Книжный магазин «Knima»

Альманах Снежный Ком
Новости культуры, новости сайта Редакторы сайта Список авторов на Снежном Литературный форум Правила, законы, условности Опубликовать произведение


Просмотров: 797 Комментариев: 0 Рекомендации : 0   
Оценка: 6.00

опубликовано: 2009-01-28
редактор: Алекс Бамбино


Оборотень | Jean | Мистика | Проза |
версия для печати


комментарии автора

Оборотень
Jean

Светлой душе моего брата Владимира
   
    Волк объявился в округе под рождество. Лесник Егор Думнов встретился с ним на старой просеке неподалеку от дач. Волк был на редкость большой и тощий. С минуту они смотрели в глаза друг другу. И нельзя было понять: страх или вражда горели в серых, будто стеклянных, светящихся глазах зверя. Егор был без ружья. Разошлись мирно.
    В тот же день в зимовье лесника зашел Иван Родионов, писатель, живший с осени на одной из дач. Иван выглядел плохо. Исхудал, в глазах — неизбывная тоска. Джек, пес лесника, не узнал его. Чуть не захлебнулся собственной яростью, лая на гостя.
    Иван пробыл у лесника недолго. Даже ледяная короста на небритых щеках, усах и бороде не растаяла. Только сообщил, что видел волка. А уходя, в сенях уже, предупредил: ты, мол, Егор, в лес без ружья не ходи...
    А сам-то как без ружьишка? — поинтересовался Егор, которого тронула забота этого нелюдимого парня, видно, таившего в себе какое-то горе.
     — Нельзя мне, Егор, ружье-то дома держать, — сказал Иван. — Бывает, такая тоска заберет, даже разум мутится. А я книгу пишу. Мне ее обязательно дописать надо...
     — Ну, ну, — понимающе покачал лохматой головой Егор, сам знавший каково быть одному — с тех пор, как прошлой осенью похоронил свою жену Анну: — А об чем пишешь-то?
     — О, отец, — Иван взялся за дверную скобу. — Это длинная история. Как от природы неплохой, яркий, но очень гордый человек решил, что ему все дозволено. Но однажды ночью случилось с ним нечто необъяснимое... Ладно, Егор, пойду я...
     — Гордый, говоришь? — хотелось поговорить Егору с редким гостем. — Ее, гордыню-то, завсегда в узде держать надо. Не то вырвется зверем-то, и хана человеку...
    И потому, как вздрогнул, резко обернулся к нему Иван, понял, что сказал хорошо. У писателя даже глаза огнем полыхнули. Да ты, говорит, Егор, сказал сейчас все, об чем я пишу. Рванул дверь и выскочил из избы как угорелый.
   
