогда на кухне, дожевывая скумбрию холодного копчения.
— Да, за тем и женился! — тогда Миша был весел: холодное пиво, сытый желудок.
— А хочешь денег дам? — Олегыч отхлебнул из своей кружки, — а нет, придумал, хочешь сделаю тебя своей правой рукой, ты же ремонт любой отбабахать сможешь.
Миша не почувствовал подвоха, он был в алкогольной эйфории и в эйфории от того, что его хвалили.
— Давай, я ее трахну разок. Она на меня так засматривается, не откажет. И тебе повышение.
Наверное Миша должен был взорваться, и кинуться на своего бывшего коллегу, открывшего свой небольшой бизнес, и почему-то оставшимся с ним в друзьях. Толстый, в замаранной скумбрией майке, он весело смотрел на Мишу.
— Ну что?
Миша опустил глаза. Он старался не вспоминать тот день. С Олегычем они все еще общаются.
Уже почти дошел до первых домов. Мимо пробегал одинокий бездомный пес. Хоть не стаей. Стаи вселяли в Мишу вполне оправданный страх. Он не знал, что от них ждать. От одинокой дворняги, конечно тоже не ясно, что ждать, но он верил, что справится с ней в случае чего. Вдруг собака замерла. Миша почему-то тоже повторил ее остановку и насторожился. Пес повернул к нему морду, ощетинился и начал тихо рычать.
Миша просто стоял. Небольшой страх проснулся в нем. Псина начала мелкими переступами приближаться к нему.
— Ну что ты песик, — слабо улыбнувшись ласково сказал Миша.
Но рычание не прекратилось. Между псом и Мишей осталось пару метров. Уши собаки были прижаты, а лапы подогнуты. Вот-вот прыгнет. Вцепится в горло.
— Вот собьет тебя машина, — говорил Тютя, злой человек и по совместительству напарник Миши, — вот убьешься на смерть. Обязательно на смерть, если тебя лечить надо будет, то какой прок. Вот посадят этого водятла, еще обяжут семью его выплатить твоим ближайшим родственникам. Ну полмиллиона точно. А еще бы, вот ипотеку перед этим возьми еще, на взнос накопи. Сделаешь своей сучке подарок. Что ты под нее прогибаешься, Миша?!
А может и не злой, просто любил злое сказать, а на словах был всегда за Мишу, но делом, делом-то как-то и случая не представлялось показать.
— В общем, что за мысли — умрешь и всем лучше будет, — да, Миша высказал в сердцах гипотезу о бессмысленности своего существования, — я тут один со всем этим дерьмом буду возиться? Или какого-нибудь дебила ко мне привяжут. Ты лучше назло ей живи, назло Олегычу этому, а то сдохнешь, он сразу к твоей и подкатит. Будут в постели шампанское фигачить, тебя вспоминать-смеяться.
И когда Миша только успел рассказать ему про тот разговор с Олегычем.
— Живи Миша, пожалуйста, живи, и когда уже на рыбалку к тебе сгоняем, а?
Но Тютя Мише не нравился, не нравился его язык, его постоянные оскорбления и обвинения в мягкотелости, и Ольгу Тютя оскорблял, хоть и по делу, но Миша должен был вступаться за жену.
Псина все рычала, Миша пробовал обойти ее, но каждое его движение ее нервировало. Может подобрать с земли камень и кинуть в нее. Страх пронзил его насквозь и пригвоздил к земле. Хоть бы кто мимо прошел. Те же собачники здесь любят со своими шавками гулять. Сейчас Миша очень недолюбливал собак, хотя часто подумывал взять себе пса в сад. Все же он попробовал присесть, чтобы достать до земли. Ноги затряслись. Сильно. Все, он уже не мог выносить напряжение. Он мало что помнил из своего небольшого опыта связанного со схватками хоть с чем-либо.
Парень с параллельного класса стоял и поносил Мишу как только мог. Он был крепкий, говорят чемпион города по боксу. В те минуты Миша в это вполне верил.
— Чмо, я щас возьму и обоссу тебя!
Ноги тряслись, собравшиеся школьники вокруг делали все это еще невыносимей. Миша зажмурил глаза и кинулся в драку. Напряжение прошло, и он просто ждал пока все закончится, пытаясь создавать видимость сопротивления противнику.
Как ни странно, после его очевидного поражения, его не стали чмырить в следующие дни в школе.
