Эпиграммы, как мухи в варенье, заплыли в башке.
Меценат не идет… Все в окошко гляжу и дивлюсь:
Рим — все тот же. Вина? На последнем глотке
Не смотри на меня, а не то я еще подавлюсь.
Сколько пошлости в жизни. Но высшая пошлость — в тоске.
Вот живу, не тоскую и даже, гляди, продаюсь.
Ты опять про талант… Что и грех на него торговать,
Может лучше бы в землю зарыть и молчок, ни гу-гу?
Надоело! Гляди-ка соседке кровать
Прямо с торжища тащат. Пожалуй, и злому врагу
Я возлечь на нее не желал бы, не то чтобы сам…
Что не нравится? Снова свое? Все смолкаю, молчу…
О высоком хотел говорить… Но высокие срам —
Тоже имут. И тут я уже не шучу.
Меценат не спешит… А куплю я наверно быка,
Разделю его с Зевсом, с тобой, мой прожорливый пес.
Парка ниточку точит, но видно рука не легка —
Вот попросим, чтоб легче — без лишних надломов и слез.
Столько пошлости в мире… Но высшая пошлость — тоска…
И похоже она на меня устремилась всерьез.