    * * *
    Волк бежал по зимнику через заснеженный луг к реке. Ночь была морозная, лунная. Шерсть волка играла заиндевелыми искрами. Кругом снега, везде мертвая тишина да мохнатые кустики, по которым проходил зимник.
    Одолев снег реки, волк поднялся по спуску и вышел на трассу, уходящую в райцентр. Дорога поблескивала свежим двойным следом, оставленным машиной. Несколько мгновений волк стоял неподвижно, озираясь и принюхиваясь, потом поднял морду, окутанную паром, к луне и взвыл. Волчий вой, в котором клокотала темная ярость страха, высоко повис, и угрюмо стал растекаться окрест...
     — Папа, это волк? — спросил мальчик, испуганно прижимаясь к мужику, шедшему по старой просеке в сторону дач. А маленькая девочка, которую мужик нес на руках, при слове «волк» стала тихонько плакать...
     — Ничего, — пробормотал мужик в поседевшей от инея собачьей шапке. — Скоро придем... Печку затопим, елку поставим... Вон их сколь — руби, не хочу... Ну-ка передохнем маленько. Оп-па...
    Мужик опустил девочку на снег, и ее тотчас обнял, прижал к себе мальчик. А мужик достал из кармана полушубка бутылку, зубами вытащил пробку и сделал из горлышка несколько громких глотков. В нос волка, нагнавшего приезжих, ударил запах водки. Такой же ненавистный, как запах псины, исходивший от большого двуногого. Светящиеся глаза волка сузились. Двуногий в собачьей шапке пугал его и будил в нем слепую ярость.
    И когда приезжие снова двинулись по просеке, волк с подтянувшимся голодным брюхом побрел за ними, держась леса.
    Мужик с детьми остановился у крайней дачи — щитового домика рядом с черной цистерной, лежащей в снегу. Тихо матерясь, с трудом открыл висячий замок. И все трое вошли в темное, промерзшее помещение.
    Волк, стоявший у цистерны, вытянул шею — ждал, что засветятся щели в ставнях и потянет дымом из печной трубы. Тишину мертвого поселка нарушал лишь мороз, бухая выстрелами в деревянных постройках.
    Вдруг дверь дома со скрипом открылась, и на улицу вывалился мужик в расстегнутом тулупе и с вытаращенными глазами...
     — Папа, папа! — закричали в доме дети.
     — Скоро я... — бормотал двуногий, поворачивая ключом в замке. — Щас, только елку где срублю...
    Потом двуногий побежал к просеке, петляя и жутко оглядываясь, как зверь, убегающий от своры собак. Высунув сухой, горячий язык, за ним потрусил волк.
     — Курва... — доносилась до волка ругань убегавшего. — Ведьма!.. У-у-у... — вдруг взвыл двуногий и замер, оглянулся на дачи, слышно было только его хриплое отравленное дыхание...
    С высоты смотрела бездонная и страшная черная пустыня с замерзшей луной. Хмурые ели и сосны отбрасывали на снег темные неподвижные тени. Будто ждали — как поступит сейчас человек. Тот, взвыв, опять пустился бежать по направлению к трассе. Но лес будто не хотел отпускать его: двуногий споткнулся и рухнул в снег...
    Волк остановился; сдерживая ярость, смотрел на лежавшего — лежачего не бьют.
    Тот поднялся не сразу. Перевернулся на спину и жадными глотками допил водку. Пустая бутылка, посвистывая, полетела в кусты, чуть ли не в морду волка...
     — О, е... — выругался двуногий. — Чего это я? Улики разбрасываю...
    Вскочил, бросился к кустам.
     — Если что... — ползая в снегу, бормотал он пьяно. — Убью... Все отдал!.. Дом? На. Машину? На, подавись... Все бери, курва... Теперь вот детушек... Ну ничего... Ничего. Теперь одной веревкой повязаны... Ага, вот ты где...