Миша кинулся на собаку с громким выкриком, выставив руки вперед. Ноги получили прилив энергии и сил. Страх забылся. Собака же ловким движением впилась в кисть. Зубы не так уж сильно прокусили кожанку, и рука пока не чувствовала боли. “Надо было снять куртку и набросить на морду.” — промелькнула запоздалая мысль. Миша пытался накинуться на собаку сверху и бить ее по голове, но псина бегала вокруг постоянно дергая руку. Попытки его были неудачными, а пыл прошел. Он запнулся и упал на колени. “Ну ладно, может это будет не так уж и больно, сейчас-то я не чувствую боли”.
Пес вдруг выпустил руку и сразу же прыгнул на грудь, опрокинув Мигу на спину. Парень как мог сдерживал пса, толкая в собачью шею вытянутыми руками. Пасть пса быстро раскрывалась и закрывалась над лицом, а из капали слюни. Благодаря отталкиванию руками, передние лапы пса висели в воздухе в бесконечном движении, а вот задние уже разодрали штанину на правом бедре. Миша все еще не чувствовал боли.
— Мишенька, мой дорогой, — говорила его мама, находясь в больничной постели, вся утыканная какими-то трубками, — я так рада, что ты меня не бросил, мой мальчик, знаешь же, сейчас многие дети почти не общаются со своими… — она закашлялась, — я очень хочу, чтобы у тебя все стало хорошо, чтобы пожил богато. Мы вот с отцом не успели.
В ту же ночь она умерла. Мише очень не хватало матери.
У него все не получалось собраться силами и оттолкнуть собаку. “А может к маме, может к маме” Он обреченно выпустил шею пса и начал разворачиваться на живот. Собака вцепилась в левое плечо и начала рвать его. В этот раз Мишу пронзила боль. Он схватил ближайший камень размером с кулак правой рукой, резко развернулся, ему даже не понадобилось прикладывать много сил для этого, и ударил верх собачьей морды посередине между ушами. Еще раз. Еще раз. Удар. Еще удар. Брызги крови. Еще удар. Мишино лицо в слюнях и крови пса. Сам пес уже просто лежал. Удар. Удар. Казалось, череп собаки раздробился на кусочки. Голова стала бесформенной, как сдувшийся мяч.
Миша остановился, откинул камень и встал на ноги. Слабость, боль, головокружение поселились в его дрожащем теле. Теплая кровь стекала из раны в плече к пояснице и ниже, добавляя к одежде темные пятна. Он медленно побрел ко дворам. Бесцельно. Не думая о том, как добраться до трамвпункта и вызовет ли Ольга ему скорую. И почему бы ему не вызвать самому, телефон наверняка где-то в кармане его разодранной кожанки. Но он не думал об этом. Не думал не о чем, может только о маме. Он хотел, чтобы она была рядом, чтобы она пожалела его и назвала героем. Но никому из живых не было дело до того, то с ним случилось. А кто-то возможно хотел, чтобы все кончилось совершенно иначе.
В конце концов он нашел лавочку напротив детской площадки в первом попавшемся дворе. Она была недавно покрашена в веселые яркие цвета. Миша лег на нее правым боком. Перед взором предстали цветные качали, ярко раскрашенная карусель, какие-то лазелки. Карусель издавала слабый скрежет, немного крутясь из стороны в сторону, видно кто-то сошел с нее совсем недавно. Движение вправо — скрип, в обратную сторону скрип, опять вправо. Сумерки все сильнее прятали площадку в своем темно-синем цвете.
За площадкой находился подъезд. Оттуда вышла какая-то молодая пара. Они посмотрели в его сторону, что-то сказали друг другу и пошли вдоль дома.
“Наверное решили, что очередной уснувший алкаш.” Миша закрыл глаза окончательно, чтобы попытаться уснуть и слепо отдаться судьбе. Наверное он должен был почувствовать в себе силы бороться дальше, кинуть вызов своей нынешней жизни и переродиться, как герой почувствоваший вкус жизни в схватке с диким зверем. Да, Миша вкусил кровь, и его начало немного воротить от нее, а это мешало забыться. Он почувствовал боль, и она дала ему импульс нужный для победы. Но Миша не переродился. Он не хотел перерождаться, он хотел, чтобы его просто оставили в покое.
— Мама! Мама! Дяде плохо! У дяди кровь! — раздался детский девичий голосок из-за спины, — Звони в скорую, мама, ну же!