Альманах «Снежный ком»

www.snezhny.com



Вольфрамовая нить. Пролог. | Каштан | Повести |

Вольфрамовая нить. Пролог. - Каштан

Памяти моего командира, Миши Нестерова.

Медведь! Я виноват перед тобой. Виноват не делом, и даже не словом, а мыслями. Там, где ты сейчас находишься, ты, может быть, понимаешь о чём я… Прости. Я глубоко раскаиваюсь.
Но даже если ты меня простишь, я-то себя не прощу. А потому: «Смотрите, о волки!»...

А также

За всех вас,
Которые нравились или нравятся…
В.Маяковский

ПРОЛОГ

Я вышел из здания бассейна и, словно бы между прочим, бросил взгляд на стоящую рядом двухподъездную четырёхэтажку белого кирпича. С низкого свинцового неба падали липкие хлопья снега и покрывали слякоть на дороге тонким белым слоем. «А может не стоит?» — задал я сам себе вопрос, хотя в глубине души уже всё решил миг назад. Вздохнув, я ступил в серую хлябь снежной каши и направился к четырёхэтажке, где когда-то был мой дом…

Мой дом… Вслушайтесь, вдумайтесь в это выражение: мой дом. Теперь у меня нет дома. Вот уже скоро год, как его нет. Время лечит, я знаю. Время залижет и эту мою рану, но рубец — страшный, уродливый рубец через всё сердце, — останется навсегда. Время лечит, да, но вот только хватит ли его в отпущенном мне сроке земной жизни?

Господи! Ну почему!? Ну почему только когда я что-то теряю, приходит осознание того, сколь значимо было это что-то?

Небеса над моей головой хранили молчание.

«А вдруг сейчас кого из соседей встречу? — подумал я, нажимая кнопки кода на дверях подъезда. — Впрочем, к чёрту. Мне с ними детей не крестить».

Ряды голубых почтовых ящиков на лестничной площадке между первым и вторым этажами и среди них — мой, с намалёванным на нём белой краской цифрой 22.

Когда я подошёл к дверям своей — ха! своей бывшей, будет правильней сказать, — квартиры, за соседней дверью залаяли собаки: две лайки дяди Вити. «Как в старые добрые времена», — с горечью подумал я.

Мягко повернулся в замке ключ, и я переступил порог жилища, которое покинул десять месяцев назад. Дверь захлопнулась за моей спиной и в следующий миг я захлебнулся затопившей меня тишиной и прошлым, своим собственным прошлым, которое протонами и нейтронами вращалось вокруг атомарных ядер тишины.

Около минуты стоял я не шелохнувшись, невидящим взором уставясь в виднеющийся в конце коридора, в дверном проёме, угол большой комнаты и внутренне напрягшись, как натянутая струна: мне всё казалось, что вот сейчас она выйдет из маленькой комнаты, подойдёт и встанет напротив, робко улыбаясь и ожидая, что я обниму её. Но никто не вышел и я, сделав над собой усилие, нагнулся чтобы расстегнуть молнию на сапогах.

Разувшись, я обошёл квартирку и любая вещь, — от мягкой мебели в комнатах, до держателя туалетной бумаги в туалете, — выдёргивала из глубин моей памяти на поверхность сознания какой-либо эпизод тех дней, когда у меня был свой дом.

Придвинув в маленькой комнате кресло к стене напротив окна, я сел в него. «Мы когда-то жутко спорили по поводу покупки набора мебели, в который входило это кресло, помнишь? Я хотел с подлокотниками под кожу, а ты вот этот, который стоит сейчас в квартире. Я тогда уступил тебе, а через пол года диванные боковушки стали как бы отваливаться своей верхней частью от самого дивана, потому, что крепились к нему только тремя болтами около самого пола. А ещё вскорости начали отваливаться деревянные реечки, поддерживающие фанерное днище. Как я тебя тогда ругал за то, что мы купили это набор! А по сути моей вины в этом было ничуть не меньше, ведь я, так же как и ты, не усмотрел все эти минусы покупаемой мебели. Теперь вся та суета вокруг дивана кажется такой нелепой, такой незначительной... Э-эх».

Зачем же я пришёл сюда? Заниматься самобичеванием, вызывая образы прошлого? Да не похож я вроде на мазохиста, а с другой стороны… А с другой стороны ведь считал же я, что никогда не окажусь в такой ситуации, в какой оказался минувшей осенью. Более того, был уверен, что уж кто-кто, а я никогда не попаду в такое положение. Ан нет, перехлестнулась верёвочка моей жизни и затянулась таким тугим узелком, что мне ни руками, ни зубами его не развязать стало, а лезвием полоснуть — духу не хватило. Так и остался этот узелок окаменелой горошиной на нити моей судьбы. Я это к тому, что пути Господни неисповедимы и порой ты считаешь так, да на самом-то деле оказывается этак.

«Когда же всё это началось? Когда? — спрашивал я сам себя, сдавив лоб ладонью. — Тогда, на набережной Невы перед ЗАГСом? Или когда Наташка позвонила в дверь моей квартиры, через два года после своего замужества? Или когда я позвонил ей в 11-ом классе? Или…» Нет, всё началось даже раньше моего рождения, всё началось гораздо раньше. Всё началось давным-давно, когда Бог создал Адам и Еву. Но раньше Евы была Лилит…