    Двуногий сунул бутылку в карман и побрел к трассе, что-то напевая с пьяным равнодушием.
    Его машина стояла на обочине. Он открыл дверцу и хотел было сесть в машину, но вдруг на грудь ему прыгнул огромный волк.
   
    * * *
   
    Егора, спавшего на остывающей печи, разбудил лай Джека. С вздыбленным загривком собака бросалась на дверь. И в следующее мгновение, будто кто бритвой по спине провел: чуть ли не под окном взвыл волк!..
     — От, сволочь, — придя в себя, выдохнул Егор — Пугать, значит... Ну, дак теперь отвоешься...
    И еще раз отругал стервяка, но покрепче. И это как будто придало ему злости и храбрости. Ощупью привычно спустился с печи. Не запалив лампы, впотьмах, сел на скамейку, сунул ноги в валенки. Правая нога со старой военной раной, как назло, одеревенела...
     — Да уймись ты! — прикрикнул на Джека. — Чего панику сеешь...
    Надев ватник, Егор снял со стены двустволку, нашарил в ящике стола коробку с патронами. У оконца, разрисованного морозцем, зарядил ружье патронами с картечью. Картечь берег для лисы, волков-то здесь сроду не бывало, и вот пригодились, кха...
    Унимая колотун, Егор посидел на скамейке и как в атаку пошел. Толкнул дверь, вышел в сени и... оцепенел: волк — елки — моталки! — тяжело царапал когтями наружную дверь... Со страху Егор навскидку выстрелил в дверь...
    От выстрела он оглох и ослеп — будто сени снесло к черту. В кислом пороховом дыму нащупал запор, откинул его, открыл дверь и чуть не задохнулся от свежего воздуха с крепким морозом, ударившего в лицо. То, что он увидел, походило на чудо. Волк не убежал, а стоял у штакетника, шагах в пятнадцати от него и, как давеча на просеке, смотрел ему прямо в лицо. Выстрел опять оглушил. Опустив стволы, Егор с пронзительной радостью увидел: волк лежал, вытянувшись, у забора. Большой лежал. Будет что потом вспомнить...
     — Ну, что ты, дурень, в ногах-то путаешься, — пожурил странно притихшего Джека Егор, перезарядил ружье и, прихрамывая, пошел к добыче, поскрипывая по снегу валенками.
    Но чем ближе он подходил к темневшему на снегу волку, тем больше росла в нем уверенность, что он продолжает спать на печи и видит сон: у забора лежал не волк, а... голый бородатый человек. А неподалеку от него — лохматая шапка-ушанка...
    Егор перекрестился, хоть в Бога не верил, тоскливо посмотрел на луну, у которой вдруг выросли уши...
     — Егор... — вдруг кто-то тихо позвал его. — Это я, Иван...
    Одним рывком достиг Егор лежавшего, упал на колени.
     — Ваня, ты? Как же это? Я ить в волка стрелял... Я щас, Ваня, щас...
     — Егор... — прохрипел Иван, зажимая кровоточащую рану на груди. — Не суетись... Послушай. Там на даче, у цистерны, дети... Мальчик и девочка. Дети, Егор... Беги к ним, не то замерзнут... — Иван закрыл глаза, на его губах пенились кровавые пузыри...
     — Какие дети, Ваня? — позвал его лесник, ополоумев от горя. — Ты это, сынок, за шею меня держи... Я санитаром был... Все сделаю...
     — Не надо, — рука Ивана бессильно упала в снег. — Поздно. Помни: ты стрелял в волка... И не казни себя... Я сам этого хотел... Сам... Там, рукопись на столе... Возьми ее. Прочтут — оправдают... А того... у машины... я убил. Дети! — вдруг рванулся Иван. — Дай мне лыжи! Лыжи дай!.. — и замер, обмяк, глядя в звездное небо широко раскрытыми глазами.
   
