Если бы ты знал, как интересно писать предсмертные письма! Вчера я написал три разным своим друзьям и остался очень доволен собой. Впрочем, что я говорю — слава Б-гу, что тебе не надо развлекать себя подобным образом!
Итак, я пишу тебе последнее письмо. Боль сейчас не мешает, потому что медсестра вкалывает мне что-то, отчего она почти проходит. Это дает мне чувство, что я могу писать тебе, как писал раньше, не торопясь, выбирая из всех слов самые красивые и нужные. Впрочем, врачи говорят, что я могу умереть в любую минуту, так что не стоит расслабляться. Тем более, что эти белые халаты ждут не дождутся дня, когда в мою палату не нужно будет больше подавать их отвратительное больничное пюре. Видел бы ты их скрытое недовольство, когда у меня вдруг спадает жар, или я прошу принести мне в палату цветов и газету! Но я даже рад — поиздеваться над ними — это еще один повод не так быстро уйти. Нет уж, я их сначала вымотаю как следует, чтоб они, когда я умру, устроили у себя в больнице вечеринку!
В последнее время я все чаще вспоминаю Лили. Мальчик мой, если бы ты знал, что это была за женщина! Бойся, Энри, рыжих женщин с голубыми глазами! Они — солнечный пляж, на котором хочется загорать, а всё кончается тем, что у тебя обгарает спина. И все же, мои лучшие воспоминания связаны с Лили. Ах, Энри, единственное, о чем я жалею, так это о том, что рядом со мной уже так долго нет её рыжего огня. Если бы Лили была сейчас со мной, я бы не доживал свои последние дни в этом сером месте в таком беспомощном состоянии. Она и вправду была огонь — внутри и снаружи, и хотя ты её, скорее всего, не помнишь, но я уверен, она поразила бы и тебя.
Помню, однажды, тебе было тогда года четыре, мы с Лили приехали погостить к твоему отцу. Был летний вечер, жара, и мы все пошли на море. Солнце стояло уже низко над водой, а небо было такое же, как радужка твоих глаз — в серо-зеленых и пепельно-голубых облаках. И вот, выйдя на пляж, мы с Лили побежали к морю впереди Жака, шедшего с тобой за руку. Мы с Лили всегда, когда видели море, бросались к нему наперегонки. Но в тот вечер ты вдруг закричал своим тоненьким голосом: «Пожар! Тетя Лили горит, тетя Лили горит!» Мы все страшно перепугались, и сначала не поняли, в чем дело. А оказалось, что Лили закрыла собой солнце, и его лучи действительно «вспыхнули» в её рыжих волосах. Потом ты все дни, пока мы гостили у Жака, то и дело подходил к Лили и трогал её волосы, проверяя, не сгорели ли они, и успокоенный, гладил их своей ладошкой.
Энри, встречу ли я её там? Узнаем ли мы друг друга? Прошло столько лет — в каких мирах она сейчас? Помнит ли еще обо мне? Ждет ли меня? Скоро, должно быть, на все это я получу ответ. Поэтому мне не так страшно умирать — слишком интересно, что будет там, да и нечего уже делать здесь.
Послушай, Энри, я не буду здесь подробно писать о своем завещании, но хочу, чтобы ты знал, что и о тебе я не забыл. Видишь ли, судьба сложилась так, что своих детей у меня не было, и, может быть, поэтому ты всегда был мне дорог как сын. Всегда ты был первым, кому я покупал в командировке подарок — я шел в магазин игрушек, и долго бродил там среди стеллажей, словно искатель сокровищ — ведь мне хотелось увидеть твой восторг, твою радость. Когда я слышал твой смех, я сам становился ребенком. Вот и сейчас, я пишу тебе, и мне слышится твой звонкий смех.
Жаль, что я не доживу до твоих детей. Правда, я слышал (не скажу от кого) про некую очаровательную Мари, о которой ты, между прочим, мне ничего не сказал. Зря ты думаешь, что я уже не разбираюсь в женщинах! Я, может быть, и спаковал чемоданы на тот свет, но все еще умею видеть красоту и чувствовать аромат цветов. Да, женщины, Энри, были той наукой, которую я изучал всю жизнь, и поверь мне, я вывел не один закон, и решил не одно уравнение. Ну так что же, непременно загляните с милой Мари на мою могилку! Хоть там уж на неё посмотрю. И пусть, кстати, принесет мне букетик ромашек — ты же знаешь, как я их люблю.
Пожалуй, в предсмертном письме нельзя обойтись без нескольких советов на жизнь, так сказать, напутствия, что-нибудь вроде «не читай газет», или «не кури слишком много», это должно быть, входит в эпистолярный жанр. Но увы, я сам никогда не следовал чужим советам, а оттого остерегался давать их другим. Что же мне тебе сказать? Живи, радуйся жизни, наслаждайся ею, лови её каждый момент. Я так делал, и оттого, может быть, у меня есть теперь достаточно приятных воспоминаний, чтобы не скучать после обеда. Да, в старости наступает момент, когда воспоминания занимают главное место, и только тогда ты можешь вполне оценить свою жизнь, посмотреть на неё как бы издалека. Все ошибки, все горести, все неудачи и удачи, все радости — все они приходят к тебе под старость, как посетители к больному. И вот, Энри, я сижу в своем инвалидном кресле у больничного окна, и словно выкуривая сигару за сигарой, вспоминаю все то хорошее, что успело произойти в моей жизни. Да, пусть она была не самой легкой, я похоронил своих родителей, я потерял Лили, и многих близких друзей тоже давно нет со мной, но тяжесть всех этих потерь смягчена тем счастьем, которое дарили мне эти люди.
Я всегда много давал и много получал. Может быть, поэтому я не играю теперь бесконечно в шахматы или в карты, как делают это здесь все старики, нет, я полон внутренних переживаний. Пусть я устал, пусть мне уже хочется надолго заснуть, но день, что так долго я жил, был полон событиями, и я засыпаю, довольный прожитым днем, зная, что ночью мне приснятся яркие сны.
Не бойся много давать, Энри, и не бойся много брать — вот мой единственный тебе совет. Не скупись на счастье, не отказывай в нем ни себе, ни другим. Тогда потом ты будешь видеть яркие сны. А пока, мой мальчик, доброго дня! Доброго дня, Энри!
Твой дядя,
Эжен Лагрош.
P.s. Я веду здесь дневник. Прочитай его как-нибудь на досуге, там много смешных историй из нашего с твоим отцом детства.
26.03.2024 Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.