Книжный магазин «Knima»

Альманах Снежный Ком
Новости культуры, новости сайта Редакторы сайта Список авторов на Снежном Литературный форум Правила, законы, условности Опубликовать произведение


Просмотров: 569 Комментариев: 0 Рекомендации : 1   
Оценка: -

опубликовано: 2010-11-17
редактор: Ведаслава


Шаги | Антон Юри | Рассказы | Проза |
версия для печати


Шаги
Антон Юри

Были только облака, застывшие в холодном голубом небе. И ни малейшего намека на дождь — только солнце, которое я считал своим. Теперь оно светило для всех, и я уже не обращал на него внимания: это так естественно — солнце для всех.
    Через несколько месяцев все изменилось. Прошлое осталось далеко позади, и, я думаю, оно просто застыло именно в таком виде, в котором я покинул его тогда.
    Поначалу я оглядывался, пытаясь усмотреть в потерянной фигуре перемены, но вскоре бросил эту затею: трудно идти спиною вперед, можно не заметить, как угодишь в очередную ловушку. И если из одной смог выбраться самостоятельно, то следующая уже не выпустит так просто. Попав в следующую, требуется больше сил и смелости; еще свежи шрамы, и мысль об очередной боли гасит желание освободиться от зависимости.
   
    Удобные кресла и бокалы с белым вином успокаивали. Легкая музыка, откуда-то издалека, привносила смятые чувства в надрезанное сердце. Случайно начавшийся разговор незаметно перерос в откровение, которых я всегда безуспешно избегал. После, я снова проклинал себя за это, клянясь не повторить этой ошибки вновь. Клятва смывалась очередной улыбкой серых глаз. Каждый звук проникал и мягко делал стежок — появлялся шов. Рана, столь долго оберегавшаяся от прикосновений — затягивалась.
   
    Наши встречи поначалу были редки и протекали в тихой беседе о малозначительных событиях: соседской рыжей кошке и ее владелице, маленькой девочке, предлагающей соседям милых живых комочков, еще пахнущих утробой; толчеях в магазинах в дни распродаж (где она купила это светлое пальто, так подчеркивающее ее стройные ноги); холодных ночах в нетопленных еще по-летнему комнатах; привередливых клиентках маникюрного салона, выставляющих напоказ своих опостылевших мужей.
    Она перекидывала одну ногу на другую, но всегда делала это изящно; я воспринимал это как должное, мне было приятно видеть ее внешнюю красоту рядом — считал это заслуженной наградой.
    Мы подходили друг другу. Она, светлая и очень женственная. Я, сжатый в чувствах, немногословный. Случай свел нас в кофейном магазине, случай позволил нам сделать несколько шагов вместе; открыть свои объятия.
    И потом — массивная дверь парадного бьет мне на прощание пушечным выстрелом в спину.
   
   
    К тому моменту я переехал к рынку. В моем холодильнике всегда стояла бутыль жирного хуторского молока и решетка больших куриных яиц. Со старой квартиры я прихватил только коробку с книгами и одежду. Я не решился взять с собою брошенные ею фотографии, они не дали б мне покоя; я бросил все это там.
    Я понял, что сделал первый шаг, он не был продуманным, но верным. Обосновавшись на новом месте, я представил себя другим человеком, новым. Я придумал себе имя. И в глухой тишине темной квартиры я называл себя по-другому, пытаясь привыкнуть. Потом, торопливо, медленно, старательно или небрежно писал его на чистых листах бумаги, забывая то, прежнее.
    Она была первым человеком, который узнал меня. В тот миг я испытал некий восторг от тайны, которая принадлежит только мне одному. Я произнес имя внятно и оно не показалось мне странным и вычурным, как в тот день, когда я его создал. Она назвала себя. Сравнил с тем, как сделал это я: не уловил ни одного знакомого оттенка фальши — поверил.
   