    * * *
   
    Следователь районной прокуратуры Лир зашел в тупик. Егор Думнов утверждал, что стрелял не в человека, а в волка. Психиатрическая экспертиза показала его полную вменяемость, но психиатры не исключали временного умопомрачения на момент убийства Родионова. Думнов был непьющим. Об этом знали все — от районного начальства до браконьеров. Среди последних у Думнова могли быть враги — лесник он был неподкупный. Но какой мотив стрелять в Родионова? В писателя с неудавшейся судьбой? О нем сам Егор не мог рассказывать без слез. Уверял, что только благодаря Ивану, дети были спасены. Потому что он, будучи волком, сам подставил свою грудь под выстрел. Выходило, что Родионов был оборотнем. И только, умирая, вновь стал человеком по облику. Словом, чертовщина какая-то, полный бред!
    Между тем Родионов с простреленной грудью лежал у лесника, голый (одежду не нашли ни в лесу, ни у лесника), прикрытый тулупом. Убит он был из ружья Думнова. Скорее всего он и разбудил ночью лесника, сообщил о детях (а кто же еще?). Но тогда почему, почему он сам-то, живя в трех шагах от дачи, где замерзали дети, не попытался даже сбить замок, а понесся за десять верст по снегу, да еще без лыж, к леснику? По словам Думнова, в тот день Родионов приходил к нему дважды. Сперва, чтобы предупредить о появлении волка, а потом — ночью... Однако следов второго прихода Родионова к леснику криминалисты не обнаружили. На метле что ли прилетел! Зато двор лесника был буквально истоптан волчьими следами, не считая следов, оставленных лесниковой собакой. Волчьи следы были на редкость большими. Кровь на снегу, много крови. Где же волк? А шапка? Кто принес леснику шапку Сагдинова, которому зверь вырвал глотку?
     — Итак, что мы имеем? — Лир затушил сигарету о пепельницу с головой Мефистофеля. — Сагдинова загрыз волк. Думнов говорит, что эта, мол, гнида завезла ребятишек на смерть. Похоже на то. Не на пикник же он их привез глубокой ночью в такой сильный мороз. Машину оставил на дороге. Не хотел наследить? Когда Егор нашел детей, мальчишка лежал синий, обняв сестренку, которую накрыл своей одеждой. Похоже, сожительница Сагдинова что-то знает. Но темнит. Нервничала. Что и говорить, красивая баба. Но похоже, стерва еще та. Когда узнала, что Сагдинов погиб, глазом не моргнула. Ушла в приподнятом настроении. Даже не спросила — как дети и где они. Оно и понятно. Чужие ребятишки ей ни к чему. Сагдинов отписал на ее имя и дом, и машину. Зачем это вдовцу? Видно, Думнов прав: хотел угодить бабе. А та, обнаглев, потребовала уже нечто чудовищное...
    Лир поморщился. На своем веку он повидал, конечно, и не такое. Человек, потерявший совесть, страшнее лютого зверя. А бабу, как говорят в народе, черт золотом сманил. Но попробуй, докажи вину! Сагдинов мертв. Родионов тоже. А в сказки об оборотнях Лир, конечно, не верил...
    Лир почувствовал, что у него едет крыша от этого, простенького, на первый взгляд, дела.
    Машинально он стал перелистывать рукопись Ивана Родионова «На дороге ввысь или История одного превращения».
    * * *
    Фантастическая история, написанная от лица «Р», была не нова. Но сам процесс превращения героя в волка был описан с такой потрясающей достоверностью, что создавалось жутковатое впечатление, будто автор на самом деле был волком. Или, по крайней мере, жил некоторое время в волчьей стае, ну, как Маугли. Лир даже нюхал листы рукописи, и бумага, как ему казалось, тоже пахла псиной. Впрочем, псина била в нос и на дачке, где жил Родионов. А пол ее был усеян собачьей шерстью...
     — Или волчьей? — лукаво подмигивал выпуклый каменный глаз Мефистофеля. — Ведь у Родионова собаки-то не было. Как и у прежнего хозяина дачи. Откуда, мол, шерсти там взяться?
    Лир перевел взгляд на зарешеченное окно кабинета. Уже стемнело. Люди готовились к встрече Рождества. А он тут с чертом... Лир перевернул страницу Ивановой исповеди. «...Виной всему была моя гордыня, — писал Родионов. — Гордая моя душа стремилась к свободе, но с каждым днем я убеждался, что из меня никогда ничего не выйдет. Душа моя рвалась обнять всю природу, а я уныло ходил на службу, варясь среди людей в вареве из пошлости, мелких подлостей, зависти. Душа моя ссыхалась. Я хотел возненавидеть людей, но просто стал презирать их. Ненавидеть я стал самого себя — за мелкость. И мало — помалу ушел в подполье собственного «я». Что мне оставалось? Только мечтать. И я стал писать по ночам книгу, от которой бы, как я мечтал, сотни людей, пораженные истиной, упали бы ниц и в благоговении лежали бы, как мертвые...».
    Дальше давался беспощадный самоанализ. Лир всю эту лирику перелистал. «Я жестоко наказан! — писал Родионов на последней странице. — Добрый по природе, я озлобился. Но мне ли, испуганному, быть волком! И надо ли говорить о том, какой ужас охватил меня, когда однажды, проснувшись ночью, я увидел на своей руке густую шерсть, а на пальцах, — на моих тонких пальцах! — острые когти... Беда заключается в том, что с течением времени светлые часы, когда я вновь становлюсь человеком по облику и по мыслям, бывают все реже. Сегодня я чуть было не напал на лесника, добрейшего, честного Егора. Чудом разошлись мирно. Но скоро — я это знаю! — память о прошлом оставит меня, а человечье во мне исчезнет. Я забуду свою жену, своего ребенка, которым не дал ничего, кроме горя. Я забуду мою мать, моего отца, родину. И тогда я стану только волком. Жестоким и кровожадным. Но я не хочу этого!.. Не хочу!»
    В этом месте рукопись обрывалась. Лир взглянул на часы, открыл сейф, положил в него рукопись и тут его взгляд упал на пакетик с шерстью, которую он взял при осмотре дачи Родионова, так на всякий случай. Он закрыл сейф, снял с вешалки пальто. Но вдруг, точно под гипнозом, неожиданно для себя набрал номер телефона морга и попросил патологоанатома срезать прядь волос с головы Ивана. Для идентификации, сказал он. Положил трубку. И почувствовал на себе чей-то взгляд. Когда он резко обернулся, то ему показалось, что Мефистофель, ухмыляясь, одобрительно покачивает рогатой головой...

 




комментарии | средняя оценка: 6.00


новости | редакторы | авторы | форум | кино | добавить текст | правила | реклама | RSS

26.03.2024
Итальянского певца Pupo не пустят на фестиваль Бельгии из-за концерта в РФ
На сцене Государственного Кремлевского дворца 15 марта состоялся концерт «Большой бенефис Pupo. В кругу друзей» с участием известных российских артистов.
26.03.2024
Русский Прут. Красную армию не остановил даже «майор Половодье»
Гитлеровские войска от русских прикрывали не только грязь и бездорожье, но и шесть (!) рек — Горный Тикеч, Южный Буг, Днестр, Реут, Прут, Сирет. В течение месяца эти реки были одна за другой форсированы частями 2-го Украинского фронта.
25.03.2024
Кастинг на фильм про Жириновского возобновят из-за ареста Кологривого
Андрей Ковалев уточнил, что съемки фильма затормозились и скоро будет объявлен новый кастинг.