Название: Собрание сочинений в 3-х томах
Автор: Акутагава Рюноскэ
Издатель: Азбука, 2001

Обсуждение [1]

[купить в Лабиринте]

Как это всегда бывает в случае с писателем, известным нам в переводе, наше отношение к Акутагаве с самого начала искажено, и встреча с подлинником доставила бы нам лишь одно неудовольствие. Здесь, конечно, не только проблема языка. Сама подмена автора, то есть переводчик, вставший между нами и художником, отбирает у нас долю нашего читательского вдохновения, поскольку в уравнении искусства обе части — создатель и потребитель — должны быть равноценны, — по крайней мере, в момент взаимодействия. Иначе говоря, это значит, что мысль, высказанная по-японски, упрощена (и извращена) до понимания ее по-русски. Столкновение литературы и географии, ввиду старшинства последней, происходит не в пользу литературы. Каков бы ни был перевод, в русском языке Акутагава неотвратимо терпит бедствие. Примечательно, что именно таким образом трагедия, пережитая японцем, переводится на язык русского сострадания.

Акутагава Рюноскэ обладал тем, что называется «несчастной судьбой». Так как его дар входил в совокупность под этим заглавием, а не возвышался над нею, говорить об отраженном в его сочинениях несчастии было бы шарлатанством. Меньшее не отражает большее. Но горе, ощутимое в «Зубчатых колесах» или «Жизни идиота» физически, есть именно горе бессилия, неспособности выразить в слове то, что в конце жизни заслонило от него все остальное. «Неспособность» здесь не подразумевает недостаток таланта, потому что она тем горше, чем уникальнее талант. Это бессилие, неизбежно охватывающее гения, объяснимое прежде всего самозащитой Вселенной от его взора, — нижняя и самая скорбная точка его судьбы, хорошо читателем понимаемая вне языка. К Акутагаве оно шло тяжело и осознанно, развиваясь, как болезнь. В его переведенной на русский фразе «У меня нет совести, у меня есть только нервы» сохранилось то, что графически не существует в кириллице: ее общая подсознательная нота, под конец уже тождественная гибели, постепенно сгущается сверху вниз, как японские иероглифы, которыми она была записана, спускаются сверху вниз по бумаге.

2004-11-10
Илья Тюрин