    Я играл, придумывал себе новые пристрастия, совсем мне не свойственные. Я никогда не любил вино, но оказалось, что я много знал о винах и неплохо в них разбирался; также пришлось полюбить и цирк. Она позвонила мне в среду вечером и сказала, что видела афишу с красноносым клоуном. На следующий день я купил билеты. Вечером мы вдыхали запах арены, зверей и слушали фырканье лошадей. Оркестр играл знакомый с детства марш и все с нетерпением ждали выхода клоунов.
   
    После представления толпа вынесла нас на сырую улицу и нам пришлось взяться за руки, дабы не потеряться в живых потоках. Мы улизнули от ярких фонарей, пошли старыми улицами в город.
    Несколько оброненных ею фраз, и я узнал еще немного. Она доверила мне свою руку — этого было достаточно. Я сделал второй шаг. И снова бессознательно: я впустил ее.
   
    Впоследствии я часто вспоминал тот вечер, ночь, подкатывающую в приливе к кровати и снова, с шорохом отходящую на свое место штору у раскрытого окна; черный прямоугольник на стене; ее, лежащую на аккуратной постели, прикрывающую свою бледную наготу руками.
    Я покинул ее под утро, уже светало и было нестерпимо легко идти по свежим улицам, не торопясь, ощущая безвоздушность и совершенно забыв о своем притворстве. Она осталась там одна, и уже спит, отдавшая мне всю нежность первой ночи и обманутая другим мной, который оставляет сейчас невидимые следы на мокрых камнях улиц.
    Возле фонтана я остановился и вгляделся в пустую улицу, эхо моих шагов еще раздавалось в голове, но вскоре смолкло, и в зеркале витрины магазина, я увидел себя. Слишком далеко чтобы различить лицо, но все-таки — это был я.
   
    Дни незаметно сгорали один за другим. Мы бережно хранили эти угли, чтобы в порыве снова раздуть их в пламя, не боясь обжечься: мы просто не думали об этом.
    Я не узнавал себя, маска надежно прикрыла меня как броня; я пытался вытравить из себя то последнее, что осталось от меня прежнего, и мне казалось это возможным.
    Это она сказала мне, что небо стало прозрачно-голубым и бесконечным для нас, и облака приплыли такими, какими мы запомнили их в детстве. Мы шли под ними взявшись за руки, оживляя в памяти картинки начала жизни, торопясь рассказать их, пока воспоминания не свернулись в себя.
    В ее детстве была мечта научиться летать, но со временем мечта стала затираться другими желаниями. Только во сне (но сейчас уже все реже и реже) она могла летать; легко отрываться от земли и устремляться ввысь, не боясь упасть; не боясь показаться смешной. Первый раз она училась держаться ровно и с трудом преодолевала резкие повороты, а иногда неподвижно зависала над землей, не в силах сдвинуться с места. Особенно страшно ей было пролетать над жалами шпилей — церкви пытались распороть ее тело. Но вскоре, в своих снах, она научилась вполне сносно летать, и любой, самый крутой вираж, пугавший ее раньше, она преодолевала с необычайной легкостью. Однажды, она взмыла на самый высокий шпиль в городе и ухватилась за него обеими руками. Шалость чуть не стоила ей жизни: она вдруг осознала, что не сможет оторваться; ужас охватил ее, и она, потеряв дыхание, упала вниз. Но не долетев нескольких метров до каменной площадки, внезапно обрела способность и спасла себя.
    Я слушал ее и чувствовал себя пристыженным. Мои детские мечты не были такими чистыми — я всегда хотел быть невидимкой. Подглядывать за другими, видеть их настоящих, неприкрытых своими масками. Масками улыбок, одежд, слов, жестов. Иногда мне хотелось оказаться в теле другого человека, совместив свой разум с чужим. Понимать поступки других людей и немного пожить их жизнью. Произносить слова их голосом. Сжимать в чужих руках незнакомые предметы. И видеть себя со стороны чужими глазами, ставшими на некоторое время своими.
   
