Писать о романах Владимира Набокова — дело неблагодарное. Можно легко скатиться в трясину восторженных эпитетов:«потрясающе», «великолепно», «бесподобно», «гениально». Кстати, это — правда, но не вся.
Обидно, когда Набоков ассоциируется со своим скандальным романом «Лолита». «Ах, Набоков, тот самый, кто про нимфетку написал?»
Ну, написал. Но ведь не только о ней. И не только о русских эмигрантах, очутившихся после известных событий 17-го года во Франции или Германии (в романе «Машенька» это — бывший офицер белой гвардии, увидевший на письменном столе соседа по пансиону фотографию своей самой любимой женщины, а герой романа «Дар» — сын энтомолога с мировым именем, начинающий писатель).
Но вот, к примеру, в раннем романе Набокова «Король, дама, валет» героями являются члены благополучного немецкого семейства, образовавшие классический любовный треугольник. Причём «дама» и «валет» — любовники, замыслившие избавиться от опостылевшего «короля» — ничего не подозревающего мужа. Помимо всех прочих достоинств, характерных для набоковской прозы, роман ещё и держит в напряжении до последней страницы, как хороший детектив — убьют или не убьют.
А в романе «Отчаяние» герой — немецкий коммерсант (правда, женатый на русской), решивший круто изменить свою вполне приличную, но такую скучную жизнь, довольно экзотическим способом: убить своего двойника (воображаемого?), поменяться с ним одеждой, документами, инсценировав тем самым собственную смерть. А жена получит по страховке кругленькую сумму.
Совсем не похож на остальные роман «Приглашение на казнь», героя которого угораздило родиться и вырасти в насквозь фальшивом кукольном мире. Именно за непреодолимое ощущение царящей вокруг фальши «куклы» и приговаривают его к смертной казни. Он — «мастер по изготовлению кукол» или писатель, 2 недели мучается в крепости ожиданием приезда палача. А палач-то давно уже приехал и, переодевшись в тюремную пижаму, изображает такого же узника, пытаясь добиться дружбы со своим «подопечным», со своим будущим клиентом. Всё это происходит согласно новым гуманным правилам, узаконивающим дружбу жертвы и палача. Роман-притча, роман-сатира с элементами фантастики, но с очень реальным ощущением смерти — единственной реальности в этой бутафорской действительности. Кто вспоминается при чтении? Франц Кафка и Генрих Манн.
Романы Набокова глубоко трагичны именно ощущением неизбежности и реальности смерти, хотя «в лоб» об этом он говорит нечасто.
Если сравнивать (а надо ли?) романы В. Набокова с книгами таких писателей, как
В.Пелевин, С.Лукьяненко, Б.Акунин, С.Кинг, П. Зюскинд (я говорю о писателях, чьи имена сейчас наслуху или совсем недавно были), то сравнение окажется не в пользу последних. Не потому, что их произведения плохи, наоборот, — хороши. Но лучшее — враг хорошего. А романы Набокова лучше…
Виртуозность владения словом у Набокова такова, что позволяет ощутить физически, всеми пятью органами чувств значение этих комбинаций из крючочков, загогулинок, кружочков, расположившихся на чистом белом листе. Слово, созданный им образ входят в сознание читателя (перефразирую Маяковского), весомо, зримо и изысканно. Так «вкусно» писать, как Набоков, из наших писателей умели Ю.Тынянов и А.Толстой (который Петра Первого написал).
И. Бунин, с высоты своего таланта весьма критично относившийся даже к таким творческим личностям, как М.Цветаева и А. Чехов, после встречи с В. Набоковым воскликнул: «Это чудовище! Но какой писатель!»
И ещё: романы В.Набокова не поддаются ни экранизации, ни даже театральным постановкам. Попытки обречены на грандиозный провал, что и случилось в своё время с экранизацией «Лолиты». Ибо не родился ещё такой театральный или кинематографический гений, который сумел бы языком кино или театра передать изумительную неповторимость главного действующего лица — набоковского слова.
2008-07-08
gamajun |
snapshot