   
    Потом наступили дожди. Я сидел дома, не видел ее: выжидал. Сквозь растекшееся стекло разглядывал прохожих с темными спинами под куполами зонтов и их мокрых детей, прыгающих через кипящие лужи.
    Телефон был под рукой, но я намерено терзал себя. Сомнения меня не покидали, я их гнал — они возвращались вдвойне. Я одевался и шел в шумное место. За столиком обязательно появлялся кто-нибудь с бесконечной, никогда не выслушанной до конца историей. Я угощал его, еще и еще — главное чтобы он не умолкал. Но это все же наступало и мне приходилось идти в другое заведение. Оканчивалось это все под утро, и я сидел в каком-нибудь баре, один в пустом зале и казалось, что буфетчик прожигал меня своим взглядом. Но все-таки это лучше, чем взгляд близкого человека. Они постоянно рядом и их взгляды режут вскользь, пытаясь проникнуть внутрь. Это неопасно, но в какой-то момент им все же удается влезть (чаще по моей вине — очередное откровение), и тогда они оставляют незаметные для них раны, с таким трудом затягивающиеся. Со временем они нагнивают и начинают выделять смрад: гнилостно-удушливый запах; этот запах отвлекает и пытается меня прикончить.
   
   
    Пожилая соседка снизу жалуется на меня. Она всем говорит, что я бужу ее по ночам своими шагами. Это так, в последнее время я не могу уснуть ночью. Я хожу по комнате, и вероятно, внизу ей все прекрасно слышно. Ей слышны мои шаги, но ведь она не может услышать моих мыслей, и она не может видеть ту фотографию, которую я случайно обнаружил в книге между страницами. И та девушка, на фотографии, была в тот день похожа на лесную фею; со своими каштановыми волосами и широкой улыбкой; она подбрасывала листья руками, листья медленно опускались вниз и накрывали ее волосы. И то кафе с синими скатертями в крупную клетку, и столик у окна, и репродукция Сезанна над буфетом у стены, и наклоненная вешалка у двери, и маленькая фарфоровая ваза с непременными искусственными ландышами. И авиабилет. И ожидание. И узкая черная лента возле улыбающегося рта. И теплая вода расслабляла и окрашивалась в малиновый. И потом пустота.
   
    Наши встречи возобновились, не выдержав я позвонил первым. Она ответила, что ждала. В тот же вечер мы сидели в кафе и лакомились горячим шоколадом. Теперь были фиалки, вместо скатерти — накрахмаленная кружевная розетка на черном полированном столе. Кафе спряталось в конце улицы, возле бывшей конной мельницы.
    Черный рояль улыбался своими клавишами, ожидая девяти часов вечера. В девять приходил пианист и начинался монолог. Старые стены окрашивались сочными звуками, ноты выплывали наружу из-под крышки рояля и заполняли собою раскрошившийся раствор в каменной кладке.
   
    Через четыре дня я увидел розы, подаренные мною, они стояли в высокой вазе на подоконнике. Бутоны чернели за молочными занавесками.
    Она варила кофе в маленькой кухне, я слышал стук посуды и шум газовой колонки. Я стоял возле окна и смотрел вниз на улицу. Шум на кухне смолк.
    О чем думала в этот момент она?
    О чем думал я?
    Если бы мы только хотели знать об этом.
   
    Я шел дальше, предложил зеленый. Она не решилась согласиться со мной. У нее вдруг возникла идея заменить цвет на настроение. Осенняя прохлада окрасилась зеленым и нам это понравилось. Небо над крышами принесло вкус чуть подгоревшего молока. Я положил бутоны на ее закрытые глаза и произнес: «Обратно». Она раскрыла рот и выдохнула. Я превратил ее в розу. Чтобы она не погибла, пришлось заботиться о ней; я увлажнял почву и цветочное дыхание учащалось. Потом она конечно же погибла и бутоны потеряли свою связь, и ее голова повернулась к моей, так сильно выделяясь на белой подушке. Я не заметил как поднялся вместе с ней и увидел сквозь окно два обнаженных тела, обнявшихся в белом сне.
    До хлопающей двери оставалось еще несколько шагов, но мне было тогда сложно сказать, сколько.
   
    Снизу кричала кошка. Она снова разбудила меня. Соседка запирает ее по ночам в ванной. Старуха нарочно громко ругается со мной по утрам, она думает что другие не догадываются о голодном животном в ее квартире. В следующую ночь я услышал как она ее успокаивала и протяжное завывание прерывисто хрипя, затихло.
    Я столкнулся с ней спустя день. Она показала мягкое тело на дне бумажного пакета и выдохнула мне в лицо: "Вот, посмотри что ты наделал! " Я взглянул внутрь, на меня смотрели две пуговицы, пришитые к морде серой кошки. Старуха недовольно стукнула меня по ноге палкой и бросила пакет в мусорный контейнер.
   
    Через некоторое время звуки из квартиры старухи стали повторяться, но к ним добавилось и еще что-то. Это было похоже на скрип, потом какое-то щелканье, еле слышное. Пытаясь разгадать, я прислушивался, но неизменно засыпал. Утром я уже не помнил о ночных звуках. Вечером поздно звуки повторялись. Я решил что старуха завела себе новое животное.
    Одним утром я ее встретил во дворе. Она прошла мимо меня. В ее руке был пакет, она шла из магазина. Сквозь белый пластик пакета просвечивалась коробка с детским питанием.
   
   
    Между тем дни шли. Мы с ней были неразлучны. Я приходил уже без предупреждения, отпирая дверь своим ключом. Часто она была уже в постели и спала. Я раздевался и ложился рядом.
    Иногда я просыпался раньше и незаметно покидал ее, оставляя на смятой подушке цветок или карточку с адресом кафе и временем встречи на оборотной стороне. Мы договорились не звонить друг другу. Если она не приходила в условленный час, то я появлялся на следующий день.
   
    Время сбилось в плотную массу и уже не пугало своей тягучестью. Мы были каждый сам по себе, и того, что мы знали друг о друге, было вполне достаточно.
    Я понимал, что скоро это должно закончиться, и кто-то не выдержит, и продолжения уже не будет; появятся двое других и они все испортят. Станет так запутано и банально, скучно и тошно от лжи. Этих двоих мгновенно оближут гримасы их друзей, лапая и пачкая своими грязными языками.
    Каждый вечер я висел на минутной стрелке настенных часов, замедляя их движение. Потом я разбил часы и выбросил их. Тиканье прекратилось и стало легче.
   
    Я пришел к ней ночью. Она спала. Я откинул одеяло и на меня пахнуло горячим телом. Она ждала меня. Я стоял над ней и пытался запомнить ее. Произнеся ее имя, устыдился ее наготы.
    У двери на меня глянул незнакомый человек. Он прошел мимо зеркала и вышел вон. Он стучал по каменной лестнице твердыми каблуками туфель, торопясь покинуть этот дом. Дверь со скрипом открылась и выпустила его наружу.
   
    * * *
   
    Девушка проснулась от холода и тут же вздрогнула от громко хлопнувшей внизу двери. Она натянула на себя одеяло и вдруг увидела на подушке ключи. Отбросив одеяло, подбежала к окну и посмотрела вниз. Там внизу, по стене дома двигалась тень. Девушка слышала звонкие шаги. Она беззвучно шевелила ртом и считала их. Но вот, вскоре они стали не слышны и из ночного неба упала первая капля дождя.

 




комментарии | средняя оценка: -


новости | редакторы | авторы | форум | кино | добавить текст | правила | реклама | RSS

26.03.2024
Итальянского певца Pupo не пустят на фестиваль Бельгии из-за концерта в РФ
На сцене Государственного Кремлевского дворца 15 марта состоялся концерт «Большой бенефис Pupo. В кругу друзей» с участием известных российских артистов.
26.03.2024
Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.
25.03.2024
Кастинг на фильм про Жириновского возобновят из-за ареста Кологривого
Андрей Ковалев уточнил, что съемки фильма затормозились и скоро будет объявлен новый кастинг.